— Вам повезло найти счастье взаимной любви вместе с султаном Орханом, но… Я не знаю, приведёт ли наша свадьба с Искандером-пашой к тому же.

— Брак основывается не на любви, а на взаимном доверии, терпении и сходстве если не благодетелей, то недостатков. Любовь… Слишком сильное чувство для того, чтобы стать основой брака, да и она имеет свойство угасать, какой бы сильной не была. Она угаснет, а брак станет удушающей обузой. Наша любовь с султаном Орханом с течением времени угасла и превратилась в нежную дружбу. Так что не ищи в браке любви, ищи доверие и понимание и дари их же мужу. Со временем только они и останутся…

— Валиде не позволит мне выйти замуж, даже если я соглашусь, — горько усмехнулась Михримах Султан. — Она меня не отпустит.

— Тогда не спрашивай у неё разрешения. Это твоя жизнь. И только ты можешь ею распоряжаться. Любовь к матери не должна этому препятствовать. Это естественно — взрослеть и начинать свою жизнь, создавать свою семью, обретённую уже не с родителями, а с мужем. А теперь иди к себе… Долгий разговор меня утомил. Подумай над тем, что я сказала.

Топкапы. Гарем.

На белоснежной ткани распустились розы, вышитые серебряной нитью, а в очень длинных русых волосах высилась диадема, украшенная россыпью бриллиантов.

Невысокая и стройная Хафса Султан, являющаяся обладательницей округлого милого лица и больших серых глаз, кажущихся обманчиво наивными, производила впечатление ребёнка, нарядившегося в платье и драгоценности матери, слишком роскошные для неё.

Но умиление, что она вызывала, тут же таяло в глазах окружающих, стоило султанше с присущим ей холодным презрением посмотреть на них в ответ.

Мирше-хатун, заметив остановившуюся возле распахнутых дверей ташлыка султаншу, поспешила подойти к ней и поклонилась. Женщина была обеспокоенной и утомлённой, что не укрылось от проницательного взгляда Хафсы Султан.

— Я узнала, что Валиде Султан от болезни слегла в постель и немедленно приехала, — произнесла султанша и покачала русоволосой головой, отчего бриллианты на её диадеме ослепительно засверкали. — Какое несчастье…

— Все крайне обеспокоены, — устало вздохнула Мирше-хатун. — Лишь на Всевышнего надеемся. Лекари бессильны.

Сочувственно улыбнувшаяся Хафса Султан выглядела искренней в выражении своих чувств, но в глубине её серых глаз была ледяная пустыня равнодушия.

— Я обязательно навещу Валиде Султан, но сначала загляну к повелителю.

Развернувшись, Хафса Султан покинула гарем и направилась по коридорам дворца в направлении султанских покоев. Подле неё шли две её служанки словно тени.

Но, не дойдя до султанских покоев, султанша неожиданно свернула в маленький коридор, ведущий к комнате хранителя султанских покоев. Постучавшись в двери, она услышала приглушённый мужской голос, позволяющий войти.

Жестом приказав своим служанкам остаться в коридоре и ждать её, Хафса Султан вошла в маленькую квадратную комнату, скромно и просто обставленную. Ферхат-ага, лениво подняв взгляд, испуганно вскочил с тахты, на которой до этого сидел.

— Султанша. Прошу простить меня. Я не знал, что вы…

— Успокойся, — снисходительно усмехнулась Хафса Султан. Шелестя подолом белоснежного платья, она медленно прошлась по комнате и изящно опустилась на тахту. — Как служба?

Ферхат-ага, вставший неподалёку со склонённой головой и сложенными перед собой в замок руками, позволил себе поднять голову и несмело посмотрел на султаншу.

— Мне не на что жаловаться. Повелитель мною доволен и, надеюсь, что и вы тоже.

— Причин быть недовольной тобой у меня нет, — отозвалась Хафса Султан. — Надеюсь, что не будет и впредь.

Хранитель султанских покоев серьёзно кивнул.

— Мирше-хатун взяла власть над гаремом в свои руки, как я вижу, — заговорила султанша, и в её голосе слышалась нотка недовольства. — Такое прежде случалось. Будучи управляющей гарема моя валиде, не желая расставаться с семьей, позволила Фахрие-калфе исполнять свои обязанности, и на долгие годы власть в свои руки взяла простая калфа. Допустить подобного сейчас я не могу.

— Как и Эмине Султан, — хмыкнул Ферхат-ага. — Уж она-то, верно, надеется прибрать гарем к рукам. Филиз Султан если и будет назначена управляющей гарема, то долго не продержится её стараниями.

— Именно поэтому я здесь, — многозначительно улыбнулась Хафса Султан. — Власть в гареме должна оказаться в моих руках. Я знаю, как этого добиться, но мне нужна твоя помощь.

— Что от меня требуется? — с готовностью отозвался мужчина.

Спустя некоторое время покинув комнату хранителя султанских покоев, Хафса Султан навестила повелителя, дабы, как и задумала, стать ему ближе и добиться его доверия.

Султан Баязид встретил её за письменным столом, задумчиво разглядывая обширную карту, на которой лежали разноцветные камни, обозначающие, видимо, важные города или крепости. Взгляд его тёмно-карих глаз был прикован к группе синих камней, разложенных на землях Генуи.

— Повелитель, — поклонившись, Хафса Султан приветливо улыбнулась поднявшему на неё взгляд султану Баязиду, который в ответ коротко кивнул темноволосой головой.

— Проходи, Хафса. Если у тебя что-то важное, говори. Я работаю.

— В этот раз я пришла к вам не просить помощи, а предложить её.

Повелитель, успевший вернуть своё внимание к карте, снова поднял взгляд, полный непонимания и изумления.

— Что ты имеешь в виду?

Не торопясь с ответом, Хафса Султан медленно подошла к письменному столу и, встав напротив сидящего по другую его сторону султана Баязида, обратила серые глаза к карте. Её маленькие тонкие пальцы коснулись тех самых синих камней, лежащих на землях Генуи.

— В минувшей войне мы одержали победу, причём, над двумя врагами сразу, — задумчиво протянула султанша. — Это — великая победа османов. Ваша победа, — она посмотрела прямо на повелителя, который выглядел настороженным её словами. — Но если Венеция всё ещё разрушена и слаба, то Генуя снова поднимает голову, сгорая в жажде возмездия. Я занимаюсь благотворительностью, потому знаю множество людей. В том числе иностранных послов, торговцев и других людей, по той или иной причине оказавшихся в Османской империи. От них я узнаю о том, что происходит в других странах. И все они нашёптывают мне, что в Генуе полным ходом идёт подготовка к войне.

Слушая её, султан Баязид смотрел на синие камни, обозначающие важнейшие крепости Генуи, и что-то мрачное шевелилось в его груди. Предчувствие чего-то тёмного, зловещего и пугающего.

— Генуя не простила своего поражения, а, как известно, эхо поражения — это месть. С каждым днём их ещё недавно разрушенный флот крепнет и ширится, а численность войск растёт. Война — вопрос времени. И вы правы в том, что готовитесь к ней. Но, к сожалению, наше государство не питает жажда возмездия, и восстановление идёт в разы медленнее. Если этого не изменить, то, когда они нападут, у нас не хватит сил сдержать оборону. Не то, что нападать.

— И как же это изменить? — мрачно осведомился повелитель, хмуро смотря на Хафсу Султан.

— В этом и заключается моё предложение помощи, — отозвалась она, и её губы сложились в полуулыбку. — Государственная казна пуста, и это замедляет ход восстановления и подготовки. Я же не скрываю, что обладаю внушительным состоянием, которое заложили ещё мои дед Рустем-паша и бабушка Михримах Султан. На собственные сбережения я обязуюсь перед вами собрать флот из пяти сотен военных кораблей, а также пожертвовать часть этих сбережений на ремонт повреждённых.

Султан Баязид в настигшем его изумлении вскинул тёмные брови и неосознанно подался вперёд.

— Хафса… — выдохнул он. — Это же просто огромные траты, которые в настоящее время непосильны даже для государственной казны.

— В тёмные времена мы можем рассчитывать на поддержку только со стороны семьи, — невозмутимо ответила она. — Повелитель, наше государство и моя семья — единственное, что имеет для меня ценность. Я не могу остаться в стороне, когда над всеми нами нависла угроза.