— Да, Ферхат-паша получал приказы из писем, которые ему писали Мехмет-паша и Хафса Султан.
— И Хафса Султан писала ему? Прекрасно. Достаточно лишь предъявить эти письма султану Баязиду в качестве подтверждения обвинений, возложенных на Мехмета-пашу. И именно с помощью них повелитель увидит истинное лицо Хафсы Султан. Тогда их ничто не спасет. Вы еще поддерживаете связь с Ферхатом-пашой? Я слышала, что его сослали, но куда?
— Повелитель отправил его в ссылку в Дидемотику. Связь мы потеряли, как только это произошло. Но если вам угодно, я напишу ему и попрошу прислать письма Мехмета-паши и Хафсы Султан, если он их, конечно, сохранил. Если же нет, что тогда, султанша?
— Когда получим ответ, тогда и будем думать. Держите меня в курсе. Нужно торопиться, пока Хафса Султан не обвинила кого-нибудь еще, чтобы снять подозрения с мужа.
— Как вам будет угодно. Я сегодня же напишу Ферхату-паше. Уверен, потеряв все по вине султанши и паши, он поддержит нас в нашем деле.
Дворец Эсмы Султан.
Она не спала всю ночь, поскольку не могла сомкнуть глаз из-за печали о погибшем брате, беспокойства об отце и всеобъемлющего страха за Серхата Бея, приговоренного к казни. Эсма Султан боялась наступления рассвета, так как знала, что поутру его должны казнить, а она ничего не может с этим поделать.
Когда Давуд-паша проснулся, чтобы по обыкновению отправиться на государственную службу, она притворилась спящей, но вскоре выдала себя тем, что всхлипнула от приглушенных рыданий, вызванных теми образами, что роились в ее голове. Перед глазами стояла сцена, где палач стоит с занесенным топором, который после с силой обрушивает на шею стоящего на коленях Серхата Бея с опущенной головой.
— Султанша, вы не спите? — удивился Давуд-паша, застегивая мелкие пуговицы на льняной рубашке, которую всегда надевал под кафтан. — Еще так рано.
Эсма Султан снова всхлипнула и закрыла лицо ладонями, больше не в силах подавлять рыдания. Она заплакала в голос, как ребенок, чем напугала мужа, который, бросив все, сел рядом с нею и убрал ее руки от лица.
— Госпожа, что такое? — потрясенно спросил он, но тут на него снизошло озарение, и паша нахмурился. — Надеюсь, вы понимаете, что ни вы, ни я ничего не можем поделать. Таков приказ повелителя.
— Не может быть, чтобы его казнили! — сквозь слезы воскликнула султанша, и во взгляде ее был ужас. Она села в постели и в отчаянной хватке сжала его запястья. — Прошу, паша, сделайте что-нибудь! Поговорите с отцом! Возможно, еще не поздно…
— Прошу вас, успокойтесь, — сдержанно ответил Давуд-паша. — Я хотел бы помочь вам, но это не в моей власти.
Оттолкнув от себя его руки, Эсма Султан поджала колени к груди, обняла их руками и положила на них голову, зарыдав с новой силой. Давуд-паша с сочувствием посмотрел на нее и неуверенно погладил по темным волосам, но султанша больше не обращала на него внимания. Поднявшись, он подошел к дверям и открыл их.
— Пусть придет Фидан-хатун и принесет воды.
Паша вернулся к жене и сидел рядом с нею в беспомощности до тех пор, пока в покои не вошла обеспокоенная Фидан-хатун с кубком на подносе. Увидев рыдающую госпожу, она напряженно посмотрела на Давуда-пашу, но он не выглядел разгневанным, как следовало бы выглядеть тому, при ком жена убивается по другому мужчине.
— Вот, султанша, выпейте, — она поспешила к Эсме Султан и, погладив ее по плечу одной рукой, другой протянула ей кубок с водой.
Давуд-паша отошел в сторону и, встревоженно посмотрев на них, обернулся на вошедшего в покои агу, который любопытно покосился на плачущую султаншу.
— Паша.
— Что такое?
— Для вас послание. Гонец сообщил, что оно от Искандера-паши.
Забрав его, Давуд-паша жестом велел аге выйти и развернул скрученную в трубочку бумагу. Ознакомившись с написанным, он прикрыл глаза от облегчения, потому как понимал, что, не случись этого, его супруга была бы разбита.
— Султанша, я получил весть, — направившись к ложу, он ободряюще улыбнулся. — Оказалось, этой ночью Серхат Бей сбежал из темницы и не был предан казни.
Эсма Султан, которая в это время пыталась сделать хотя бы глоток из кубка, который сотрясался в ее дрожащей руке, затихла и пораженно уставилась на него.
— С-сбежал? — судорожно всхлипывая, переспросила она и, закрыв глаза, шумно выдохнула. — Аллах, благодарю…
Фидан-хатун снова покосилась на пашу, но тот спокойно бросил послание в камин и, оставив жену на ее попечение, ушел в гардеробную одеваться. За то время, что он там был, Эсма Султан более-менее успокоилась и встретила мужа уже стоящей у окна в изумрудном халате, хотя лицо ее все было заплаканным и покрасневшим. Фидан-хатун, которая успела поговорить с госпожой и вернуть ей подобие душевного равновесия, в этот момент вышла из опочивальни, оставив их одних.
— Пока вы не ушли, я хотела извиниться, — Эсма Султан повернулась к мужу с неловкостью. — Вы не должны были видеть это и уж тем более утешать меня.
Давуд-паша тепло улыбнулся, чем привел ее в замешательство. Он подошел и коснулся пальцами подбородка султанши.
— Теперь мы — одна семья, а для чего еще нужна семья, если не быть рядом в трудные минуты?
— Неужели вас это не задевает? — робко спросила Эсма Султан, зная, что паша поймет, о чем она спрашивает.
— Вы мне ничего не обещали, да и известно, что наш брак был заключен не из чувств, а по воле повелителя. Я стараюсь понять вас и… помочь вам принять новую жизнь, раз так вышло, что я стал ее частью.
— Наверное, я не заслуживаю такого мужа, — с горечью улыбнулась Эсма Султан, и ее лицо прояснилось, когда Давуд-паша коротко рассмеялся. — Вы так добры ко мне и, поверьте, я ценю это.
Давуд-паша коснулся теплой крупной ладонью ее щеки, и Эсма Султан неосознанно прижалась к ней, улыбаясь ему. Но вдруг он нахмурился, и султанша насторожилась.
— Вы поедете в Топкапы?
— Да, только позавтракаю и отправлюсь. Хочу поскорее увидеть отца и помочь ему пережить утрату.
— Передайте повелителю мои соболезнования.
Давуд-паша собрался было уходить, но Эсма Султан поспешила воскликнуть ему вслед, решив больше не тянуть:
— Паша, я хотела спросить кое о чем.
Тот обернулся и вопросительно на нее посмотрел.
— Что такое?
Не зная, как начать этот деликатный разговор, султанша подошла к мужу и, сделав как можно более невинное лицо, заглянула ему в глаза. Что же, она никогда не думала, что будет пытаться вести себя, как Эмине Султан. Но султанша вынуждена была признать, что какой бы та не была, у нее можно было поучиться тому, как вести себя с мужчиной, чтобы сохранить в его глазах невинность и в то же время добиться от него желаемого.
— Не уверена, позволено ли мне решать такие вопросы, учитывая, что я совсем недавно стала частью вашей семьи… Сельминаз, как мне известно, уже была замужем, но быстро овдовела и не смогла обрести счастья. Не пришло ли ей время снова стать женой и обрести собственный очаг? Она еще молода и, верно, мечтает о своей семье. Что скажете, паша?
Дворец Михримах Султан.
Несмотря на то, что они с Гюльшан-калфой договорились не говорить паше о том, что султанша падала в обморок, он все равно об этом узнал. Оказалось, ему сообщила о случившемся лекарша, которая осмотрела Михримах Султан по ее прибытии во дворец. Искандер-паша по возвращении домой всегда вызывал ее к себе в кабинет и осведомлялся о состоянии жены, поскольку ждал рождения ребенка не меньше нее. Гневу его не было предела, когда, спросив о том, почему ее до кареты донес конюх, паша узнал, что его беременная жена наведалась в конюшню Топкапы в то время, как он велел ей оставаться дома и беречь себя.
В тот вечер Михримах Султан боялась посмотреть ему в глаза и молча слушала его тираду, полную негодования, а когда муж немного успокоился и извинился за то, что сорвался, спросила, отчего он так раздражен и взвинчен. Она заметила, как Искандер-паша замялся. Он ответил ей что-то невразумительное о накопившихся делах в совете и об утомительной подготовке к военному походу и поскорее удалился в свой кабинет «работать». Но султанша знала, что гнетет его на самом деле, и это ее ужасно огорчало. Грядущая казнь Эмине Султан была всему виной.
