Тем временем препод отпустил декана, сказав, что дальше продолжит сам.
– Здравствуйте, – голос его звучал чисто, идеально. Я добавила еще один пунктик к тому, что меня в нем уже раздражает. – Меня зовут Артем Сергеевич Балахтин и теперь я преподаю у вас философию.
Вся аудитория замерла, ожидая следующих слов от препода. Студенты явно наслаждались бархатистыми нотками в голосе мужчины, который теперь будет читать им лекции.
Как я и предположила изначально, только увидев его, с каждой минутой этот мужчина раздражал меня все сильнее своей идеальностью. Во мне стало зарождаться чувство ненависти к нему, такое непривычное и чужеродное.
На его предметах всегда была тишина. Все, словно замирали, слушая истории по предмету, которые невозможно было прочесть ни в одном учебнике. Рассказывал он всегда интересно, так, будто был непосредственным участником того или иного исторического события.
Я тоже с упоением слушала и все больше ненавидела его. Впрочем, сейчас я всех ненавидела, кто выглядел счастливее меня.
Я посещала пары, а на философии все чаще стала обращать взгляд на ненавистного препода. В голове не укладывалось, что существует вероятность, в которой у меня могут возникнуть отношения с этим идеальным, теперь уже понятно, что умным и интересным мужчиной. В какой-то момент я перестала воспринимать его только, как препода. Он стал приобретать образ человека, способного вернуть мне краски жизни.
Если отключиться от моей неприязни к этому человеку, то глупо отрицать, что он хорош. Лекции Балахтина интересны, он с уважением относится к каждому студенту, ни на кого не кричит, не выказывает пренебрежения, на занятия приходит всегда опрятно, даже аккуратно одетым, от него всегда приятно пахнет. Рядом с ним комфортно, но чтобы говорить о ярких чувствах, страсти. Такого по отношению к нему у меня не возникало, кроме что изначальной неприязни и ненависти, а теперь и эти эмоции потерялись где-то между лекциями.
Философия всегда навевала на меня лишь скуку, но теперь я каждый раз покидала кабинет в каком-то состоянии глубокой задумчивости, сопровождающей меня до тех пор, пока не оказывалась дома. Очередная пара окончена и все спешат на выход. После философии у нас еще две пары, но препод не дает мне покинуть аудиторию вместе со всеми.
– Лапнина Виктория, задержитесь. – За эти пару месяцев все в группе уже привыкли, что препод обращается ко всем на вы, хотя первое время такое обращение было необычным и все постоянно подшучивали друг над другом.
Такое внимание стало для меня неожиданным. Жар мгновенно ударил мне лицо, но, несмотря на дискомфорт, пришлось присесть за свою парту. Привычное место от его внимания вмиг стало неудобным. Единственным моим желанием стало – покинуть аудиторию, как можно скорее, только бы скрыться от пронизывающего взгляда преподавателя.
Превозмогая всю неловкость, я нерешительно встала из-за своей парты, чтобы пересесть ближе к преподу. Смотреть на него было отчего-то неловко, я уперлась взглядом в журнал, лежащий на его столе.
– Виктория, в этом триместре вы отстаете по предмету. – В это время я чувствовала на себе его пристальный взгляд. – Я ознакомился с вашими отметками по философии за прошлый курс, тогда они были хорошими, – препод выдерживал паузу, а я в недоумении ждала его продолжения. Чего он хочет от меня услышать?
– Материал, который я предоставляю, остается для вас непонятным?
Что я должна на это ответить. Философия никогда не была для меня в приоритете, а с его появлением, я чаще стала думать о возможности наших вероятных отношений, которые могут реанимировать меня, а не о темах лекций, которые он читал.
– Дело ни в лекциях. – Язык мой не желал шевелиться, а слова не спешили покидать рот, чтобы объяснить ему происходящее. Я ощутила, что меня начинает знобить, такое бывает со мной только в моменты сильного нервного напряжения, перед экзаменами и в другие волнительные моменты. Меж лопаток по спине пробежал холодок. Я вспотела. Но все это ощущалось только мной, а препод ждал ответа.
– Тогда в чем, если не в лекциях? – от близкого нахождения рядом с мужчиной меня стало потряхивать, хотя разговаривал мужчина со мной спокойно и, не повышая голоса.
– Я… Меня предали. – Говорить постороннему человеку о своей личной трагедии было странно, но почему-то легко. Быть может потому, что он не был свидетелем наших отношений с Никитой, который смаковали все студенты и преподаватели, пророчащие нам замечательную совместную жизнь.
– Я сочувствую вам, – говорит Балахтин. – Но жизнь не заканчивается с разрывом отношений.
– Легко сказать. – Из моих уст слова звучат неразборчивым, отчаянным шепотом.
– Вам нужна помощь. – Сначала я решила, что Балахтин говорит о психологе, но в этот момент он встал надо мной, а мои глаза уперлись взглядом в его ширинку. На какой-то миг меня словно парализовало, затем пришло осознание, что интуиция была права, крича о ненависти к этому человеку с первого взгляда. Мудак.
– Если хотите, я помогу вам с этим справиться. – Промелькнула мысль, что он сейчас расстегнет ширинку и предложит отсосать, тем самым дав возможность повысить успеваемость. Но препод обошел меня и, стоя за спиной, положил руку мне на плечо.
– Я могу избавить вас от сердечной муки, – продолжает говорить своим бархатным голосом мужчина, не предпринимая дальнейших попыток ко мне прикасаться.
Успокаивающий голос
Его уверенность и спокойствие стали меня раздражать меня больше, чем предположение о минете.
– Как вы можете это сделать? – с сарказмом спрашиваю я, опустив голову и даже не пытаясь оглянуться на стоящего за моей спиной мужчину. – Невозможно забыть о предательстве.
– Вы правы, конечно, но можно уменьшить боль, причиненную им. Ваше сердце перестанет разваливаться на куски, стон станет спокойнее. А перед сном перестанете молить Всевышнего о милости, чтобы позволил забыть обо всем.
– И что? Я забуду? – Я все-таки осмелилась обернуться на него и снова наткнулась взглядом на его ширинку, после чего подняла глаза на его лицо. Балахтин улыбался только одними губами, взгляд его был серьезным и каким-то печальным.
– Артем Сергеевич, как вы мне поможете?
– Я изучал в свое время психоневрологию и продолжаю работать в этой области.
Все-таки психолог. Неужели мое состояние настолько плачевно от разлуки и предательства, что совершенно простой человек решил вмешаться и повлиять на мою жизнь доступным ему способом.
– Зачем вам это? – препод смотрел на меня с каким-то недоумением. Тратить свое время, силы?
– Это интересно с профессиональной точки зрения, – мужчина решил объяснить мотивы своего поведения. – К тому же, если я могу вам помочь, то почему нет?
– Я хочу воспользоваться вашим предложением. Помогите мне вырваться из прошлого. Только я хочу, чтобы Никита остался в моей памяти, но в хорошем свете. – Возможно, это мое желание показалось ему глупым. Ведь, я так сильно переживаю разрыв с любимым человеком, что можно подумать, будто он умер, а не переехал жить заграницу. Поэтому я решила пояснить, – у нас были хорошие отношения, очень много счастливых моментов. Пусть он навсегда останется для меня хорошим воспоминанием, но без этой разрушительной боли.
Балахтин улыбнулся мягко и с какой-то нежностью.
– Вам не стоит переживать о своих воспоминаниях. Я обещал облегчить боль, а не заменять ваши теплые чувства на ненависть, или что-то в этом смысле.
Почему-то от его пристального взгляда мне стало нехорошо. Воздух из легких словно откачали, а руки и ноги вмиг потяжелели. Я почувствовала головокружение.
– Виктория, вам плохо? – В его взгляде промелькнуло беспокойство, или на это указывала его мимика, я не знаю. Пока он за меня переживал, я не дышала и почему-то думала, что он все-таки предложит мне расплачиваться за это сексом.
–Быть может, вам стоит снять куртку? – Препод реально предлагает мне раздеться. Неужели я в нем так ошиблась?