Я оглядывалась, встречаясь с такими же ошалелыми взглядами. И все больше и больше убеждалась, что это просто не может быть правдой. Это, верно, сон.

Этот сверкающий сказочный пейзаж и блестящий, как драгоценный камень замок, и куча снежно-белых лебедей вокруг с изящными змеиными шеями. Я заснула в той темной каморке, под барабанную дробь дождя и мне теперь все это снится.

Икел неторопливо подплывал к берегу, где от самой воды шла широкая мраморная лестница, ведущая к воротам, которые теперь торопливо открывали… люди? Нет, тоже лебеди в человечьем обличии.

Из кованных ворот вдруг вышла, едва не переходя на бег, стайка девушек. Впереди шла женщина постарше, вся белоснежная, изящная и величественная. Ее черные глаза жадно оглядывали Икела, который как раз наклонился, чтобы мне удобнее было слезть.

А потом ее голова ме-е-едленно, но неотвратимо повернулась в мою сторону.

Кажется, она поняла все сразу, хотя остальные оглядывали меня с искренним непониманием. Эта поняла сразу. И в ее черных, как бездна, глазах я увидела если не свою смерть, то проблемы так точно.

Руки от ее взгляда похолодели, а желудок снова скрутило. Слава богу, стошнить мне было уже нечем! Впрочем, теперь очень хотелось есть… Время обеда уже прошло, но хотя бы ужин нас ждет, ведь так?.. Господи, только бы эта страшная женщина оказалась двоюродной тетей, которая заскочила на пару дней и уже уезжает!

– Матушка, – прошелестел Икел, превратившись в человека, и улыбнулся в мою сторону идиотской улыбкой любимого маминого сынишки, которого соблазнила и окрутила грязная деревенщина, – Позволь представить…

Ужин нам полагался. И, надо сказать, роскошный. Длинный стол ломился от яств, вот только кусок в горло не лез. Икелова мамаша вертелась вокруг своего сынишки, трогательно выспрашивая, как он себя чувствует, что стало с его прекрасной косой, как это он так похудел, зачем вообще убежал, ведь все его так любят и безумно волновались… Одаривала его нежным оскалом и демонстративно игнорировала мое существование. Сначала Икела посадили во главе стола, а по правую руку села его матушка. По левую еще какая-то белобрысая су… леди, а рядом после них и остальная стайка лебедок. И где-то там, вдалеке, я.

Икелу это категорически не понравилось, и он мягко намекнул, что его возлюбленная – прекрасная и вообще самая лучшая на свете душечка-пара – должна седеть под его крылышком. Матушка на это одобрительно закивала, обдала меня ядовито-нежным взглядом почти-родственницы, но с искренним сожалением вынуждена была сообщить, что по правилам его супруга в отсутствии более высоких пар тоже должна сидеть во главе стола. С другой стороны. Этого бесконечно длинного стола.

В итоге, меня отодвинули еще дальше.

Я была не против! А Икел явно еще не дожил до матушкиных седин, чтобы грамотно возражать. Он вздохнул как-то устало, кинул в меня извиняющимся взглядом и позволил этим курицам – в смысле, лебедям! – над ним хлопотать.

Я почувствовала себя не только лишней, но еще и категорически неуместной в этой чистой, светлой и красивой столовой, где все тоже были чистыми, светлыми и красивыми. Как-то резко вспомнилось, что нормальную ванную я не принимала уже три дня, и голова неожиданно зачесалась. А рубаху я застегивала второпях во время небольшого привала (слава богу, что она вообще на мне была!) и перепутала пару пуговиц. И в штанах на земле сидела, так что к ним прилипли целые комья грязи…

Я с зависью глянула на Икела. Этот даже с обкромсанными волосами и мятой одежде умудрялся выглядеть чистенько.

– Госпоха Тихея, это такая радость, что молодой господин нашел себе пару. Я вас искренне поздравляю!

Я обернулась на свою соседку. Прекрасна, как все соблазны мира. Если бы не эти жуткие лебединые глаза, конечно. Волосы черными шелковыми нитями стекали по плечам, но сверху были подобраны переплетением тонких косиц и серебристых заколок с прозрачно-сверкающими камушками; светло-зеленое платье из тончайшей ткани облегало чудесную фигурку; а черты лица были почти кукольными.

Я и сама не сразу заметила, что пялюсь. Только когда она вопросительно вскинула бровь, я мотнула головой, вспоминая, что надо же еще и отвечать.

– Благодарю. Для нас-то это какая радость…

– Вы выглядите очень уставшей. Должно быть, дорога была непростой, – в ее голосе плескалось настоящее сочувствие.

Она вдруг положила мне что-то на тарелку и наполнила бокал красной жидкостью.

– Вот, попробуйте! Это восстановит ваши силы.

Не только красивая, но еще и милая! Я улыбнулась ей в ответ.

– Спасибо большое!

Она вдруг замялась, обернулась опасливо на ту сторону стола. Рядом со мной сидела только она. Девушка понизила голос.

– Вы… Скажите, вы ведь вовсе не… он ведь не насильно?.. Не насильно вас сюда забрал?

Я застыла. В горле резко пересохло, и я схватилась за бокал.

– Я неплохо знаю этого юношу, и… – она опустила голову, – Скажите мне, вы здесь добровольно? По закону, нельзя принуждать к…

Мои глаза загорелись.

– Продолжайте, – попросила я враз осипшим голосом, – Что-что там нельзя по закону? Я хочу знать…

– Мерзавка! – вдруг вскричала девушка через несколько стульев от меня так, что я подскочила, – Ты смеешь в чем-то обвинять наследника рода Австер!

Все взгляды вдруг сошлись на мне. Злорадные, предвосхищающие взгляды. Я обернулась к черноволосой, но она смотрела на меня ошарашено и с возмущением, прикрывая ладонью рот. Вроде как: что она такое говорит?!

Сердце упало в желудок. Что за черт?.. Меня… меня же не казнят за безобидный разговорчик? Господи, как я вообще додумалась обсуждать такие вещи с какой-то незнакомой мымрой!

Я нашла взглядом Икела. Тот смотрел на меня с какой-то усталой обреченностью, и уже открыл рот, чтобы что-то сказать… Но его матушка его опередила.

– Что это значит? – тихим, но внушающим самые серьезные опасения голосом начала она.

Руки похолодели.

Не знаю, что переключилось в моем мозге. Не знаю, что. Но я вдруг чертовски разозлилась.

– Да! Что это значит?! – я обернулась к черноволосой, и вперила в нее взгляд, полный совершенно искреннего праведного негодования, – Мерзавка, как ты смеешь в чем-то обвинять наследника рода… Астер!

– Австер, – тихонько поправил меня Икел, подозрительно кашлянув.

– Вот-вот, тем более! – кивнула я и скрестила пальцы, чтобы прокатило.

Я приосанилась и окатила «мерзавку» холодным взглядам. Та беспомощно переводила взгляд с меня на матушку Икела, но нигде не находила поддержку. Мне было категорически плевать, с какими последствиями она столкнется по итогу этой сцены, а мамаша поскучнела, когда поняла, что выставить меня идиоткой у нее – по крайней мере прямо сейчас – не получится.

– Нет! Что… О чем вы?.. – черноволосая захлопала глазами и замотала головой, – Я ничего такого не… Это же вы! – она еще раз попыталась перевести стрелки.

Желудок сжался от страха, что ее сейчас все с удовольствием поддержат. Взгляды, направленные на меня, были слишком острые, слишком ждущие кровавой расправы, чтобы сомневаться. Так что я пошла в атаку. Никто не умеет переводить стрелки лучше, чем я!

Смелости мне придавал и смеющийся взгляд Икела, и, как ни странно, все такой же скучающий взгляд его маман. Она легко признала поражение и теперь милостиво позволяла черноволосой девчонке хлебнуть последствий.

– Да как ты посмела предположить, бесстыжая, что Икел – Икел Австор!..

– Австер.

– Да, Австер! Сам Икел Австер нуждается в таких грязных приемах! – возмутилась я, – По-твоему, быть его парой – настолько ужасно? Настолько, что ему надо по-варварски воровать женщин? – я нахмурилась, пытаясь вспомнить, как это так отец умел тоном голоса заставить окружающих чувствовать себя ничтожествами, – Отвечай!

Я скривилась, понимая, что до отцовского тона мне еще как пешком до луны. Ну, ничего! Кажется, поле для тренировок мне уже обеспечено…

– Н-нет… – девушка все никак не могла осмыслить, что оказалась крайней и продолжала беспомощно оглядываться на других, ища поддержки.