– Ты не исправим. Не думаешь, что тебя просто дома хотят видеть?

Последние слова Джим словно не услышал, Ральсель знал, почему: с тех пор, как они познакомились, а это было тогда, когда парень принял чёрную магию, поссорившись с семьёй, многое переменилось и Джим потерял ощущения дома. Возможно, навсегда.

В то время он был шестнадцатилетним мальчишкой, которому пришлось взрослеть вдали от родных. И со временем его стали посещать тяжёлые мысли и выводы:

«В семье не без урода, да? Слушай, Раль, я слышал, что магия обрекает на одиночество. Однако не она меня изменила, я сам виноват. Но не могу чувствовать иначе – я чужой там».

– Я знаю Розу! – зашептал Джим. – И она совсем не сентиментальна.

«Ничего страшного, что я вас слышу?» – судя по голосу, Роза сдерживала или злость, или смех.

Джим сбросил звонок.

– Езжай домой, – попросил Ральсель, выходя из квартиры. – А потом живо ко мне!

Дом пах сандалом и лаком для дерева. Тёплый, уютный, чистый и просторный. Всякий раз он встречал Джима теплом и лёгкостью. Чтобы не происходило, а дышалось там, становилось легче.

Джим и сам уставал от того, что нечто невыразимо мучительное пробуждалось в нём под этой крышей и гнало прочь. Но в гости он приходить мог, и даже улыбаться, вспоминая детство, касаясь знакомых стен, лестничных гладких перил, узорных дверных ручек.

– Правда, можно?

Джим поднялся на чердак и смотрел на пустое помещение с косыми стенами, освещаемое через узкое длинное окно золотистыми потоками света.

– Всё для тебя, – великодушно развела Роза руками, лукаво улыбаясь и прикусывая губу. – Ну, или для Ральселя, а то его кондратий хватит. Помочь вещи перенести?

– Нет, я сам, там ящики тяжёлые.

– Как знаешь, – подошла Роза к окну и взглянула вниз на грузовик. – Выходит, чаще появляться теперь будешь?

– Нет, там ничего такого, что в скором времени понадобиться может, да и в гараже всё самое необходимо-дорогое лежит.

Джим уже спускался вниз и не видел, как во взгляде Розы промелькнуло разочарование и грусть.

– Но я могу зайти на чай, – вдруг поспешно вернулся он, чем сумел застать Розу врасплох и увидеть её неожиданно хрупкой, растерянной, с некой беспомощностью и надеждой в широко распахнувшихся глазах. Внутри у Джима потеплело, захотелось её обнять, но он лишь смущённо договорил: – Если спечёшь пирог с черносливом…

И ему ответ прозвучало тихое и лёгкое:

– Хорошо.

========== Коробочка с крестиком ==========

Джим смотрит на ветхие стены чьего-то брошенного жилища и молчит, изучая сеточку трещин в заплесневелой стене.

Свет фонаря, падающий на шаткий трухлявый пол, едва достаёт до его кроссовок. Но и этого хватает, чтобы девушка, стоявшая позади, могла видеть чёрную подошву белой, выпачканной кровью, обуви.

– В лужу встал, – шепчет она, стараясь самой ничего не задеть и не наступить на тонкие дорожки остывшей крови, что узорами вен расползлись по полу.

– Тихо, Малика, – голос его звучит глухо, и что-то нереальное слышится в нём, будто всё происходит во сне.

У Малики по спине пробегает холодок. Она послушно замолкает, мешать Джиму сейчас нет никакого желания. Только глаза её, цвета молодой листвы, разгораются, как два уголька.

Ей хотелось взглянуть… Дар видеть чужую силу, много раз выручал её, но сейчас служил любопытству.

Она видела Джима чёрным силуэтом с одной лишь серебристой искрой где-то у сердца. Красные тёмные всполохи маками распускались в его ауре, от которой во все стороны тянулись полупрозрачные щупальца тьмы, которые оплетали и его самого, хаотично пронзая тело и оставаясь внутри или появляясь, множась, с другой стороны.

Его словно накрывала волна с бушующими в ней тварями, мельтешащими, словно насекомые. Становилось страшно от чувства, что эта «волна» перестанет поглощать мага, отпускать его, затем снова накрывать с головой, опадать к его ногам и подниматься выше, будто закрывая его лепестками невиданного цветка. Чувство, что вот-вот эта стихия хлынет во все стороны, снеся всё на своём пути, было почти физически ощутимым.

И что-то ещё, там, в глубине этой тьмы, заинтересовало Малику, хоть и внушило ей ужас. Она присмотрелась, бесшумно, с замиранием сердца шагнув ближе, не видя перед собой человека – люди, даже мёртвые, видятся ей не так, – а нечто невыразимо сильное, жгучее… Она пыталась заглянуть туда, где уже не была видна та единственная светлая искра, как словно что-то выплеснулось оттуда в её сторону, и…

– Малика, хватит, – попросил Джим, спасая её от наваждения и она, судорожно вдохнув, отступила от него, гася в своих глазах огонь.

– Каким образом ты всё ещё жив? – прошептала она, не сумев сдержаться.

Он обернулся к ней. На миг показалось, что глаза его полностью стали черны, но быстро вернули свой цвет.

Джим молчал, будто обдумывая, открыть ей свой секрет, или снова пожать плечами и сказать своё коронное: «Магия любит меня»?

Но Малика отогнала эти подозрения, не хотелось поспешно судить, к тому же по слухам и наставник Джима, и он сам задавались тем же вопросом: почему эта сила не убила его?

– Возможно, просто Смерть не любит виски.

Малика оторопело продолжала смотреть на него: серьёзного и мрачного.

– Что? – переспросила она.

– Или чайный сбор, который я собрал. Может, ошибся? Но лично мне очень нравится. А вот с музыкой я точно угадал! Смерть любит рок-н-ролл. Представь, как надоело слышать заунывные песни и плач! И вообще, на каждое плохое событие должна быть своя хорошая музыка.

– О чём ты вообще? – Малика чувствовала, что сходит с ума.

– Потом, – отмахнулся парень, – покажу, когда ко мне заедем.

– Не планировала.

– А придётся, ты ранена, – хоть и сказано было утвердительно, а брови Джим вопросительно изогнул.

Малика закасала рукав кофты, показав Джиму небольшой порез на запястье.

– Он пытался меня схватить.

– Не он, а оно, – поправил её Джим, – причём ядовитое. Мне кажется, это был чей-то эксперимент. Учёные вновь науку с магией мешать пробуют.

– Надо найти это и уничтожить, сможешь? Оно не оставило следов. А вызвавший меня человек, впрочем, ты видишь, – указала Малика на кровавые разводы на полу. – Его тело, точнее то, что от него осталось, всосалось в стену…

– Такие существа всё равно долго не живут.

– Но мы не знаем наверняка, – возразила Малика. – К тому же его бы не выпустили на свободу, будь это экспериментом, значит, оно вырвалось. Выходит, тварь сильная.

– Но мы не знаем наверняка, – повторил её слова Джим.

– Тебе всё равно?

Парень неопределённо хмыкнул.

– Не то чтобы…

– Заплачу тебе, – сказала Малика. – Только никому из моих не говори, что я тебя к работе привлекла.

– Репутацию испортить боишься? – как-то не по-доброму усмехнулся Джим.

Малика покачала головой:

– Просто меня и так трудоголиком называют, а я снова ввязалась во что-то, ещё и тебя нанимаю.

– Я избавлюсь от неё, – пообещал Джим, – а пока пойдём, твою руку залечу, – и он направился к повисшей на одной петле двери, ведущей в коридор, нисколько не заботясь о том, чтобы переступать липкие тёмные лужицы.

***

– Это что? – Малика едва ли не жмурилась от приятной прохлады, которая перекрыла боль от полыхающего пореза.

Джим, сосредоточенно осматривая свой труд, всё же ещё раз мазнул по её ране кисточкой с зеленоватой пастой.

– Теперь точно достаточно, – заключил он. – Да так, ещё года три назад мазь приготовил. Ух, и намучался с ней, подбирая компоненты! Поверишь или нет, а там их шестьдесят шесть, – и он внезапно запустил себе в рот кисточку и, причмокнув, проглотил оставшееся на ней зелье.

– Насколько я не брезглива…

– Ты боялась выпачкаться! – прервал он её.

– Это была аккуратность профессиональная, а не желание сохранить обувь чистой. Так вот, – продолжила она, – это мерзко, Джим.

– На вкус, как шпинат, – улыбнулся парень. – Чуть не забыл, смотри!