Частое дыхание сбивалось, воздуха не хватало, а поцелуй между нами никак не кончался. Я обняла мужчину за шею и зарылась руками в его серебряные и на удивление мягкие волосы. Их завитки словно сами накручивались на мои пальцы, которые я вплетала в пряди, желая срастись с этим мужчиной. Стать с ним единым целым. Раз и навсегда.

Еще мгновение, и мир закрутился, а затем я ощутила себя лежащей на мягкой перине, Эдвор же склонился надо мной, все еще не разрывая нашего поцелуя. Его руки были везде. И на шее, и на груди, и на подрагивающем впалом животе. Они гладили и мои бедра, и даже совершенно запретное место меж ними. Я все еще понимала, что должна была это как-то остановить, но в те же мгновения в моем одурманенном разуме всплывали вопросы: а кому и что я должна?

Для чего и зачем? Я не понимала… реальность расплывалась передо мной. Терялось все, кроме любимого мужчины, его крепких, надежных рук и мягких, дарящих наслаждение губ.

Момент, когда на мне не осталось даже разодранного платья, я не запомнила, так же как и тот, когда губы Эдвора все же отстранились от моих. Потому что мужчина тут же осыпал поцелуями мою шею, ключицы и грудь, я же все еще путалась пальцами в завитках его серебряных волос и что-то бессвязно шептала. Я не понимала, чего хотела, но о чем-то просила Эдвора… Судорожно и неумело, но очень нагло и совершенно бесстыдно прижималась к мужчине, на каком-то интуитивном уровне чувствуя, что только он сможет разделить мой жар. Только он сможет помочь мне перестать задыхаться в нетерпении.

И он помог. Он начал спускаться поцелуями все ниже и ниже, и, когда губы Эдвора миновали мой живот, а затем голова мужчины вклинилась меж моих подрагивающих и словно не принадлежащих мне ног, я окончательно потерялась. Руки мужчины, ласкающие меня в том самом запретном месте, заменились губами, и я все же сгорела.

Магия, мирно спящая во мне прежде, начала бурлить, она словно билась под кожей, опаляя меня изнутри, и от этого не было больно. Было волшебно. Непередаваемо хорошо, а потом я закричала, не способная удержаться, потому что мир распался на части. Все пропало: и магия, и я, и Эдвор, — остались лишь мой звенящий крик удовольствия и наслаждение, искрами прошивающее все мое тело.

Лицо Эдвора совершенно внезапно оказалось рядом с моим, а затем мужчина заглушил мой крик, опять набрасываясь на меня с поцелуем, а мгновение спустя пришла боль. Вместо неги, которая должна была последовать за пиком наслаждения, на ее самой вершине ко мне пришла боль, вспышкой опалив меня между ног, но не вразумив ни меня, ни Эдвора.

Он все еще меня целовал и двигался в известном лишь ему темпе. Я же просто крепче обняла мужчину, желая продолжить то самое наслаждение, вновь оказаться на его вершине и в этот раз там задержаться. И, кажется, удовольствие было опять близко, оно, словно океан, накрывало нас с Эдвором волнами, но в то же время никак не хотело затянуть меня свою в пучину, дразнило, заставляло всхлипывать, дарило обещания и манило, а затем опять ускользало. И когда казалось, что я вот-вот опять воспарю на тот самый пик, Эдвор задрожал, простонал обращение к Разрушителю мне в губы и затих, а затем нас опять настигла боль. Обоих.

На этот раз больно было не только мне, потому что принц громко выругался и, отпустив меня, практически отлетев от меня, впился взглядом в свою правую руку.

Я же зашипела и, садясь на кровати, прижала к груди тоже правую руку, но свою.

— Что?.. Что это? — ахнула я, разглядывая свою пульсирующую от боли конечность.

Эдвор же подскочил с кровати и уставился на меня словно на прокаженную. Перевел взгляд на мою руку, на которой сейчас проявлялась золотая вязь неизвестного мне рисунка, затем вернул на свою с точно таким же проявляющимся рисунком, а потом опять на мою.

— Ты… — почти прорычал он, а затем окатил себя водой, тут же высушил и начал одеваться. Я же заозиралась по сторонам, платье было все это время подо мной. И только чудом оно не испачкалось в крови — алое пятно красовалось сейчас на перине, вызывая во мне прилив тошноты.

Я, конечно, натянула на себя остатки платья и тут же прикусила губу, пытаясь хоть как-то взять себя в руки и заставить голову заработать. Но никак. В моем разуме все еще сквозил странный туман.

Эдвор же резко приблизился ко мне и больно схватил за подбородок, заставляя задрать голову. Я распахнула глаза, встречаясь со злым взглядом мужчины, и ахнула в испуге. Казалось, что в этот момент ненаследный принц меня ненавидел, столько ярости было в его взгляде, Эдвор придвинул свое лицо к моему, обескураживая меня.

Неужели он хочет меня поцеловать? Поцеловать, ненавидя? Но Эдвор лишь с шумом втянул носом воздух у моих губ.

— Дурман-трава, — зарычал он, словно самый настоящий хищник, — разбавленная Карзульским нектаром. Отличная уловка, просто высший балл, — отрывисто произнес он.

Голос Эдвора звучал очень тихо, но от этого не менее угрожающе. Казалось, что, наоборот, было бы лучше, закричи он на меня, тогда не было бы настолько страшно. А сейчас в глаза мне смотрел совершенно другой, незнакомый мне человек, и он не только меня ненавидел, но и убить мог.

Пальцы на моих скулах разжались, отталкивая мое лицо от себя, а затем Эдвор замахнулся, и я, ахнув, лишь зажмурилась, но вместо того, чтобы отклониться или спрятать лицо в ладонях, крепче обняла себя за плечи.

Удара не последовало.

Я открыла глаза и увидела зависшую в воздухе мужскую руку, тогда как глаза мужчины были зажмурены. Эдвор скривился, крепче сжал челюсть, а затем резко выбросил:

— Уходи.

— Я…

— Убирайся, Милли!

И я, подскочив, побежала. Из его башни, к мужской лестнице, на которой даже ни разу не была, добралась до первого этажа, даже не молясь Мигрис-матушке. Я просто бежала босиком через все общежитие, сначала к женской лестнице, затем на третий этаж и в комнату. В комнату к сестре. Лишь бы скрыться. Лишь бы никто не видел ни моего разодранного платья, ни босых ног, ни растрепанных волос, ни синяков, уже наливающихся на коже.

А оказавшись наконец-то в безопасности, я рухнула на кровать сестры и, уткнувшись в подушку, зарыдала.

На наших с Эдвором руках проявилась брачная вязь.

Обычно она проявляется в храме во время брачного ритуала. Но у пяти самых древних родов магия потомков сама ставила эту вязь во время первой брачной ночи.

Могла бы заплакать еще сильнее — непременно заплакала бы от накатившего на меня осознания того, что произошло между нами с Эдвором. Первая брачная ночь. Могла бы смеяться — рассмеялась бы.

Мама рассказывала об этом.

Раньше наши предки так и сочетались браком. Им не нужны были храмы. Их магия была настолько сильна, что боги благословляли их в спальне. Теперь же это почти забытая легенда. Ведь потомки самых древних родом давным-давно не пересекались между собой, не вступали в браки, и вот сегодня…

— Ох, Матушка Мигрис… — зашептала я.

Эдвор подумал, что я все затеяла специально. Одурманила нас. Теперь было понятно, почему поведение и Арбера, и Эдвора так резко изменилось сразу после поцелуя…

— Как же теперь быть-то? — прошептала я в подушку и зарыдала еще горче.

А еще Эдвор мог решить, что и поступление в академию в роли простолюдинки тоже было спланировано. Лишь бы затуманить ему разум и усыпить бдительность, а потом просто женить на себе принца. Хоть и ненаследного…

— Ох, Матушка Мигрис! — повторила я свои причитания намного громче.

Казалось, что чего-то более худшего случиться не может, но и это произошло. Дверь в комнату распахнулась, но вошла в помещение не Мики, а незнакомая мне рыжая девушка.

— Кто вы? — ахнула я и попыталась подняться с кровати, но ощутила саднящую боль между ног и, поморщившись, осталась лежать. — Зачем вы пришли в комнату моей сестры? — более уверенно спросила я, стирая слёзы со щёк.

— Мне сказали, что я теперь буду жить здесь. Меня перевели из Варилийской академии. — Девушка махнула на окно, указывая в противоположную от Варилийской академии сторону. — Что с тобой случилось? Можно я подойду? — тихо спросила она и, быстро отшвырнув какой-то мешочек, сумку и лист на кровать, в которой я обычно отдыхала в комнате сестры, зашагала ко мне.