– Эй! – возмутилась я, впрочем, довольно вяло.

Реза это не остановило от желания поделиться с Икелом информацией.

– Если ей еще и помогать в этом, она вообще стухнет. Надо держать ее в тонусе, черноглазка, в то-ну-се! Она как-то пять часов кряду мне на уши свои сопли наматывала о том, как мир несправедлив к ней, какие люди злые, системы несправедливые и никто ей жизни не дает…

Я вскинула голову.

– А я не права была?!

– Может и права, Тиша, может и права, – покачал головой друг, – Но, черти тебя раздери, как об этом можно говорить так долго?! И главное, зачем об этом постоянно думать? Ей-богу, не знал бы, что ты перманенто занята планированием очередной глупости, подумал бы, что тебе просто заняться нечем…

Икел мягко улыбнулся и погладил меня по макушке, как маленькую.

– Все в порядке. Это нормально, что тебе хочется поделиться своей грустью с близкими. Я всегда готов тебя выслушать!

Дядя Дони вдруг сосредоточил на Лебеде полупьяный взгляд.

– Все в порядке, Икел, для этого у нее есть я.

Я прикусила щеку, чтобы сдержать дурацкую улыбку. Приятно!

Глава 7

– Куда намылилась, госпожа? – в устах миссис Грамбл, верного сторожевого пса семьи Роттер еще со времен отцовских сопливых лет, «госпожа» в мою сторону всегда звучало с хорошо уловимой насмешкой.

Она стояла прямо у того непросматриваемого места в заборе, где я могла проскользнуть незамеченной. И явно не собиралась двигаться.

– Я моложе и быстрее, – предупредила я.

Женщина усмехнулась.

– Ишь как заговорила! И даже не заикается – смотри-ка.

Через главный вход что ли идти? Но там можно наткнуться на кого-то из домашних, кому не под пятьдесят… Меня опять охватило раздражение. И ведь даже не съедешь! Еще пару недель назад отец, может, и порадовался бы или даже не заметил, а сейчас меня обложили со всех сторон не пойми зачем и никуда отпускать не хотят.

– Шагай в дом, госпожа, хозяин не велел, – отрезала экономка.

– Ага, бегу, волосы по ветру… – пробурчала я и взяла стойку в сторону главных ворот, – Говорю же, перечница старая, я моложе и быстрее!

Я уже дернулась в сторону и тут же с шипением схватилась за горло, передавленное воротником.

– Не меня, так точно, – спокойно произнес брат, удерживая меня за шкирку, – Пойдем-ка побеседуем.

– Деймос, отпусти!.. – я вырывалась, но он даже внимания не обращал, продолжая вести меня в дом, – Да чего вам от меня нужно?! Уже и погулять нельзя! Какого черта?..

Как же бесит! Беситбеситбесит. Я зарычала от досады, начиная вырываться еще сильнее, но кто я против брата? Он взвалил меня на плечо, не замечая сопротивления. Как же это жалко и обидно – быть слабой!

Боже, ну почему я такая несчастная…

– О, точно! – я аж задохнулась от пришедшей в голову мысли.

– Чего такое? – почти добродушно уточнил брат.

Я стукнула его по спине еще раз ради приличия и начала настраиваться. Что там говорил Рез про мое невозможное и невозможно долгое нытье? Отец ненавидит нытье! Я и старалась при нем никогда-никогда не ныть. А если я начну при нем со всем старанием себя жалеть, хая весь мир за то, что он такой несправедливый?..

Так, Тихея, бери себя в руки. Ты самая несчастная девочка пограничья, тебя никто не любит, никто не уважает, все над тобой и твоими усилиями только смеются…

О, Господи, а ведь я так стараюсь всегда. Так стараюсь… Но для всех это только повод позубоскалить! Да даже мои друзья не могут удержаться от смешком и шуток-минуток. Я делаю, что могу, а всем только смешно. Я цирковая обезьянка пограничья… Даже хуже, я грустный клоун пограничья! Обезьянки-то хоть сообразительностью берут…

Когда Деймос свалил меня в кресло в отцовском кабинете, глаза у меня уже были на мокром месте. А от того, как отец на это брезгливо скривился, плакать захотелось еще больше. Нос заложило, и я длинно всхлипнула.

– Готова говорить начистоту, Тихея? – обвалил на меня словами свои требования хозяин дома, моей жизни и моего самоуважения.

Я дергано закивала, и лицо скривило от подступающих рыданий. Хотя на мгновение мне захотелось не плакать, а вцепиться ногтями в его лицо. Все-то ему доложи! Но я утерпела и начала часто-часто моргать.

– Вот же гадость, – не удержался брат (между прочим родной!), – Ты мне хоть одежду своими соплями не замарала, позорница?

– За-замара-а-ала, – еще активнее закивала я, – Ты меня теперь за это побьешь?.. Побьешь, да? Ну конечно да-а-а! – завыла я, – Ты же меня ненавидишь! И сестра ненавидит! И отец ненавидит! Меня все ненавидя-а-а-ат!

Я едва удерживала голос, так сильно сдавило горло, стоило только позволить себе осознать, насколько же я несчастна. Я вываливала и вываливала на них свои обиды, не щадя из ушей, как они не щадили мою гордость, и чем больше говорила, тем больше понимала, что мне мало. Вдруг я опять ударюсь головой и решу, что мне нужна их любовь? Тогда уже не поревешь! Надо ловить момент, господи, как долго я этого ждала. Сколько у меня накопилось претензий…

Не знаю, сколько прошло времени, я тараторила без остановки, боясь упустить свой шанс, и просто в какой-то момент осознала, что вытираю сопливящий нос об рубашку брата, а он даже слова мне не говорит. Подняла удивленный взгляд и…

Наткнулась на лицо, полное чистейшего недоумения пополам с брезгливостью! Таким ошарашенным я брата еще не видела, и меня затопило гордостью, что до этого состояния довела его я. Он опустил взгляд, увидел край своей рубашки в моих руках и тут же зло выдернул из моих ослабевших пальцев, собираясь что-то сказать. Но я не готова была пускать его в свой монолог, так что быстро скосила взгляд на отца, убедилась, что он в таком же явном недоумении от моего концерта одного актера, и выпалила напоследок.

– Это потому что я неродная, да? – я всхлипнула, – Так выгоните уже наконец! Я так больше не могу…

Боже, ну почему я раньше терпела? Надо было давно уже это сделать. Просто ради их лиц, ради мужчин моей семьи, категорически не привыкших к тому, что в их окружении кто-то может себе позволить выглядеть жалко. А мне было не жалко выглядеть жалко в их глазах! Кушайте на здоровье! После такого они точно попытаются держать дистанцию со мной…

– Так ты из-за этого?.. – вдруг выдохнул отец.

И неожиданно для меня перевел тяжелый взгляд на брата. Тот мотнул головой, открещиваясь от чести быть причиной моей истерики. Я сглотнула.

– Так это правда?! – я попыталась скорчить удивленное лицо, – Я услышала и не поверила! Но это правда, да?..

Боже, какой шанс… А если просто свалить все на то, что я узнала маленький отцовский секретик? Это же очень логично выглядит. Отец хотел знать, почему я странно себя веду и почти не бываю дома в последнее время и не верил ни в одну мою отговорку. Но эта-то звучит очень логично!

Отец вздохнул и нахмурился.

– Тихея, это…

– Я просто хочу побыть одна! – побыстрее выпалила я, – Мне нужно время, чтобы все принять…

– И это сработало? – удивился Рез.

Я радостно закивала.

– Еще как!

Мы шли по тихой узкой улочке и жевали пирожки с малиной.

– Подожди-подожди! – нахмурился друг, – Но ведь получается… что ты действительно…

– Не родная? – уточнила я, – Так я давно уже знаю!

– И что, даже не будешь рассказывать, как это несправедливо и печально? – улыбнулся Рез, облизывая испачканные малиной губы.

Как ни странно, нет. Во-первых, я уже выговорилась утром отцу и брату, и чувствовала из-за этого приятную опустошенность – настроение было хорошее. Во-вторых, меня это и раньше не расстраивало. Хотя, по идее, должно было, но почему-то я чувствовала только облегчение от того, что хотя бы понимаю, в чем причина. Почему я так отличаюсь от членов своей семьи.

– Пойдешь сегодня со мной в Лес? – я уже давно хотела спросить у друзей.

Погулять вместе по Колдовскому Лесу! Я уже успела запомнить дорогу до некоторых очень колоритных мест, и мне не терпелось ими поделиться. Но друзья отчего-то особого интереса не проявляли. С Дианой все было ясно. Дядя Дони и меня туда отпускал с неохотой, и, если взять его с собой, будет все время бурчать. А вот с Резом должно быть весело! Ему, как и мне, всегда хотелось там побывать.