– А зря мы летели – на поляне туман и ничего вы не увидите.

Дотошкин даже наклонился вперёд, чтоб лучше видеть, но было понятно, что вся поляна укрыта белым облаком. Он снял с груди захваченный им бинокль, приложил к глазам окуляры, но увидел лишь белое мерцание.

Тут он услышал за спиной голос академика Сергеева, который стоял в дверях кабины и тоже смотрел на поляну:

– Сергей Сергеевич, не позволите ли и мне глянуть в бинокль?

– Возьмите, только ничего не поймёте. Из-за тумана ничего не видно.

– Э-э, не скажите, Сергей Сергеевич. Это многое поясняет, – ответил Сергеев, внимательно глядя на проносящуюся глубоко внизу белую поляну. – Давайте попробуем пролететь ниже и не по центру поляны, а вокруг неё, не ударяясь в этот туман, разумеется. Его мы не пробьём, как я понял.

Вертолёт перелетел через поляну и, развернувшись, направился вокруг неё. Благодаря такому полёту, все учёные могли наблюдать и фотографировать белый купол через иллюминаторы.

После второго круга академик Сергеев сказал, что можно возвращаться в Москву, так как ничего больше того, что увидели, уже нечего ожидать.

– И что вы скажете по этому поводу? – спросил Дотошкин, перебравшись из кабины пилотов в салон и сев рядом с Сергеевым.

– Первое, в чём я теперь убеждён, это то, что наш коллега Наукин расположился здесь и, как видно, основательно и надолго. Мы, мне думается, нашли ключ к разгадке его изобретения, но не знаем, где находится дверь, которую можно открыть этим ключом. Точно как в сказке о золотом ключике. Нам нужна черепаха Тортилла, которая бы помогла подсказать, где эта дверь.

Генерал Дотошкин насупился и потому, что не настроен был шутить, и потому, что не помнил подробностей сказки о Буратино.

И радость и разочарование

В широкий двор детского дома со всех сторон сбегались дети. Это были и малыши чуть ли не пятилетнего возраста, и ребята, над губами которых начинали проступать усики. Но даже девчата, подумывавшие о ребятах, как о возможных для них мужьях, и те, вопреки должной степенности и строгости, бегом бежали, узнав о появлении у них Зивелеоса.

Николай наблюдал за сбором, отмечая про себя, что малыши грудились кучками, но многие из них прижимались к большим девочкам, которые, как было заметно, опекали их. С некоторыми в центре оказывались и мальчики. Дети повзрослее тоже держались отдельными группами. Среди них деловито и быстро ходил Конопатый, отсылая ребят парами на посты, о которых говорил Николай. Его слушались беспрекословно. Это был высокий русоволосый парень с большими карими глазами и бессчётным числом мелких конопушек на лице, из-за которых он и получил прозвище Конопатый, что его вовсе не смущало и не мешало всеми командовать.

Гаврош не начал ещё по-настоящему расти, но шустрости его, подвижности и весёлости можно было позавидовать. Кто и почему прозвал мальчугана по имени Петя Гаврошем, Николай не успел узнать, отправляя его сюда из Москвы, но ему при первой же встрече показалось, что этот мальчик и правда похож на маленького героя романа Виктора Гюго, и встреча с ним первым во дворе доставила журналисту большую радость. Его Николай и попросил быстренько доложить о жизни детского дома, пока все собираются.

Вслед за ребятнёй из четырёхэтажного здания школы появились преподаватели, сразу же принявшиеся за организационное построение детей по классам и не решавшиеся почему-то подойти к Зивелеосу. А Гаврош докладывал:

– У нас всё идёт хорошо. Кормёжки хватает. Телевизоры смотрим каждый день. Старшеклассникам поставили в класс компьютер. У директора новая машина. У завхоза тоже ещё одна. Обещают скоро купить автобус и возить всех на экскурсию. Драк почти не бывает. Конопатый придумал тех, кто начинает драться, ставить к позорному столбу, который он нашёл на стройке и поставил на первом этаже школы в коридоре, чтобы все видели. И надпись сам придумал «Позор не столбу, а тому, кто как столб не понимает, где находится и как себя вести». Я тоже там стоял однажды – очень неприятно.

– А ты дрался что ли?

– Было такое. Правда, мы потом поменялись местами с Перекладиной.

– С какой Перекладиной?

– Да это парня у нас так зовут Перекладиной за то, что он худой и длинный, как перекладина турника.

– Так ты его побил?

– Не то чтобы побил, а подрался с ним, за то, что он Катю довёл до слёз, обзывая глупой капустой. Она же не виновата, что такая полная и плохо учится. Её родители били по пьянке, и иногда не разрешали даже в школу ходить. Потом она вообще от них сбежала. Так чего смеяться? Вот я и дал ему под дых так, что он чуть не задохнулся. Откачали его. Конопатый не разобрался и меня к столбу поставил. Позже узнал от Катьки, в чём дело, и поставил Перекладину вместо меня, но мне наказал в следующий раз не силой, а словом побеждать.

– Да-а, – протянул Николай, – силён у вас Конопатый.

– Ещё бы. Его и учителя слушают, такой он у нас авторитет. Но я, наверное, пойду. Мне тоже со своим классом строиться надо.

Подбежали Глухарь и Конопатый. Доложили по всей форме:

– Товарищ Зивелеос, посты расставлены.

– Посторонних в республике «Зивелеос» ни в помещениях, ни на чердаках нет. Можно нам в строй?

– Становитесь, – улыбнувшись, сказал Николай.

К нему подходил директор детского дома и заместитель по воспитательной работе. Николай отключил защиту, снял шляпу, очки, усы и поздоровался с руководителями за руку. Затем повернулся к детям и громко (ларингофон продолжал работать) сказал:

– Здравствуйте, ребята! Я с вами! Ура!

– Ур-ра-а! – раздался дружный хор.

И Николай выступил с речью:

– Друзья! С некоторыми из вас я разговаривал, когда мы только начинали создавать эту республику. Но я впервые выступаю перед вами всеми. И я счастлив, что нам с вами удалось создать нашу республику, которую, как мне сказали, вы назвали именем Зивелеос. Но, честно говоря, не то важно, как называть себя, а то, как вам живётся в этой республике и как вы будете жить дальше. Я очень надеюсь, что все вы станете честными людьми и научитесь помогать всем детям не только нашей страны, но подумаете и о детях, которым живётся плохо в других странах. Мир ведь создан на земле для всех людей. Конечно, все сразу не могут стать счастливыми. Но если всем захотеть, если не думать только о себе, то можно сделать так, чтобы все были счастливы.

Вы, конечно, знаете, что у меня есть особая сила. Но я пользуюсь ею не для того, чтобы набить себе карманы золотом. У меня нет своей машины. Нет своей дачи. Нет даже своей квартиры, в которую я мог бы пригласить сегодня гостей. У меня, как и у многих из вас, нет родителей. Вы для меня самые родные. И я сделаю вас счастливыми. У вас есть сегодня еда, есть учебники, чтобы учиться, будут на днях всех компьютеры. Это обещаю вам я, Зивелеос!

– Ур-ра-а! – опять разнеслось по двору.

Николай поднял руку, призывая к тишине:

– Мне хочется, чтобы вы все помогали в этом. Вы сами должны решать вместе с руководством детского дома, куда расходовать деньги, которые вам перечисляют по моему требованию те люди, что сумели ограбить наш народ. Мне кажется, вам нужно избрать совет республики, председатель которого будет иметь право подписывать документы по расходованию денег в графе «согласовано», чтобы вы все знали, сколько у вас денег и куда они идут. Согласны?

– Да-а-а! – закричал дружный хор.

– Я думаю, что у вас найдётся и умный председатель совета, которому вы будете доверять.

–

Конопатый, Конопатый, – донеслись голоса

– Может быть и Конопатый. Это вам решать. А сейчас, к сожалению, мне надо покинуть вас, так как много ещё дел, и, вижу, меня срочно просят ответить по мобильному телефону.

– Ур-ра-а-а! – понеслось по двору.

Николай взял из кармана телефон и приложил к уху.

Звонил Тарас Евлампиевич, требуя немедленно всё надеть и включить защиту.

– Я слышал, – говорил он, – что там обеспечена детская охрана, но ты, Николай, не всё знаешь. К нам только что прилетал вертолёт и не случайно, а специально для зондирования обстановки. Они знают, где мы. Имей это в виду и срочно возвращайся. Надо всё обсудить. Учти, что разговор этот не только для нас.