Поблагодарив Льюиса, я сделала неуверенный глоток. Парень продолжал улыбаться, а в его взгляде я нашла что-то новое, прежде мне незнакомое. На что это могло быть похоже? Любопытство? Веселье?.. Нет, он смотрел на меня с нежностью, и от его взгляда мне стало больно на душе. Возможно, он надеялся не просто на дружбу со мной, но я его видела только лишь своим другом. «Может, мне только так кажется? Если он будет проявлять явные знаки ухаживания, придется сразу остановить его», — решила я, так как не любила давать ложные надежды.
Парень устало зевнул, и я, не удержавшись, поинтересовалась:
— Днем и ночью ловите преступников?
— Да, работы непочатый край. Наконец, мы смогли зацепиться хоть за что-нибудь и теперь развиваем эту теорию. Мне поручили найти и составить список всех сатанинских сект в городе с возможными адресами собраний. Наверно, после того, как я сделаю это, мне позволят внедриться в них под прикрытием, — Льюис похлопал по папке документов, которая все это время была у него подмышкой. — Приходится работать за семерых.
— Иными словами, вы кого-то уже подозреваете?
— Ты же знаешь, что я не могу тебе сказать, кто именно под подозрением, — парень наклонил голову набок и сощурил глаза.
— Ну, попытка не пытка, — улыбнулась я, использовав фразу самого Льюиса.
— Мне нравится, когда ты используешь фразеологизмы. Делай это чаще, — парень плутовато приподнял бровь.
— Может, я хотя бы с сектами помогу?
— Ага, чтобы потом попасть в какую-нибудь передрягу. Религиозные секты не шутка. Или тебе хочется приключений на одно место найти? Я, конечно, мастер в поисках таких приключений, но не когда они угрожают чужой жизни. Тем более твоей.
Мне так хотелось подольше поговорить с Льюисом, но, как у него, так и у меня были дела. Едва я допила чай, я отдала кружку Льюису и еще раз горячо поблагодарила его за оказанный знак внимания. Мы распрощались, и Льюис отправился дальше по коридору, а я направилась в фойе, где меня ждал папа.
Он вопросительно поднял брови, когда я подошла, но я лишь покачала головой, показывая, что все абсолютно в порядке. Мы вышли на улицу, встретившую нас холодным ветром и тяжелыми низкими тучами. Это была непривычная погода для нашего города: обычно в ноябре преобладала сухая солнечная погода.
На улицах внешне все оставалось таким же, как и раньше, но я чувствовала, что изменения все-таки были. Жители города явно сторонились друг друга, с подозрением косились на проходящих мимо людей. Я то и дело вздрагивала от сигналов машин, раздраженные водители торопили стоящих у светофора побыстрее нажать на педаль газа. Ветер пронизывал до костей, но в воздухе мешались выхлопные газы, не давая дышать полной грудью.
Мы направлялись в сторону нашего любимого кафе, с которым у нас было связано много воспоминаний. Оно находилось в другой части города, так что нам пришлось немного постоять в пробках в центре, но нас это не особо напрягало. Папа всю дорогу молчал, продолжая временами поглаживать подбородок и смотреть каждые несколько минут на часы. Еще одна его привычка, когда он нервничает. Его жесты подсказывали мне, что он к чему-то готовится.
Спустя сорок минут стояния в пробках под дождем, мы доехали до нужного места. Открыв входную дверь кафе, я вдохнула его особый, слабо уловимый сладкий аромат. Сколько себя помню, тут всегда был специфичный ароматизатор: смесь миндаля, фисташек и свежеиспеченного хлеба. Я не смогла сдержать улыбки, оглянувшись по сторонам: вдоль стен кофейного цвета стояли мягкие бежевые диванчики, рядом с ними округлые столы. Знакомый интерьер пробудил во мне ностальгию, я почувствовала прилив восторга и удовольствия. Перед глазами промелькнули совместные праздники, проведенные здесь.
Я прошла дальше, к нашему любимому месту около огромного окна с видом на городской парк. Над каждым столиком висели круглые люстры, они излучали приглушенный желтый свет. В кафе обедало много людей, слышались приглушенные голоса, звон столовых приборов, официанты с деловым видом разносили заказанные блюда, от запаха которых в животе заурчало. Сверху из колонок тихо звучала мелодия в стиле блюз, а по окнам неторопливо стучал косой дождь, каплями стекая по стеклу.
Мы сняли верхнюю одежду, и сердце горько кольнуло при виде мятой рубашки отца. Раньше всю одежду ему гладила мама, но сейчас он живет один. Наверняка мятая одежда создавала у людей впечатление, что папа неряшлив, хотя это было совсем не так.
Как только мы сели, к нам грациозно подошла официантка и выдала меню. Живот заурчал сильнее, и впервые за несколько дней во мне пробудился зверский аппетит. В кафе было так тепло и по-домашнему уютно, что я почувствовала себя в безопасности, совершенно забыв об убийствах, демонах и сегодняшнем утре в полицейском участке.
Мне жутко хотелось сладкого, поэтому я остановила свой выбор на панкейках с медом в сотах и жареным бананом, а папа решил не изменять своим привычкам, заказав сахарную булочку и кофе с карамельным сиропом.
— Дочь, — я отодвинула меню и вздрогнула, услышав это слово. Так папа меня называл в двух случаях: когда он рассержен и когда хочет серьезно поговорить. Взгляд отца был серьезен, пальцы барабанили по поверхности стола. Интуиция подсказывала, что в данный момент разговор будет о его с мамой разводе. — Нам нужно поговорить.
— Ты про ваш развод с мамой?
Папа резко перестал барабанить по столу.
— Тебе мама уже сказала, да? — я кивнула. — Маффи, ты не подумай, я не бросаю вас. Мы будем часто видеться, может, даже собираться на праздники, как раньше… — папа неуверенно взял мою руку. — Просто понимаешь… В жизни такое бывает…
— Не беспокойся, пап, — я сжала влажную от волнения руку отца, прекрасно понимая, что никогда уже ничего не будет как раньше. Я непроизвольно улыбнулась, увидев на лице папы нескрываемое облегчение. Он всегда был слегка трусливым и скромным, но я привыкла к этой его черте.
От моих слов лицо отца просветлело, и он с энтузиазмом убрал руку. Тут произошло то, что в принципе происходит всегда: папа случайно задел стоящие на столе солонку и перечницу, чуть их не опрокинув.
— Упс, — отец поспешил их поставить ровно, в то время как я еле сдерживалась от смеха. Почему он все время такой растяпа? Неудивительно, что когда-то давно он перепутал анализы мамы с кем-то другим.
— Мне еще долго ждать заказ?! — я вздрогнула, подняв голову. С дальнего столика у входа послышался громкий и рассерженный голос. Полный лысый мужчина недовольно стукнул кулаком по столу. В помещении повисла тишина.
— Через десять минут будет готово, — промямлил официант, сверля взглядом пол. — Заказов много, мы извиняемся и просим Вас немного подождать…
— Это не мои проблемы. Побыстрее! — грубо отрезал гость.
Все тихо переглянулись, но уже через мгновение вернулись к оживленным беседам. «Что это было?» — холод мурашками пробежал по спине. «В последние дни люди еще сильнее станут самолюбивыми, гордыми, надменными, непримиримыми, жестокими, предателями, наглыми», — вспомнилась мне фраза из Библии. Я искоса наблюдала за мужчиной. С ним рядом сидел молодой парень и, листая газету, что-то бурно рассказывал собеседнику, который, казалось, успокоился и мирно крутил в руках столовые приборы. Стоило напрячь зрение, и я заметила, что мужчина явно был чем-то встревожен и выглядел уставшим от нескончаемого потока слов своего спутника. «Нет, это уже паранойя. Просто нервный и требовательный человек».
— Пап? — протянула я.
— М?
— Как в больнице дела? Много больных? — спросила я, вспомнив, что помимо враждебности и массовых терактов в Библии говорилось и про болезни.
— Как обычно. Ближе к зиме всегда больше больных, — немного подумав, ответил папа, удобнее устраиваясь на диванчике. — В реанимационной народу больше после… Терактов.
«Хотя бы никаких вирусов и эпидемий пока что нет. Может, обойдется… Может, все можно остановить?» — я нервно теребила край свитера. «Так, Эйлин, перестань думать о плохом, расслабься!» — приказал мне внутренний голос. Я откинулась на спинку дивана и закрыла глаза, наслаждаясь стуком капель дождя под расслабляющую мелодию из колонок и потрескиванием свечи.
