— Что?.. — ужаснулась Гевхерхан Султан, смотря на нее, как на сумасшедшую. — Ты хотела бы? Я не позволю делать свою дочь разменной монетой в чужих интригах!

— Ты только подумай! Этим шагом мы и удачно устроим жизнь Фюлане, и укрепим свое положение. Ахмед-паша не просто санджак-бей, он — бейлербей Румелии. Это значит, что с повышением, а оно будет, если он женится на султанше, паша будет претендовать на должность самого визиря! Лучшей партии трудно представить, особенно для Фюлане, которая весьма далека от семьи султана.

— Что ты говоришь?! Я и слушать этого не желаю!

Гевхерхан Султан в гневе поднялась с тахты и направилась было к дверям, но услышала брошенные ей в спину слова сестры и обернулась:

— Я поговорю об этом с Фюлане, и она сама решит свою участь. Не пожелает выходить замуж, никто ее заставлять не станет — пусть ждет, когда ты соизволишь счесть, что ее время обрести семью и свой очаг пришло. Но, думается мне, она не станет ждать. Ее годы тоже уходят. Фюлане не глупая девушка — поймет, сколь выгоден для нее этот союз. И тебе, Гевхерхан, не помешать этому, потому что если Фюлане даст согласие, я ее поддержу и самолично обращусь к повелителю с просьбой этот брак организовать.

Наградив ее мрачным негодующим взором, Гевхерхан Султан развернулась и молча ушла, не снизойдя до ответа.

Топкапы. Покои Бельгин-хатун.

— Бельгин?

Войдя в покои, Айнель-хатун не обнаружила в них их хозяйку, но услышала ее голос, раздавшийся с балкона. Бельгин сидела там на подушке возле столика, на котором покоился поднос с кубком и блюдом с фруктами.

— Уже прохладно, тебе не стоит быть здесь, — с заботой воскликнула Айнель-хатун, которая принесла из покоев шелковую накидку и набросила ее на плечи девушки. — Что такое? — спросила она, уже сев на другую подушку и заметив печаль в голубых глазах фаворитки.

— Тоскую по повелителю, — призналась Бельгин и удрученно вздохнула. — Он больше не заглядывает ко мне.

— Он в трауре, — терпеливо ответила Айнель-хатун. — Наберись терпения и не огорчай себя понапрасну.

— Мне кажется, он не только по сыну скорбит, Айнель, но и по Эмине Султан. Ты сама мне сегодня сказала, что повелитель велел не искать ее после бегства. Даже казнить передумал, а ведь она отравила его родную матушку! Что эта женщина сделала с ним, раз он даже после такого прощает ее?

Айнель-хатун невесело улыбнулась и посмотрела на нее с толикой сожаления. Она понимала, что Бельгин хочет занять место ушедшей Эмине Султан, стать всем для султана, чтобы он и ее прощал вопреки всему. Это естественное желание любви — стать незаменимым.

— Видно, любил он ее, вот и помиловал снова. Но, уверена, эта любовь умерла в его сердце, сгорела дотла, когда повелитель узнал о том, что Эмине Султан совершила. Оставшийся пепел от сгоревших чувств и не дал ему пролить ее кровь. К тому же, я полагаю, повелитель подумал и о том, каково будет их детям, когда они после узнают, что он казнил их мать.

— Бедные, — грустно отозвалась Бельгин. — Из-за ошибки матери они лишились ее любви. Айнур Султан еще такая маленькая! О них, конечно, позаботятся должным образом, но служанки не заменят мать.

— Да, ты права. Еще и эта гибель шехзаде Сулеймана… Говорят, шехзаде Осман очень переживает и из покоев матери не выходит. Видно, тоскует по ней. С ним и с Айнур Султан бывшая служанка Эмине Султан и ее сестра Элмаз-хатун, которая и свидетельствовала против нее.

— Зачем же она предала ее?.. — с непониманием воскликнула Бельгин. — Не могла же она не понимать, к чему все приведет? Подумать только, родная сестра!

— Бельгин, ты уже достаточно прожила в Топкапы, чтобы понять: в этом дворце каждый борется сам за себя. Хафса Султан ее заставила, я уверена. Я видела пару раз, как Идрис-ага шептался с Элмаз-хатун, и она всегда с таким убитым видом слушала его. Запугали ее, бедную, вот она и предала свою госпожу.

— Хафса Султан меня пугает, Айнель, — после некоторого молчания вдруг напряженно проговорила Бельгин. — То, чего я боялась, уже началось. Вдруг она пожелает вытеснить меня из мыслей повелителя теперь, когда я жду ребенка, как она и хотела?

— О чем ты? — насторожилась Айнель-хатун.

— Нисан проболталась, — печально ответила фаворитка и опустила взгляд из-за того, что ее глаза наполнили слезы обиды. — Оказывается, та Афсун из Трабзона тоже беременна и недавно у повелителя была эта злобная Нефизе, которая мучила меня прежде. Зачем госпожа делает все это? Хафса Султан выбрала новую рабыню, которую будет, как меня прежде, настоятельно предлагать повелителю? Она хочет, чтобы он забыл меня? Я боюсь, что ей это удастся… Эта Афсун родит повелителю ребенка, а если еще и Нефизе? Я же не вынесу этого!

— Я тебя предупреждала, Бельгин, — с сочувствием ответила Айнель-хатун. — Не забывай, это — гарем, а ты — всего лишь одна из множества наложниц, которые живут лишь для того, чтобы ублажать повелителя. В этом месте выживают лишь те, кто оказывается умнее соперниц. За столько лет из тысяч наложниц лишь единицы смогли оставить свое имя в истории и сумели не только выжить в гареме, но и добиться таких высот, о которых другие только мечтали. Вспомни, что я тебе рассказывала о Хюррем Султан. Она явно была женщиной неглупой и знала как бороться за себя и при этом сохранить любовь повелителя. Учись на ее примере, чтобы избежать ошибок. Любовь султана — вот залог твоего благополучия. И сейчас, учитывая его привязанность к тебе, ты стоишь на голову выше соперниц, но все может измениться. Будь умнее, учись нравиться ему. Повелитель был так привязан к Эмине Султан, потому что она всю себя ему посвятила и знала, что и как нужно говорить. Наш султан, если судить по примеру Эмине Султан, любит женщин со сладкими речами, которые знают, как показать ему свою любовь. Еще важно рожать детей, особенно шехзаде. И последнее… Берегись зависти и интриг других женщин, которые рано или поздно почувствуют в тебе угрозу. Я знаю, как ты чиста душой, Бельгин, но тебе придется… научиться защищать себя.

Бельгин выслушала ее, помолчав, вытерла слезы с щек и протянула к ней руку. Они переплели пальцы и улыбнулись друг другу.

— Не представляю, что бы я делала без тебя, Айнель. Уверена, пока ты будешь рядом, я со всем справлюсь. И откуда в тебе столько мудрости? Ты ведь немногим старше меня…

Айнель-хатун рассмеялась, но, почувствовав веяние ночной прохлады, поежилась.

— Становится холодно. Идем в покои.

Топкапы. Покои Эмине Султан.

В эту ночь ему было столь одиноко, как не было еще никогда. Печаль и скорбь снедали его, лишали сил, давили своим непосильным грузом на его плечи. В груди сгустилось что-то тяжелое и до того полное боли, что дышать было трудно. Султан Баязид сознавал, что не только смерть сына тому причина, хотя мертвый Сулейман, лежащий в гробу, до сих пор стоял у него перед глазами. Ему чего-то не хватало, но он не мог понять, чего так отчаянно требовала его душа. До тех пор, пока, выйдя из своих покоев, не оказался перед дверьми опочивальни сбежавшей жены. Двоякие чувства терзали его сейчас: тоска по ней и злость на самого себя за то, что даже после всего, что она совершила, он думает о ней.

Толкнув двери, повелитель вошел в столь знакомые покои, медленно переступил их порог, огляделся и вдруг замер в недоверии. Над колыбелью, в которой ворочалась и плакала его дочь, склонилась женщина, и длинные золотые волосы занавесили ее лицо. Она тихо напевала колыбельную, пытаясь убаюкать маленькую султаншу. На миг ему показалось, что это его Эмине. Но он очнулся и ощутил горечь разочарования, когда женщина подняла лицо, и он узнал в ней сестру и бывшую служанку его жены Элмаз-хатун.

— Повелитель, — испуганно вскочив, она поклонилась. — Простите, я вас не заметила.

Ее присутствие еще больше напоминало об Эмине из-за их схожести и этим причиняло боль, поэтому султан Баязид жестом велел ей выйти. Подойдя к колыбели, он наклонился и взял на руки плачущую дочь. Айнур Султан постепенно затихла, разглядывая отца с осознанностью, не свойственной младенцам. Из-за белоснежной тонкой кожи и столь же белых серебряных волос она казалась похожей на ангелочка, а разноцветные глаза делали ее облик совершенно неземным, словно бы она и вправду была кем-то большим, чем просто человеческим младенцем.