Я повернулась к подоконнику и не смогла сдержать улыбки, заметив на нем два суккулента: Мандрагору и Апу Нахасапимапетилон. На душе стало тепло при воспоминании о том, как эти два чуда появились у меня. Первого купила я сама два года назад по скидке, случайно наткнувшись на него в супермаркете. Мандрагора выделялась своим несуразным, отчасти некрасивым строением, чем напоминала мне крикливое растение из вселенной Гарри Поттера. Второй суккулент подарил мне Крис на прошлое рождество и сам же дал ему имя, взятое из мультсериала «Симпсоны». Первое время я с трудом выговаривала это длинное название, смеясь с самой себя, но потом наловчилась и стала заботиться о своих маленьких «детях». Больше заботиться мне было не о ком. Из всех домашних животных у меня был только попугай Кико в начальной школе и две крысы в средней — Коросто и Рататуй, так как с нами тогда еще жил папа, а у него была аллергия на шерсть. Мне всегда хотелось бы иметь рядом с собой кота, который согревал бы мягкой и теплой шерсткой, но мы с мамой так и не смогли завести его из-за множества факторов.

Последние несколько дней не пестрились разнообразием. Все эти дни я только и делала, что лежала, ела кучу сладостей, принимала душ, читала, снова ела. Я невольно скривилась, почувствовав неприятную боль внизу живота. Месячные у меня длились всего три дня, но два из них я чуть ли не умирала от боли, и даже таблетки не помогали.

Я поражалась своему относительному спокойствию после всех произошедших событий. Иногда паника подступала к горлу из-за боязни, что что-то случится с родителями или лучшим другом, но горячий чай возвращал все в норму. Только одно сильно беспокоило — мне все еще продолжало сниться подземелье. Да, сон не был настолько четким и выматывающим, как в особняке Коллинзов, но он преследовал, словно навязчивая идея. До этого мне достаточно редко снились кошмары, и то они были связаны со школьными экзаменами, на которых я судорожно пыталась разобрать непонятные задания, но в итоге ничего не успевала и проваливала работу. В основном, погружаясь в сон, я переносилась либо в выдуманный мною мир, либо в прошлое, заново переживая некоторые радостные или грустные моменты.

Сегодня мы договорились встретиться с Сэмом. Удивительно, но за три дня он мне довольно часто писал, пусть и в немного сухой манере, уточняя про обряд. Мы оба выучили слова, осталось лишь зачитать их вслух вместе и отточить детали. Тревога, что мы можем ошибиться, периодически накрывала меня, и в таком состоянии я принималась перерывать Интернет. Я пыталась найти эти заклинания, вбивая их целиком или по словам, но ничего, кроме однотипных сайтов с неправдоподобными историями, мне не удалось найти. Один раз я даже была готова показать заклинания папе, чтобы он помог их перевести, поскольку он знал латынь по долгу службы, но отказалась от этой идеи. Во-первых, сам папа еще давно говорил мне, что они изучали по большей части термины, связанные с медициной, а обычные выражения он уже плохо помнит. Во-вторых, у отца появилось бы множество вопросов, если он все-таки смог бы что-нибудь перевести.

Я улыбнулась, вспомнив о Сэме. Хотелось вновь увидеть парня, услышать его бархатный спокойный голос, обнять и провести рукой по мягким волосам. Сегодняшняя встреча пробудила во мне одновременно радость, волнение и страх, так как повод увидеться был серьезный.

На протяжении этих дней все чаще и чаще я возвращалась мыслями к Сэму. От воспоминаний того нежного взгляда, с которым он смотрел на меня, по телу пробегала приятная дрожь, а к щекам приливала кровь. На душе становилось тепло, когда я прокручивала в памяти наш робкий поцелуй. Сильные руки парня на моей талии, прижимающие к себе, его сбивчивое и обжигающее дыхание на моих губах… Я закрыла глаза, ощущая мурашки по телу. Однако внутри все сжалось, когда в памяти всплыло печальное выражение лица парня после поцелуя. Сэма что-то останавливало, я была более чем уверена, что внутри себя он вел непрекращающуюся борьбу. С одной стороны, я чувствовала, что я ему небезразлична, но что-то заставляло его относиться ко мне холоднее, чем он на самом деле хочет. Что-то (или кто-то?) держало Сэма на расстоянии от меня. «Может, в детстве к нему применяли физическое насилие?» — от этих мыслей грудь сдавило. —«Боль могут приносить воспоминания, связанные с детством…» — подумала я. Как же хотелось помочь хоть чем-нибудь Сэму… «Он учился в интернат-школе, возможно, именно она сыграла роль? Нет, лучше не гадать. Если Сэм захочет и будет готов — он поделится со мной, тогда и узнаю. Нельзя давить на него».

Я уткнулась носом в мягкую шерстку плюшевого медведя, прокручивая в памяти пятницу. В тот день меня вызвали в полицейский участок насчет убийства Эрика. Кажется, будто я запомнила каждую минуту того дня.

Тот день начался с облачного и унылого утра. Я стояла на крыльце дома и волновалась перед походом в полицейский участок, не зная, что меня ожидает: бесконечные переживания вызвали головную боль. Маму тоже вызвали для дачи дополнительных показаний, но ее допрос должен был пройти позже моего. Радовало одно — меня подвезет папа, ведь мы с ним договорились встретиться на неделе.

Я нетерпеливо оглянулась по сторонам, сильнее укутываясь в шарф. Папа как всегда опаздывал. Делать было нечего, оставалось только ждать и пытаться не сильно мерзнуть на ветру. Я оглянулась на дом, в котором провела практически всю жизнь. Дом был небольшой, а по сравнению с особняком Коллинзов так вообще карликовый. У нас был всего один этаж, пара окон среднего размера, рядом с домом вместительный гараж. За домом находился внутренний дворик. Я прошла чуть дальше, обошла дом вокруг и грустно окинула взглядом небольшой кусок земли. По периметру дворика летом росли кусты роз и пионов — любимых маминых цветов, которые теперь осенью выглядели как иссохшие безжизненные кусты — в середине участка одиноко стояли качели, временами покачиваясь из-за сильных порывов ветра. На них я любила проводить время в детстве и могла качаться часами, слушая пение птиц или веселые разговоры родителей, их друзей и родственников во время барбекю или праздников. Вялая улыбка коснулась лица от детских воспоминаний. Как давно это было, в памяти почти стерлись счастливые деньки, проведенные в кругу близких… Я уже плохо помню черты лица бабушки, которая всегда угощала меня свежеиспеченными пирогами, не могу ощутить их сладкий запах и вкус… В голове остался лишь мой смех, когда мы вместе готовили тесто для выпечки: вся кухня в муке, я в муке, бабушка в муке… Как бы мне хотелось вернуться в беззаботное детство! Сердце тоскливо заныло, и я мотнула головой, словно этот жест мог помочь стряхнуть нахлынувшую печаль.

Вернувшись обратно на крыльцо дома, я хотела достать телефон, чтобы проверить время, но тут к дому подъехал серебристый опель папы. Машина припарковалась параллельно тротуару рядом с домом, и из нее медленно вышел отец, оглядываясь усталым взглядом по сторонам. Заметив меня, он помахал рукой, едва заметно улыбаясь.

Я радостно подбежала к папе, и, не дав ему сказать ни слова, обняла его сильно-сильно, ощущая исходящее от него тепло. Я уткнулась носом в его куртку и почувствовала запах больницы и лекарств, наверно уже навсегда въевшихся во всю папину одежду.

— Привет, Маффи. Осторожнее, задушишь меня, — проговорил папа, четко произнося слова, и обнял меня в ответ.

Его речь всегда успокаивала, возвращая к реальности: папа практически никогда не повышал голос и не кричал, редко придавал эмоциональную окраску словам. В отличие от него, мы с мамой всегда говорили быстро и бурно, сначала сказав, а только потом подумав. Папа, напротив, всегда обдумывал ситуацию, а потом уже говорил. Такая же тенденция соблюдалась и в его действиях, поэтому на первый взгляд он казался медлительным. Хотя на работе он всегда выполнял обязанности до конца и качественно, тщательно подходя к каждому пациенту. Временами хотелось поторопить папу, но я понимала, что это у него в характере. Разница между родителями была сильно заметна, и я в детстве часто задумывалась, как так вышло, что мама, которая так и бурлит энергией и эмоциями, вышла замуж за неторопливого и нерасторопного папу.