========== Зимний дождь ==========

Гараж, что снаружи выглядит, чуть ли не консервной банкой, внутри обустроен так, что зайди сюда сатанист, ему бы пришлось долго лечиться у психиатра.

Чёрные стены, красный потолок и земляной пол. Диван, что стоит на бетонной поверхности, исчерченной пиктограммами, пафосно блестит кожаными подушками.

Никто не решался спрашивать у Джима, не из человеческой ли кожи они сделаны.

Везде полки, ящики, шкатулки. Книжный громоздкий шкаф со стеклянными, мутными дверцами, прикреплён цепью к углу помещения. И упаси бог открыть его и взглянуть на заспиртованных существ в банках!

Посреди гаража находится дубовый стол на низких ножках, заваленный бумагами, свитками пергамента, страницами, вырванными из книг, пятью чашками чая с заплесневелой заваркой и чем-то ещё, что пришедший недавно Эмрис – если Джим ещё раз назовёт его Мерлином, то он настучит-таки ему по голове! – не захотел рассматривать. Но всё же спросил:

– Это чья-то рука?

Джим, переставляя банки с плавающими в них органами животных, – наверняка есть и человеческие, только те спрятаны получше, а не расставлены в виде коллекции у стен! – что-то промычал в ответ.

– Она лежит на свитках, которые я тебе дал?

Эмрис, что выглядит тёмной высокой фигурой, – ну сущая смерть в балахоне! – бросается к столу, пытаясь спасти ценные бумаги.

– Нашёл, да, точно нашёл, – шепчет сам себе Джим, вертя в руках одну из стеклянных колб, и оборачивается к бывшему наставнику. Научить его Эмрис больше ничему не может: магия не та. И, как говорит тёмный маг, умнее Джим уже не станет. А ещё: «Я горжусь своим учеником» – было сказано где-то полгода назад, и поворачивать поздно, Джим больше не терпит поучений.

– По-твоему, это змея? – подходит парень к тёмной фигуре, пригибаясь, чтобы не задеть свисающие с потолка иглы, связки растений, ветки, сухие кошачьи, собачьи и каких-то ещё животных лапки, две головы черепахи… Там была даже древняя высушенная человеческая голова. Правда, зачем она ему и стоило ли отдавать за неё столько денег, да ещё украденных у отца, Джим не знал. Но всерьёз размышлял над тем, могла ли история о Франкенштейне быть правдой. И фильмы все о зомби. И вообще, как насчёт некромантии? А если всё это соединить…

– А ты не видишь?! – Эмрис ещё сохранял самообладание, но измятые чьей-то оторванной рукой свитки нещадно портили ему настроение.

– Ну, – замялся Джим, – вдруг это чья-то кишка? А ты опытнее меня, всё же.

Эмрис завис, с минуту обдумывая услышанное.

– Опытнее в чём? – спросил наставник, слегка бледнея.

Джим пожал плечами.

– Во всём, столько лет на этом свете живёшь! У тебя девушка есть? – вопросил он с неподдельным живым интересом и подступил ближе, чуть не вывернув слизкое содержимое банки на дорогое пальто друга.

Тот отшатнулся от Джима, нахмурился.

– Замри! – тут же заорал Джим и Эмрис подчинился. – Не шевелись, там это! Там это… – стал задыхаться он.

Эмрис спиной чувствовал вычерченные внизу на стене символы, и как плотнеет, темнеет позади него воздух. Ещё один шаг и магу пришлось бы долго избавляться от проклятия.

– И зачем? – спрашивает он, отходя от опасной зоны.

– Жевачкой подавился, – наконец выравнивает Джим дыхание. – Да так, – отвечает на вопрос, – хотел посмотреть, можно ли эти символы в качестве ловушки использовать и как долго они сохраняют в себе силу.

– Рука чья? – всё ещё терпеливо интересуется Эмрис.

– Да не знаю я! По дороге нашёл, – ответил Джим, пожимая плечами, и не понятно, в шутку или всерьёз. Он, гуляя, может и не то найти. Вопрос ещё, где он ходил.

И вот Джим вливает змею… в блендер. В чёрный. Исписанный. Мелом. Блендер.

– Ты же не собираешься это пить? – протягивает Эмрис с подозрением. Он понимает, что именно готовит его лучший и, к счастью, единственный ученик.

– Синоптики обещали тепло! – сосредоточенно взвешивая масла на маленьких электронных весах, заявляет Джим. – Тепло! Зимой! Я не согласен. И вообще они все лгут! Все люди лгут! А я прав. Положи, пожалуйста, ту руку пальцами на восток и зажги свечи!

– Ту руку? Ту? – уточняет Эмрис. – У тебя ещё есть? – он не двигается с места. – Джим, ты собираешься вызвать снег. Стоит ли тратить столько сил на такое, ты в своём уме? Тебе вообще нужно меньше пользоваться магией. Без надобности даже не думать о ней! Иначе расплата придёт незамедлительно.

– Снег. В крайнем случае, дождь. Но я не буду мучиться от тепла зимой. Вот в России хорошо, там сейчас сугробы, снегопады… или лужи! Я хочу туда! И я бы сошёл там за своего, как думаешь?

Эмрис уходит, мрачно и молчаливо. За ним захлопывается дверь. Ветерок, пробившийся в гараж, заставляет пламя свечей опасливо сжаться и подпрыгнуть.

Эмрис что-то шепчет и оставляет на земле. Джим чувствует это, но не выходит. Наставник пытается ему помешать, сбить то, что уже было сделано, а, значит, всё остальное пойдёт не так. И если Джим выйдет, покинет этот стол с рукой, на котором уже успел разложить всё в нужном порядке, прочесть заклятия и вычертить на дереве нужные руны, которые, почувствовав приближение Эмриса, спешно забросал всякой всячиной, то всё рухнет и Джим зря возился с этим целых полдня!

– Ну, хорошо, ты в сговоре с ними! – вспоминает парень прогноз погоды и солнце, что утром заливало своим светов всё вокруг. – И против меня! – выдыхает он.

Но сдаваться Джим не намерен, он берётся за края стола и тащит его вон из гаража, переворачивает чашу с заклятием, оставленную на улице Эмрисом, и тянет стол обратно. Зажигает свечи. Прислушивается, ничего ли ему теперь не мешает.

Эксперимент ради эксперимента, прикрытый мотивом зимы, начинается.

***

Заполненное людьми душное кафе. Столик у окна, почти пустой. Джим никому не позволит мешать своему уединению с пиццей!

Ароматный дымок над тарелкой, расплавленный сыр, красные кусочки колбасы, оливки!

За не очень чистым окном узкая дорога, кривой тротуар и кирпичная стена соседнего здания, сплошь заклеенная вывесками и объявлениями.

Мимо, с той стороны стекла, прошёл человек кутающейся в плащ и ставя повыше высокий воротник.

Зимнее небо хмурое.

Джим поправляет на коленях салфеточку, блаженно улыбается, будто видит перед собой не пиццу, а любимую девушку. Берёт кусочек, наблюдает, как тянется за ним паутинкой горячий сыр.

Что-то заворочалось в груди…

У Джима дёргается уголок губ. Рука с треугольником пиццы застывает в воздухе.

Только не сейчас!

Будто маленькие лапки с коготками-иглами пытаются прорыть себе путь наружу из груди Джима…

Второй рукой он капается в кармане куртки, джинсов, пытается открыть кармашек сумки. Не может найти платок.

Один самый острый коготь тошнотворно царапает где-то у горла. Другой – в лёгком. Третий продалбливает дыры в сосудах, словно желая глотнуть кислорода, до которого всё ни как не прорвёт плоть.

Только не сейчас!

Джим с сожалением смотрит на пиццу, на стакан коллы, что стоит рядом. Взгляд его карих глаз становится мутным, затравленным, в нём исчезает тот бешеный блеск и глупая радость от ужина.

Что-то ударило его изнутри. Джим даже услышал звук, словно от лопнувшего небольшого стеклянного пузырька, что выбросил в лёгкие свои осколки.

Джим издаёт то ли кашель, то ли чих, и в стороны разлетаются брызги крови.

Он складывается пополам, нависая над испорченной пиццей. Вспоминает о салфетке на коленях.

Дурак. А ведь столько времени потратил на поиски платка!

– Простите, – женский голос над ним встревоженный и брезгливый, – но вам стоит покинуть наше заведение.

Джим тыльной стороной ладони вытирает губы, – плевать ему на салфетку! – откусывает кусок треугольника пиццы, что всё это время, оказывается, держал в стороне и чуть над собой, оберегая. Смотрит на официантку.

– А разве вы не должны спросить меня, всё ли в порядке, вызвать ли мне врача? – он говорит, а молодая женщина с оранжевыми, как сыр, кудряшками волос под забавной повязкой, отступает назад. Чует неладное, боится. Чего? Чем-нибудь заразиться?