Хафса Султан признавала это неохотно, но она слишком легко и быстро справилась с горем. Она никогда не позволяла себе впадать в отчаяние или печаль, потому как считала, что каждый миг жизни ценен и, чем тратить время впустую, лучше бы заняться делами. Боль легче пережить, если мысли заняты другим.

Но Мехмет-паша был иным человеком. Пусть он был так же честолюбив и расчетлив, но его сердце не было столь холодным, как у его жены, и, что уж говорить, в нем не было того стержня, который появился в Хафсе Султан, пережившей на своем веку бесчисленное множество смертей дорогих ей людей. Смерть дочери была для нее не первой утратой, и она, уже привыкнув, перенесла ее много легче, чем ее муж. Она оправилась, а он… Он не смог.

Даже понимая причины, по которым Мехмет-паша нашел утешение в объятиях другой женщины, Хафса Султан была не в силах принять его измену. Она всегда считала, что если что-то треснуло в одном месте, то со временем рухнет совсем, но не думала, что однажды это случится с ее браком. Смерть дочери и стала той трещиной, из-за которой сейчас все обрушилось.

Несмотря на боль от предательства, Хафса Султан сохранила трезвость рассудка. Что же, бежать к повелителю и с оскорбленным достоинством просить развода она не собирается. Мехмет-паша ошибся, но она исправит за него эту ошибку, и тогда они продолжат свой путь к вершине власти, как она и планировала. Ее прощение он не получит — слишком больно ей было, чтобы даже ради власти забыть предательство — но Хафса Султан не могла позволить случиться разводу, иначе с ее мечтами будет покончено.

— Приведите во дворец эту женщину и поскорее, — холодно велела она.

Глава стражи, поклонившись, ушел, а Хафса Султан так и продолжила с мрачным видом стоять у окна, и злоба таилась в ее серых глазах. Мехмет-паша прекрасно знает, как она поступает с предателями, и теперь ему придется познать это на себе. Она постояла так еще немного, а после отдала несколько приказов охране, подготовившись к встрече с любовницей мужа. Спустя некоторое время двери в холл распахнулись и, обернувшись, султанша посмотрела на вошедшего мужа. Мехмет-паша напрягся, увидев ее стоящей у окна, но принял невозмутимый вид и кивнул.

— Султанша, не ожидал вас здесь встретить. Вы стали редкой гостьей в собственном дворце.

В его голосе прозвучала горечь, и Хафса Султан на миг почувствовала себя виноватой, но тут же отбросила от себя это чувство. Кто и должен чувствовать вину из них двоих, то это явно не она.

— Я тоже удивлена, паша. Такая удача встретить вас в это время во дворце, — не преминула ответить она со злой иронией. Он опустился на тахту и посмотрел на нее настороженно. — Знаете ли, вы тоже редкий гость в этом дворце, особенно по ночам.

В темных глазах Мехмета-паши проступило понимание, когда он долгим взглядом посмотрел на жену и различил в ее позе напряжение, а в глазах — затаенную боль и гнев. Хафса Султан ожидала оправданий или того, что муж начнет винить ее в своем предательстве, но он обманул все ее ожидания, оставшись спокойным и невозмутимым. Словно бы это не его уличили в измене султанше, развод с которой станет для него крахом всей жизни.

— Вы ничего не скажете в свое оправдание? — снова встав у окна и повернувшись к мужу спиной, чтобы скрыть предательскую боль в глазах, спросила Хафса Султан с наигранным благодушием, хотя в этот момент готова была или разрыдаться, или броситься на него с кулаками, позабыв о достоинстве.

— Раз уж вам стало об этом известно… — проговорил Мехмет-паша, и голос его был тих и спокоен, но этим и ранил. В нем скользило равнодушие. — Я не стану искать оправданий. Если вы пожелаете со мной развестись, препятствовать я не стану.

Хафса Султан неверяще обернулась на него и усмехнулась.

— Развестись? — в ее голосе зазвучали истерические нотки, которые Мехмет-паша слышал в нем впервые. — Вы говорите так, словно на это и надеялись!

— Не стану скрывать, надеялся, — процедил паша, и его слова будто лезвие кинжала полоснули Хафсу Султан.

— Что вы сказали?..

Наконец Мехмет-паша перестал изображать спокойствие и, резко встав с тахты с негодованием и злобой на лице подошел к потерянной жене.

— А чего вы ожидали? Что я буду, как верный пес, ждать, когда вы соизволите вспомнить обо мне меж своими интригами, что плетете в погоне за властью?!

— Я «плету интриги» чтобы спасти вас, если не забыли! — вне себя от возмущения крикнула Хафса Султан, и ее грудь тяжело вздымалась. — Вы ведь один и шагу ступить не можете, чтобы не подставить себя под подозрения! Стоило мне оставить вас, когда я лежала без сознания после родов, вы устроили эти покушения, да так, что ни одно из них не состоялось. И я, я спасла вас! А теперь вы бессовестно обвиняете меня в том, что я повинна в вашем же предательстве? Вы растоптали мою честь и смеете после этого смотреть мне в глаза?!

— Не вам говорить о растоптанной чести, — выплюнул Мехмет-паша, и его глаза налились презрением, от которого его жена растеряла весь прежний пыл. — Это вы растоптали мою честь, когда позволили себе думать, будто я — одна из многих ваших марионеток, не способная и шагу ступить без вашего приказа! Возможно, прежде, не подозревая об этом вашем мнении, я действительно был ею, но впредь этого не будет.

Хафса Султан невольно вздрогнула от его слов и, не выдержав, отвернулась, закрыв лицо дрожащими ладонями. Не может быть, чтобы это происходило с нею… Ее жизнь не могла превратиться в этот кошмар, в котором ее собственный муж, когда-то любящий и заботливый, говорит ей все это после того, как открылась его измена.

— Любая другая женщина на вашем месте пожелала бы развода после того, что узнала, но не вы, — продолжал убивать ее словами Мехмет-паша голосом, дрожащим от гнева. — А знаете, почему? Развод не входит в ваши планы, в которых я фигурирую как великий визирь, за счет которого вы обретете еще большую власть. Ведь вам ее постоянно мало! Власть — единственное, что вы способны любить. И я больше не в силах находиться рядом с женщиной, которая настолько холодна и безжалостна, что даже смерть собственного ребенка ее не трогает!

Это был удар ниже пояса, и Хафса Султан замерла, пораженная услышанным. Она медленно убрала ладони от лица и с обезумевшим от боли взглядом обернулась на тяжело дышащего мужа, смотревшего на нее гневно, презрительно и безо всякой жалости.

— Если я сохраняю благоразумие и не впадаю в отчаяние, это не значит, что мне не больно, — холодно произнесла султанша, и по ее щекам полились слезы, которые она так долго сдерживала. — Я похоронила всю свою семью и давно смирилась с тем, что смерть безжалостна. Она забирала у меня всех, кого я любила. Смерть научила меня переживать боль с достоинством, находя в себе силы идти дальше. Я и не ждала от вас того же, зная, что на вашу долю не выпадало тех страданий, что пережила я, потому и оставила вас одного. Чтобы дать время оправиться. Но что вы сделали вместо этого, паша? Возненавидели меня за то, что я оказалась сильнее вас? Или за то, что я выжила, а наша дочь умерла? Как бы не было жаль, но это не в моей власти. И не нужно винить меня в собственной слабости!

Мехмет-паша смотрел на нее все с теми же чувствами, только теперь к ним прибавилось и оскорбление. Обвинение в слабости такой человек, как он, не забудет никогда. Он сглотнул, помолчал и вдруг заговорил уже совсем по-другому, обреченно.

— Когда после родов вы лежали без сознания в постели, находясь между жизнью и смертью, я был с нашей новорожденной дочерью. И не было в мире человека, счастливее меня, когда я брал ее на руки и представлял, какой будет ее жизнь. Но шли дни, вам становилось хуже, и Хадижа-калфа попросила у меня позволения привести знахарку. Она осмотрела вас и сказала, что будто бы на вас лежит какое-то проклятие, которое забирает силы и убивает вас. Я этому не поверил, но отчаянно желал спасти вас, потому велел ей делать все, что угодно. Тогда знахарка предупредила меня, что если она оживит вас, рано или поздно за жизнь придется заплатить другой жизнью. Я не осознавал, на что согласился. Но на следующее утро наша дочь была мертва, а вы… вы ожили. Сейчас вы стоите передо мной лишь потому, что я согласился расплатиться за вашу жизнь жизнью дочери. И видит Аллах, я ни о чем никогда так не жалел, как об этом решении. Это вы сейчас должны лежать в гробу, а не она!