– Травят еду, что бы сделать слабее и подчиняемее. С точки зрения роя – это не логично, – моя вилка негодующе застыла на безопасном от еды расстоянии. – Отравленная еда не вписывается ни в одну концепцию. Потому что и те, кто вместе с тобой в рое на твоё благо работают, и те, кто как рабы вместо тебя на твоё благо работают, должны быть сильными и здоровыми. Что толку рабовладельцу от больного и слабого раба? Вместо того, что бы наслаждаться плодами его труда, рабовладельцу придётся лечить и выхаживать бедолагу. И, тем не менее, они травят еду.

– Может, это единственный способ сдерживать развитие конкурентов, способных свергнуть тебя с социально значимой позиции в обществе.

– Они же сами эту отраву не едят?

– Нет, конечно, – с завидным хладнокровием Заноза продолжала опустошать свою тарелку. – У них спецпитание.

– Так, если подойти к этому с точки зрения версии про сдерживание перехода их в следующую стадию развития, – я вилкой организовала замученную еду на тарелке в подобие диаграммы, – то, здесь рядовые умпалы, здесь их элита – ущебры, и потом высшие жрецы. Так?

Заноза с сомнением покосилась на мою тарелку. Диаграмма местной социальной лестницы вышла так себе. Я машинально поменяла пару кусочков местами, сочтя, что те недостаточно жирные для роли жрецов.

– С таким применением отвергнутого ужина я сталкиваюсь впервые, – призналась Заноза.

– Да ладно, как вообще можно есть после такого? – я развернула к ней своё продуктовое творение. Если это рой, то ущебры не могут переродится в жрецов, а умпалы не могут переродится в ущебров, верно?

– Да. В рое ты рождаешься под функции определённого органа, и никакой социальной мобильности быть не может.

– Тогда, какой смысл травить и сдерживать развитие сородичей?

– Вот и я говорю, это рабство, – воодушевилась Заноза.

– Сдерживать развитие необходимо, если конкурент может развиться в тебя. Но, судя по твоему отчёту, умпалы в любом случае не могут стать ущебрами. Так зачем их дополнительно травить?

– Возможно, они не могут стать ущебрами как раз из-за того, что их держат в ослабленном состоянии. Что бы родился ребёнок ущебра, матерей переводят во дворец. И меняют им питание.

Заноза отставила свою опустевшую тарелку и принялась за напиток.

– Возможно, – я тыкала вилкой в слои рассортированных кусочков овощей, иллюстрируя свои мысли, – но как сами ущебры тогда развиваются в жрецов, если их не подталкивает развитие умпалов? Сдерживают развитие. С точки зрения любого общества – это не логично! Общество должно развиваться! И когда поднимается общий уровень окружающего тебя общества, автоматически поднимается и твой. И возможность у индивида развиваться дальше появляется тоже при росте уровня общества. Сдерживая развитие остальных, элита и собственное развитие останавливает. Где логика?

– Нет логики, – кивнула Заноза. – Они и не развиваются. Совсем. Ни роста численности, ни технического прогресса, ни развития новых способностей.

– Нет роста численности? – я оторвалась от созерцания овощной мозаики.

– Есть колебания, но нет явного прироста. За всё это время, численность выросла процентов на восемнадцать, не больше.

Как профессиональный журналист я могла бы и лучше контролировать свою реакцию и не похлопать так глупо глазами.

– У них такая низкая рождаемость?

– У них запредельно высокая смертность. И они даже до трети своего биологически возможного возраста не доживают.

– Нет прироста населения, но они травят своих же?

– Я подозреваю, что они таким способом численность горожан и контролируют.

– Но зачем? – я перевела взгляд на тарелки и вилкой расширила средний слой. – Численность элиты тоже должна расти. А значит, им нужно больше э… подданных, обслуживающих их интересы.

Заноза задумчиво уставилась на импровизированный макет стратификации местного общества.

– Где логика? – не унималась я. – Рабовладелец не заинтересован сдерживать численность тех, кто его всем обеспечивает. Не ему же самому кормить это поголовье? Это они его кормят своим трудом.

– Они инопланетяне. У них своя логика, – устало ответила Заноза. – Факт, что они их травят, сокращая численность.

– Логика роста и развития популяций в этой вселенной одна на всех. То, как надо ненавидеть своих сородичей, что бы так с ними поступать, это ещё ладно, – вздохнула я, – но для такого поведения должно быть объяснение. Почему им необходимо так поступать со своими же? У них нет ограничений ни в территории, ни в ресурсах. Но они сами сокращают численность своего рода. Почему?

Я подняла глаза и встретилась взглядом с Занозой.

– Если бы они были захвачены другой цивилизацией, тогда всё понятно. Необходимо поддерживать численность рабов в том количестве, которое в состоянии контролировать.

– Но здесь нет инопланетных захватчиков, – покачала головой Заноза. – Это один биологический вид.

– Только другой биологический вид заинтересован в сокращении численности вида-конкурента. И то, если конкуренция за ресурсы жесткая, – я сдалась и, наконец, отодвинула от себя тарелку.

Взгляд Занозы вернулся к овощам.

– Они не становятся морковкой, – задумчиво произнесла она.

– Что?

Заноза вздрогнула, очнувшись от размышлений.

– Ладно, пошли спать. Надо дать уложится всему этому в голове, – я окончательно сдалась усталости и неудобоваримости информации и встала.

– Саша, – окликнула я её в дверях, – вы ведь поспорили, да?

– О чём? – Заноза была погружена в размышления.

– О том, что я не смогу есть после этого разговора? Это что-то вроде теста для новичка? Проверка на прочность?

– Глупые традиции есть на каждой станции, – отмахнулась Заноза. – Кстати, ты проверку прошла. Спокойной ночи.

И едва зайдя за угол, Саша поднесла к губам коммуникатор, что бы можно было говорить очень тихо.

– Карина, ты ещё не спишь?

– Так сколько раз её стошнило? – зевая, отозвалась Карина.

– Ни сколько.

– А она молодец, оказалась.

– Я не об этом. Дара навела меня на мысль. А что если ущебры – это другой биологический вид? Если они вовсе не умпалы?

– Не умпалы?

– Ты же сама говорила, с их ДНК какие-то проблемы.

– Да, но… не настолько же, – растеряно подыскивала слова Карина. – Мне просто не удалось установить из-за чего такие различия во внешности при отсутствии явных изменений в ДНК.

– Но по ДНК они один биологический вид? Или они могут оказаться разными? Мы же не смогли реконструкции облика по ДНК провести, помнишь?

– То, что программа реконструкции облика по ДНК не сработала на тестах с ущебрами, говорит о том, что мы не всё учли.

– Это бы многое объясняло, – вздохнула Саша. – Если бы они оказались разными биологическими видами.

Карина помолчала.

– А откуда здесь взялся другой разумный вид? Хотя, мы и этот обнаружили недавно. Ладно. Я завтра проверю биопробы ущебров, умпалов и жрецов. Попробую найти отличия ещё раз.

Я открыла свой список отличий роя от рабства и внесла данные про сдерживание развития отравленной едой, прекрасную выживаемость умпалов вне роя и версию про ленивую, но умную Природу.

Пока ничего не понятно. А нужны чёткие факты, доказательства. И эта авария с Павлом сделала сроки расследования нереальными. Почему Константин позвонил именно мне? Это же не случайно. Он мог это сделать только по просьбе Посла. Тогда почему Шеломин считает, что я смогу с этим разобраться? И я тоже хороша! С головой кинулась в абсолютно мне незнакомую тему только потому, что Шеломин в меня верит. Пора бы уже вырасти.

Самое паршивое, что я до сих пор не понимаю смысла этого неестественного явления – рабство. А мне надо найти доказательства или опровержения его наличия. Может, задача, в которую я так вцепилась только из-за того, что это уровень интересов Союза Миров, окажется мне не по зубам. А если я не справлюсь? Мне точно не хватает уровня компетентности. И единственное оправдание в том, что специалистов по рабству у нас по пальцам пересчитать. Потому что они не нужны, этот вопрос никому не интересно изучать. В нашем мире такого явления нет. Рабство. Мы ведь употребляем это слово только в значении преувеличенного увлечения чем-то. А здесь это социальное явление, рабство в своём древнем отжившем значении слова. И Заноза тоже не специалист по рабству, поэтому её громкое заявление легко оспорят.