Продолжала по второму кругу рассказывать свой репертуар смешных историй, расспрашивала маму о жизни, о злых духах из Леса с, кажется, искренним любопытством. В тот день маму даже не пришлось уговаривать, угрожать или тащить домой силой. Она шла сама, поглаживая дочь по голове, и с улыбкой вываливала свои бредовые идеи в благодарные уши.

С тех пор Тихея часто к ним заходила, иногда ее можно было даже попросить посидеть с матерью, когда и Диана, и бабушка были заняты.

– Так отрежь их! – звонкий голос подруги вырвал девушку из воспоминаний.

Икел напряжено улыбнулся и ухватился за свои патлы до пояса.

– С короткими волосами у нас ходят только дети…

Я покачала головой.

– Видимо, не так уж ты и хочешь бунтовать.

– Я и не хочу бунтовать, – развел плечами парень, – Я просто хочу быть библиотекарем.

– Послушай, – я присела рядом, ненавязчиво вырывая белесые пряди из его пальцев, – Чтобы тебе, по твоим же словам такому умничке разумному, позволили делать, что хочешь, надо основательно их разочаровать. Тогда они от тебя отстанут! Наверное…

– У меня есть на уме вариант попроще, – улыбнулся он, вытаскивая волосы уже из моего захвата.

– Короткие волосы сохнут за пять минут, – подсказал дядя Дони.

– Да он их колдовством сушит, – скривилась я.

– А еще их не надо расчесывать и заплетать.

Вот тут Лебедь заинтересовано прислушался.

– В смысле, не надо расчесывать? Совсем?

– Совсем, – кивнул дядя.

Икел озадаченно моргнул. Мальчику с длиннющими волосами было сложно представить, как можно не расчесываться, но идея его явно заинтересовала.

– Никогда не любил украшения на голове, – произнес он, и его губы медленно расползлись в предвосхищающей улыбке, – Есть у нас один традиционный головной убор главы семьи, который как раз вплетается только в длинные волосы…

Мы с дядей Дони застыли и даже, кажется, не дышали, боясь спугнуть.

– Режь!

Волосы мы ему в итоге остригли до подбородка, и, пусть получилось кривовато, но ему, на удивление, очень шло. Плечи визуально стали шире, пряди не свисали больше так уныло, закрывая половину лица, да и на угловатую девчонку он стал походить гораздо меньше! И вообще стал выглядеть постарше. Я могла собой гордиться!

– Мне, конечно, до сих пор стыдно, что я его ранила, но я так рада, что мы познакомились! – мы с Дианой шли домой вместе и я болтала, заполняя тишину, – Икел такой вежливый! Я таких вежливых парней в жизни не видела, представляешь? А еще он обещал меня сводить в один из первых в этой местности храмов единого Бога! Представляешь, сколько лет он там стоит? Никем не исследованный? Икел сказал, что там даже фрески сохранились…

Солнце неторопливо ползло к горизонту, согревая лицо уже мягким жаром, а не шпаря нещадно, как днем, и я радостно подставлялась под его лучи, избегая теней. Мошки опять повыползали, и приходилось то и дело отмахиваться от назойливых насекомых, но настроения это не портило.

– А еще он…

– Тебе стоит быть с ним поосторожней, – вдруг выдала подруга.

– Что?

Она нахмурилась, подбирая слова.

– Не подпускай его к себе слишком близко.

– Да вовсе я и не подпускаю… – я почесала висок, – Слушай, но он от Леса-то далеко точно не пойдет, у него на Этой Стороне колдовство совсем-совсем не работает. Знаешь, даже болотная вода за границами Леса так жутко клубиться перестает, а уж Лебедь тут не больше, чем обычный мальчишка!

– Но ты в Лес-то за ним бежишь по первому зову, – не успокаивалась она.

– Чего?! – я возмущено выдохнула, – Я же ради науки! Ради науки! И вообще, хотел бы что плохое сделать, давно бы уже сделал.

Диана как-то нервно дернула плечами и кивнула. Болтать дальше перехотелось.

Глава 8

– «Здесь был я»? – прочитала я огромную надпись поверх старинных фресок, – «Лойд дурак», «Я люблю Вайришу»… – я прикоснулась ладонью к холодной стене и поражено выдохнула, – Скажи мне, это несет в себе какой-то смысл? На самом деле это тайные заклинания, спрятанные под видом вульгарного мелкого вандализма, да?

Икел скривился и покачал головой.

– Если бы.

Я нервно хохотнула.

– Икел, злые духи все больше и больше меня разочаровывают!

– А почему сразу злые? Просто глупая малышня порезвилась. У вас что ли такого нет?

Есть, конечно, и еще как! Везде, где можно оставить глупую надпись, ее оставят – можно даже не сомневаться. Но волшебные создания с Той Стороны разве могут вести себя так же?

Рез, паршивец, опять отказался идти со мной, так что с Икелом мы были вдвоем. Что там за дела у друга, интересно? На мой вопрос он только отшутился, да так ловко, что я вспомнила о том, что вообще что-то спрашивала, только когда он ушел.

– Знаешь, Тихея, на самом деле мы не сильно отличаемся от вас, – я вздрогнула от того, что его вечно тихий и низкий, но немного скрипучий голос вдруг раздался над самым ухом.

Удержалась едва-едва от того, чтобы повернуться и по-дурацки удивленно вскинуть на него глаза. Напуганное сердце вдруг заколотилось, разгоняя кровь, и я зачем-то начала делать вид, что совершенно спокойна.

– Даже если это так, то не рассказывай мне об этом! – с фальшивым весельем хохотнула я, – Мне гораздо приятнее думать, что на Той Стороне чудовища из старых сказок живут…

Во рту резко пересохло от того, как четко я ощущала тепло его тела спиной. Какого черта он стоит так близко?! Хотелось сказать ему, чтобы отошел, но я почему-то застеснялась. А вдруг он подумает, что мне неприятно его присутствие? Или – еще хуже! – что оно меня смущает?

– Но ведешь-то ты себя, будто я твой ровесник-сосед, а никак не чудовище из старых сказок, – резонно заметил он, и в его голосе слышалась улыбка.

Я сглотнула вязкую слюну. Этот голос просто с ума сводит… Насколько же сильно он не подходит его наружности худощавого милого юноши, даже не начавшего еще матереть. Если мне пришлось бы с чем-то сравнивать, то его голос был бы похож на наждачную бумагу. Или на шипастую змею. Интересно, а существуют шипастые змеи?.. Ну, точно не на Этой Стороне!

– О чем ты так напряженно думаешь? – шапастая змея извивалась в моих ушах.

Я вдруг подумала, что вот так, когда я не вижу его тщедушную фигурку и добродушную улыбку, а только чувствую, что он стоит за спиной и шепчет своим шершавым, тихим голосом, он и правда похож на чудовище с Той Стороны. Но, неожиданно, эта мысль не напугала, а скорее взбудоражила. По спине и даже по голове вдруг разбежались мурашки, а губы онемели и я с трудом выдавила.

– О том, что хотела бы сама глянуть на Ту Сторону… – я и сама зачем-то заговорила шепотом.

Он выдохнул мне в макушку и вдруг уткнулся в нее лбом. Положил ладони на плечи. Было что-то дерганое и напряженное в этом жесте.

– Тихея, Тиша… – заскрипел он, – А ты когда-нибудь целовалась?

Краска ударила мне в лицо. Сначала от того, что Икел у меня такое спрашивает, а потом – от воспоминания о том, как я пыталась поцеловать дядю Дони! Я ударилась лбом об исписанную малышней стену брошенного храма. Господи, я же мечтала об этом забыть! Как бы я хотела об этом забыть! И у меня почти получилось… Это было даже еще более стыдно, чем не попасть на глазах у толпы в цель и выблевать завтрак от стыда перед ними же!

– Н-нет… – просипела я, почти плача от стыдного воспоминания, – Но, к сожалению, пыталась!

Дядя Дони, к счастью, об этом не знает, потому как спал, зато знает Рез! Как же не вовремя он тогда пришел. И как долго потом изгалялся надо мной жирными, как он сам, намеками!

– Я решила, что поцелуи – это не мое. А ты? – я все-таки повернулась.

Икел стоял все так же близко, но никто в этой жизни уже не мог смутить меня больше, чем я сама. Так что я просто с любопытством разглядывала его белые-белые на фоне черных-черных глаз ресницы.

– Мне любопытно, – ответил Икел.