Мигрис-матушка, почему же это было так больно? Теперь, когда я узнала о том, что наша с ним дочь не выжила, известие о его сыне воспринималось совершенно по-другому. Во сто крат больнее.

Я не знала, каким чудом, но я все же смогла удержать свои слезы при себе. Они не станут достоянием Эдвора. Не станут.

— Я тебя понял.

Он отпустил мое лицо и сделал шаг назад, затем начал доставать что-то из-за ворота — подвеску на длинном черном шнурке. Эдвор снял ее с себя, а затем, не спрашивая моего на то разрешения, надел на меня этот шнурок. Подвеска тут же обожгла кожу, а потом исчезла. Я приложила к ней руку и ощутила ее на ощупь, тогда как для глаз она осталась невидимой.

— По ней ты всегда сможешь связаться со мной. Влей в нее лишь каплю своего огня.

— Но как… — Мои губы задрожали, пальцы уже давно подрагивали, и если бы они сейчас не обнимали невидимую подвеску, то давно бы тряслись, как у сумасшедшей в припадке. — Это же…

— Это тот самый амулет, над которым бился мой младшенький несколько лет перед твоей мнимой смертью.

Я поджала губы, но все равно кивнула, понимая, что иначе Эдвор просто не уйдет, а мне требовалось именно это — чтобы он пошел прочь. Освободил комнату от своего присутствия. Мне необходимо было перевести дух и подумать — подумать о том, кому еще я могла перейти дорогу. Если меня действительно кто-то хотел устранить и этот кто-то не Эдвор, то тогда я терялась в догадках.

— Не глупи и не снимай его. Надеюсь, совсем скоро ты отойдешь от нашей встречи и подумаешь о своей безопасности здраво. — Эдвор кивнул мне и, плотно сжав губы, отвернулся. Стремительно зашагав, он быстро покинул комнату.

Но вот легче мне не стало. Амулет связи, который несколько лет младший брат Эдвора пытался создать на основе брачных рун, красовавшихся на наших с супругом руках, теперь жег кожу еще сильнее и ни на мгновение не давал забыть о своем хозяине, искушая меня прикрыть глаза и обратиться к Эдвору, чтобы просто почувствовать его тепло.

9 день 2 огненного (август) месяца 626 года от начала великой войны

Каникулы пролетели как один день, и даже несмотря на то, что были вторыми по величине — целых шестнадцать дней, я все равно не успела отдохнуть за это время. Точнее, не успела насладиться близостью и теплом родных. Тогда как Мики считала каждый день до предпоследней в этом учебном году четверти.

И я бы поняла, если бы она с таким маниакальным упрямством вычерчивала дни в своём маленьком самодельном огненном календарике из-за Миэра, но нет. Ата огненного мага сестра по-прежнему не подпускала к себе, говорила всем, что он лишь друг, который слишком упрям, настырен и иногда чересчур надоедлив. Даже самой себе она не желала признаться, что молодой человек ей нравится. В академию Микаэла хотела вернуться, поскорее спеша только на обучение.

Я же… я с каждым днём нахождения в нашем родовом замке, под любящим и заботливым крылышком мамы, все сильнее ненавидела академию, и только Эдвор, только мысли о нем позволяли мне как-то держаться. Он был для меня единственным светлым человеком во всей академии. Сестру я не считала, потому что никогда не воспринимала ее отдельно от себя. Но нашу тайну с Эдвором я сохранила. Хоть он и не просил меня молчать, но я отчего-то боялась рассказать обо всем Микаэле.

Тогда, перед каникулами, когда я проснулась в кровати с цветком после нашего поцелуя, Эдвор начал радовать меня своим вниманием. Каждый вечер, когда все уже спали, а я возвращалась от сестры, он встречал меня на лестнице между третьим и вторым этажами и через портал переносил на полюбившийся нам обоим берег. А потом мы сидели на скамье, где впервые встретились, и постоянно целовались — все эти ночи напролёт.

Я больше не падала в обморок, но все равно с трудом верила в происходящее. Казалось, что это было не со мной. Слишком сказочно и прекрасно. Эдвор так крепко обнимал меня, прижимая к себе, что я даже дышала через раз, да и то только общим воздухом.

Магию свою в те моменты я была совершенно не состоянии сдерживать. Огонь вырывался из меня, благо не в Эдвора, а просто словно стекал на землю, опять походя на лаву. Мой принц эту лаву покрывал своей магией — замораживал воду, и получалась корка льда над жидким огнем, нетающего льда.

Это было безумно красиво.

А ещё объединение нашей магии казалось мне очень интимным и, наверное, таким же прекрасным, как и наши поцелуи.

На разговоры времени у нас практически не оставалось, Эдвор лишь наблюдал за мной да улыбался, ничего обо мне не спрашивая, а я… я была бы и рада расспросить о его жизни все-все-все-все, но в перерывах между поцелуями, когда у нас были считаные мгновения на то, чтобы отдышаться, я никак не могла собраться с мыслями и выдавить из себя связную речь.

Почти под утро Эдвор возвращал меня к себе в комнату. Через портал, наложив перед этим на себя иллюзию невидимости, а по утрам первым, что я видела, были цветы. Каждый день новые, но непременно фиолетового цвета.

Я так ни разу и не осмелилась спросить ненаследного принца, почему цветы были именно этого цвета.

На занятиях Эдвор уделял мне внимания ровно столько же, сколько и остальным студентам, меня это нисколько не задевало, потому что каждый раз казалось, что все же его взгляд немного теплел, когда он мимолетно бросал его на меня.

А потом начались каникулы.

Сначала я думала, что не протяну эти две недели с небольшим без Эдвора. А сейчас, когда приходилось возвращаться, я уже была не уверена, что хотела обратно в Академию. Потому что воспоминания о моем принце немного притупились, стали более призрачными, невесомыми.

Чем больше времени проходило, тем чаще я думала, что все наши встречи с Эдвором были лишь сном. Игрой моего влюблённого и мечтательного воображения.

А потому день возвращения не виделся мне в радужном свете. Скорее, наоборот, я нервничала и чего-то опасалась, почти так же, как и в самый первый день в академии — в день поступления.

Обратно мы вернулись вместе с дядей. Ат Молан перенёс нас прямо на первый этаж общежития.

— Ну все, девочки, бегите, — тихо проговорил он, но рук наших так и не отпустил, потянул нас к себе, вознамериваясь обнять.

И если Мики вывернула руку в последний момент и отскочила от дяди с недовольным выражением лица, то я не успела и даже получила неприятный поцелуй в щеку.

— Вы что творите? — практически зашипела на него Мики, — хотите, чтобы только-только притихшие сплетни разрослись вновь с прежней силой?

Дядя лишь поморщился и зашагал в сторону лестницы для мужчин. Тема сплетен была ему так же неприятна, он даже просил не рассказывать ничего родителям, так как чувствовал себя виноватым, а потому мама и папа так и не узнали, на каком этаже я жила и за кого меня здесь принимали.

— Какой же он… — зло произнесла Мики, подхватив меня за руку.

— Неприятный, — закончила я за сестру, и она согласно закивала.

На втором этаже мы попрощались с Мики, крепко обнявшись, и я двинулась в свою комнату. Там я застала соседок, которые уже собирались выходить на пары и бурно обсуждали сегодняшний праздник.

— Кризета самая младшая в нашей группе, наверное, потому и пытается теперь хоть как-то отличиться, устроив такое пышное празднество.

— Ой, да что вы. Главное, повеселимся, — воскликнула Алета и подхватила сумку. — Пойдёмте уже. О, Милли, привет, что-то ты такая напряженная сегодня. Совсем не отдохнула? Трудилась, наверное, на каникулах много? И немудрено, пойди ещё заработай на такое красивое платье. Неужели Кризета и тебя позвала к себе на праздник?

Девочки дружно и очень мерзко рассмеялись, портя мне окончательно настроение. Естественно, никто меня на праздник не звал.

— Ну, подожди, — взяла слово вторая моя соседка по комнате, — Кризета же отпросила всю нашу группу у ата Каруна, и ректор отменил последние два занятия. И пропуски нам всем выписал на третий этаж. Так что, может, и пригласила, не зря же Милли так приоделась.