— Ладочка, что у вас происходит? — Мама явно не хотела вмешиваться в мою и без того рушащуюся личную жизнь.

— Да ничего особенного, — отмахивалась я. — Я сделала ошибку и скоро ее исправлю. Не спрашивай меня ни о чем, пожалуйста, я тебе потом все сама расскажу.

На самом деле мне очень хотелось поделиться с кем-то своими проблемами. Я знала, что мы нагородили их вдвоем, но идти на попятную не собиралась. Это была финишная прямая перед неминуемым разводом.

— Как я сразу не понял, что предо мной настоящая шлюха! — театрально выбрасывая вперед руку, говорил Егор, когда его в который раз тянуло выяснить отношения. Егор Жданов никогда не повышал голос. Но он умел произносить слова так, что резало уши, словно они вылетали из рупора, приставленного к вашему уху. — Ты выставляешь себя на всеобщее обозрение. Бесстыдно и откровенно. Ты — замужняя женщина — ведешь себя недопустимо.

— Я не забываю о том, что я все еще ношу твою фамилию. Остынь.

— Мне стыдно приходить на работу. Все скоро будут показывать на меня пальцем!

— Да, если ты не будешь себя умно вести, обязательно будут! Что ты бесишься? — Я не оправдывалась и не собиралась выполнять глупые требования вроде минимума косметики, собранных волос, одежды цвета мокрого асфальта, максимум — сухого, то есть светло-серого. Ничего яркого, ничего броского на мне не должно было быть. Глупый мужчина. Как он не понимал, что я сама по себе — уже играющий всеми горячими оттенками огонь. Егор забыл, как в начале нашего знакомства признался, что, увидев меня первый раз, настолько был сражен красотой, что потом нарочно, истязая прежде всего самого себя, делал вид, что не замечает меня.

Какая я все-таки дура! Это сероглазое чудовище с первого дня появления у нас на работе решило подогреть мой интерес к своей ничем не примечательной персоне. И как это можно было сделать? Конечно, игнорируя мое присутствие. Купил меня за три копейки — сдачи не надо. И вот теперь мне приходилось поглощать плоды собственной недальновидности. В какой-то степени я испытывала удовольствие, видя, как мучается от ревности мой муженек. Так это я ему еще повода не давала! Пора дать. Я — ходячее пламя, которое не смогут затушить его необоснованные обвинения. От них я лишь становилась все более уверенной в себе.

Потом Егор сменил пластинку, оставив мою неприкрытую сексуальность в покое. Он начал разрабатывать тему полного хаоса в квартире, подбивая меня приступить к ремонту. Так он решил получить доступ к спрятанным деньгам. Я честно сказала, что в сложившейся ситуации не вижу оснований для того, чтобы украшать место постоянных ссор и скандалов.

— Если хочешь — выкрась все здесь черной краской, — посоветовала я мужу. — Это будет дешево, как ты любишь, и еще будет полностью соответствовать настроению этой квартиры.

— Ты никогда не любила меня, — сверля меня недобрым взглядом, переключался Егор.

— Неправда. Я любила тебя. — Я не лгала. Любила и знала, что это чувство уже в прошлом. Оставалось совсем недолго. Мне было жаль потерянного зря времени. Этим замужеством я отбросила себя на несколько шагов назад: я стала совсем другой, замкнутой, раздраженной. Даже девчонки на работе все чаще замечали, что я — грозовая туча. Я, которая всегда была ясным солнышком, теперь произвожу впечатление чего-то холодного, угрожающего. До чего я дожилась…

— Ладуся, что с тобой происходит? — Василиса пристально смотрела на меня, пытаясь разобраться.

Чтобы избежать вот таких вопросов, я свела к минимуму встречи с подругами. Девчонкам на работе еще можно было что-то нагрузить, а с Васькой было сложнее. Ее не проведешь — слишком многое нас связывает. Мои нечленораздельные, неубедительные ответы убеждают подругу в том, что у меня дома не все, как в шалаше с милым и любимым.

— Да все нормально, Вась, — я играю лучше, чем любая драматическая актриса, звезда которой уже лежит на Звездной аллее славы. — Ты же знаешь мой характер. Мне нужно, чтоб все вокруг горело синим пламенем. А тут все как-то слишком устаканилось.

Не знаю почему, но во мне еще теплилась надежда, что в моей семейной жизни еще может произойти перелом в лучшую сторону. Я удивлялась собственной недальновидности. Однако к зиме я уже кричала своему мужу, что он — полный козел и что ему нужно сказать мне спасибо за то, что я не беру с него плату за проживание. Меня понесло. Сказались десятки скандалов на почве патологической ревности и жадности моего сероглазого супруга. Я не вешала себе награды, потому что тоже подливала масла в огонь. Но себя я любила больше, чем какого-то случайного мужчину, по документам числившегося моим мужем. Дошло до того, что мы перестали заниматься любовью, укладываясь спать на старом диване «валетом». Это было последней каплей.

Однажды я явилась к Васе и попросила ее оставить у себя на время сверток: там были деньги и мои немногочисленные украшения.

— Можешь открыть и посмотреть, что это, — сказала я, сидя у подруги на кухне с сигаретой в зубах. Я курила по пачке в день, едва сдерживая себя, чтобы не начать новую поздно вечером, когда становилось особенно невыносимо выдерживать присутствие Егора. Но в этот день я была полна решимости выставить его из своей квартиры.

— Зачем ты это принесла?

— Чтобы ты сохранила в целости и сохранности. У нас начинаются боевые действия.

— Как это? — Вася удивленно подняла брови. Ее копна рыжих волос взыграла от резких движений.

— Все, — призналась я Ваське. — Нет больше моих сил. Завтра подаю на развод.

— Ты что, с ума сошла? — Подруга села на стул, едва не приземлившись мимо.

К тому времени у нее уже появился кандидат на руку и сердце. Она только начала ловить кайф от нормальной сексуальной жизни, от общения с мужчиной, который ее, кажется, любил. Говорю «кажется», потому что в этом вопросе никогда нельзя быть уверенной на сто процентов. Когда человек счастлив, он желает того же для всех. Сомневаться в том, что моя Вася желала мне счастья, не приходилось. В ее глазах была паника.

— Нет, я в полном здравии, — коротко ответила я. Долгие объяснения, по-моему, были с таким вопросом не совместимы.

— Я чувствовала, что у вас непорядок, — подняв указательный палец, заявила Вася.

— Да, у нас не сложилось.

Не знаю почему, но я решила не вдаваться в подробности. Мне не доставило бы удовольствия говорить о своей неудавшейся сексуальной жизни, о том, что я ошиблась, с самого начала приняв за любовь обыкновенное разыгравшееся самолюбие.

— Что это за деньги? — Вася все-таки заглянула в пакет, который я ей собиралась оставить. Я поднялась и заглянула в конверт, как будто желая удостовериться, что мы говорим об одном и том же. — Что это?

— Это наши сбережения, которые теперь станут моими.

— Ты считаешь, что так будет правильно? — Сомнения в голосе подруги не смутили меня.

— Да. Это еще недостаточная сумма за столько испорченных дней и ночей! — с жаром сказала я и тут же замолчала. — Я стою дороже.

— Я знаю, — Вася поднялась, обняла меня. — Бедная моя, как же тебе тяжело.

— Не драматизируй. — Я не желала показывать, что на душе у меня зловонно, как утром во рту после хорошей порции чеснока на ужин. — Прорвемся. Это испытание, которое я должна пройти. В следующий раз буду умнее. Можно было, конечно, еще ждать и надеяться на чудо. Но его не будет — это раз, и Новый год я хочу встречать в нормальной компании — это два.

— Ладуся, я с тобой.

— Спасибо. — Для меня была очень важна ее поддержка.

Но, как показала жизнь, умнее, дальновиднее, проницательнее я не стала. За пять лет я успела трижды выйти замуж. Два последующих брака, в которые я вступала исключительно по большой любви, имели все тот же конец. Второй муж был старше меня на семнадцать лет. Оказывается, такая разница в возрасте не говорила о его большем опыте, знании жизни. Я думала, что выхожу замуж за успешного бизнесмена, от которого в самое время родить ребенка, а оказалось, что Глеб — выпивоха и гулена, дела которого давно и уверенно шли под откос. Это был единственный мужчина, от которого я хотела иметь ребенка, но у него были иные планы, и мне в них скоро вообще не осталось места.