Неожиданно перед глазами Оскара всплыл смеющийся Эрик. Его смех послышался около уха, словно сын бегал по камере. Мистер Коллинз испуганно оглянулся по сторонам и с облегчением выдохнул, убедившись, что ему показалось. После смерти сына его не покидали ночные кошмары: Эрик, кровавый нож, крики, плач жены. Оскар даже засомневался, может, он и есть убийца? Вдруг это действительно он зарезал собственного ребенка? Каждый раз, когда он думал о сыне, его глаза стояли на мокром месте. И вот сейчас горячие слезы в очередной раз потекли по щекам. Оскар не стал их смахивать. Еще один плюс нахождения в одиночестве — ты можешь не скрывать свои чувства.
Мистер Коллинз любил сына, хоть и не помнил, как вообще зачал его. Они со Скарлетт давно делали вид, что спят в одной комнате. По ночам Оскар уходил в соседнюю гостевую спальню или засыпал в кабинете. Об этом знали лишь дворецкий и, наверное, Сэм. Только на время приезда Эммы и ее дочери, Оскару пришлось делить спальню с женой, а после смерти Эрика еще и кровать, так как Скарлетт не могла заснуть одна. Но несмотря на отсутствие отношений между мистером Коллинзом и Скарлетт, Эрик был его сыном. Он был единственным лучиком солнца, ради которого Оскар жил и мирился со Скарлетт. Когда Оскар увидел сына мертвым, внутри все разбилось на кусочки. Хрупкая любовь к жизни ушла под землю вместе с гробом Эрика.
Небо затянули черные тучи. Мистер Коллинз отошел от окна и собрался лечь обратно на кровать, как вдруг по всему следственному изолятору послышался гул сирены. Оскар недоуменно подошел к двери, за которой послышалась беготня и взволнованные крики. Осторожно прислушиваясь, он краем глаза заметил сбоку непонятное движение. Мистер Коллинз замер, настороженно следя за дымом, плавно вытекающим из вентиляционного люка под потолком. Сгусток чего-то черного… «Темнота», — уголки губ Оскара слегка дернулись. — «Ты же ведь моя подруга, верно?» Он повернулся и проследил за движением дыма, не обращая внимания на усиливающиеся крики за дверью.
Между тем темнота приближалась, словно с интересом изучая мистера Коллинза. Оскар не шелохнулся, даже когда дым обвился вокруг его ног. Он отпрянул назад только тогда, когда черное облако оказалось уже у его лица.
Мистер Коллинз испуганно вскрикнул, когда сгусток темноты с силой залетел ему в рот. Чернота будто поглощала его душу. Внутри все горело, и Оскар поначалу хотел сопротивляться, выгнать из себя чужеродное тело, но ничего не выходило. Мысли становились все тише и тише, разум все терялся и терялся… А дым продолжал пожирать изнутри.
Перед глазами мистера Коллинза предстала кромешная темнота и… Через мгновение от Оскара осталось лишь тело, а на месте, где раньше была его душа, поселился демон.
— Наконец я на свободе! Как же я долго этого ждал! Столько лет Ада… — тут же он осекся, подивившись своему новому голосу.
Демон с удовольствием усмехнулся. Он посмотрел на свои руки, подвигал пальцами и ногами, с каким-то трепетным вожделением потрогал тело и волосы. Неутолимая жажда наверстать сотни скучных лет в аду возбуждала демона. Наконец, он повернулся к двери, за которой, по крикам, проходило побоище. Его губы расплылись в ухмылке.
— Братья и сестры тоже здесь. Что ж. Повеселимся.
***
Спустя две недели
Пронзительный рев сирены оглушал, врезаясь в память настолько, что даже в тихое время в ушах стоял звон. Ледяной ветер пронизывал от мозга до костей и больно ударял по лицу. От густого едкого дыма резало глаза, а из-за вонючего запаха выхлопных газов и трупного разложения постоянно тошнило.
Над железнодорожным вокзалом, как и над остальными частями города, нависли могильно-черные тучи. Они давили, не давая ни одному тоненькому лучику солнца пробиться сквозь них. Словно крышка гроба, которую только что захлопнули и теперь готовы предать земле, погружая в вечную и непроглядную тьму.
Льюис стоял на перроне и мрачно смотрел на очередь людей, садящихся на поезд. Где-то рядом хныкал ребенок, но его плач терялся в толпе. В другой стороне слышался приглушенный стон боли с прерывистыми всхлипываниями и недовольные голоса людей, просящих больного заткнуться. Споры, ругань, рыдания, сирена, наконец постепенно затихающая — от всех звуков голова, казалось, вот-вот взорвется.
Люди в очереди нетерпеливо переминались с ноги на ногу, толкали друг друга, спорили, ожидая, когда наконец смогут уехать из этого теперь почти разрушенного города в место получше. Только две недели назад жизнь была спокойной, но вдруг случилось необъяснимое — на весь мир обрушались странные, сверхъестественные существа. Льюис никогда не верил в подобное, но когда на его глазах черный дым завладевал телом коллеги — волей не волей пришлось поверить.
«Конец Света». Его обсуждали в новостях, в Интернете, и, в конце концов, с каждого утюга только об этом и говорили. До тех пор, пока не отключили связь. Льюис в первое время не верил в происходящее, думал, что город подвергся нападению неизвестной террористической группировки, но с каждым днем ситуация становилась хуже и хуже: все больше жителей становились одержимыми неизвестными существами, и драки, споры, грабежи, побои, взрывы, теракты — еще меньшее из того, что происходило. Полиция вовсе перестала заботиться о происходящем: число преступников настолько увеличилось, что справиться с ними было невозможно.
Началась война. Разрушительная, безжалостная война. Страны хуже, чем кошки с собаками, ругались по любому поводу. Старых правителей свергали, приходили новые, полностью разрушая предыдущие устои. Три главные мировые державы решили, что лучше не применять самое опасное оружие на планете. По словам их новых лидеров, зачем убивать разом столько людей, уничтожая на планете все живое? Конечно, лучше же их заставить мучаться и медленно погибать от боли и нехватки еды. Лучше заставить землю неспешно впитывать яд от бесконечных военных самолетов и машин.
Закрыли все торговые центры, школы, уволили тысячи людей. Разрушили жилые дома, производственные заводы, сельскохозяйственные фермы. По всему миру закрыли границы и транспортные пути. Приходилось выживать. Люди избивали друг друга до крови, борясь за последний пакет молока в супермаркете. Потому что для всех главное — выжить и накормить семью.
В чем смысл войны, если начавшая ее власть лишь руководит, а страдают обычные люди? Льюис не мог это понять. Как и не мог смотреть без слез на людей, потерявших во время бомбежек дома. На людей, которые потеряли своих близких, но не из-за их смерти, а потому что теми завладели жестокие неизвестные существа. Демоны. Так называл их народ, а ученые тщетно пытались разработать способ их уничтожить или создать «вакцину» против существ. Однако смерть для многих была облегчением, ведь тогда не приходилось видеть, как близкий человек превращался в монстра.
От их города осталось практически ничего. Нужно было теперь бежать в спокойное место, где было еще более или менее мирно, и поезд был одним из самых безопасных способов перемещения. Дороги перекрыты, все аэропорты были мобилизованы и переданы военным. В городе все было разрушено, отравлено. Тучи, казалось, навечно нависли над землей, отчего ночь длилась бесконечно. Ни на секунду люди не переставали бояться. Бояться сделать лишний шаг, завернуть за угол, где тихо поджидала тень. Все сторонились друг друга, постоянно выискивая в глазах других людей черные бездны. Запах страха и смерти висел в воздухе, он чувствовался во всем, не было ни одной вещи, не пропитавшейся им изнутри.
Льюис перевел взгляд на сестру Эмили и брата Фреда, которые стояли рядом с ним в очереди на поезд. Фред сосредоточенно смотрел на толпу людей, держа руки в карманах. Они совсем скоро сядут на поезд и поедут в другой штат. Сестра и брат к матери и остальной семье, которые уже переехали в безопасный район, а он по делам. Из-за того, что по новым правилам каждого пассажира досматривали военные прямо перед посадкой на поезд, очередь затягивалась надолго. Проверяли досконально не только документы, но и билет, багаж и одежду. В груди Льюиса закипал гнев, когда он видел, как безбилетников разворачивали. Если государство так твердит о защите граждан, то почему не предоставляют эвакуацию всем, а только тем, кто приобрел билет? Льюис, правда, знал ответ на этот вопрос — там, куда они едут, ограниченное количество жилых и продовольственных возможностей. Поэтому попадали на поезд лишь те, у кого были деньги. К остальным же относились как к ненужному мусору, лишней обузе.
