Усмехнувшись, вылезаю из тачилы. Рыжий уже выходит из подъезда. Замечает движение сквозь стекло и пытается заглянуть.

— Ты с телкой, что ли?

— Здорово! — Пожимаю ему руку и беру бабки. — Глазки поломаешь.

— Юльку обкатываешь?

— Я на лоха похож?! Лучше Серебрянской позвоню, чем за вами огрызки подбирать буду. Братаны, мать вашу.

— Ты вот вообще неправильный пацан, Борзый. Твою Серебрянскую Арс отчебурахал, но ты все равно побывал в ней после него. И нос не воротил. Ну и какая разница между ней и той Юлькой?

— Я бухой в доску был, — напоминаю ему.

Из-за Серебрянской-то и пришлось свалить с прежней хаты. Она бы мне там покоя не дала. С моим кузеном кувыркалась у меня за спиной, а потом на коленях ползала, прощение вымаливала, шалава. Еще и меня виноватым выставила. Будто в отместку за мою измену к Арсу на поршень запрыгнула. Только я один раз на стороне оторвался, а она три месяца Арсу отсасывала.

— Ты всегда бухой телок клеишь. Напомнить тебе твою днюху? — похихикивает друг. — Сережку-то ту так и хранишь, что тебе та золушка оставила? — а теперь откровенно ржет, зараза. — Или Серебрянская на нее порчу наслала?

— Диман, тебе зубы мешают, что ли? — фыркаю гневно. Кулак так и чешется втащить ему.

В этот момент моя машина орет клаксоном. Очень надеюсь, что Колобок не ногой до руля дотянулась.

— Кому-то невтерпеж. — Рыжий кивает на тачилу. — Бывай тогда.

Пожав ему руку, возвращаюсь за руль.

— У тебя кислородное голодание, или ты по жизни такая тугая?! — рявкаю на Колобка.

— Вообще-то я беременна! В машине душно. Ты даже кондер не включил!

Не веря, что это происходит со мной, завожу машину и включаю кондиционер.

— Сочувствую твоему Виталику. Из него вышел бы хороший отец, если бы матерью была не ты!

— Он к моему ребенку, слава богу, никакого отношения не имеет! — вдруг выдает Колобок и, прикусив губу, морщится.

На эмоциях спалилась. Теперь сидит молится, чтобы я оказался глухим. Но когда открывает глаза, видит, что пялюсь на нее, повернувшись через плечо. Растягиваю губы, скалясь в бесовской улыбке, и смакую каждое слово:

— Вот так сюрприз…

Демьяну только дай повод сострить. От души на издевках оторвется.

— Жжешь, Колобок, — щерится он. — Так у тебя Габриэлла Космонавтовна?

У меня настолько широко распахиваются глаза, что больно становится. Мало того, что меня задевает его наглость, с которой он полистал мой справочник и узнал, на каком имени я остановилась, так еще и бесит его уверенность в отсутствии отца у моей девочки.

— Она еще не Габи. Это раз! И второе — с чего ты взял, что она безотцовщина? — Сощуриваюсь, а у самой щеки пылают — и от гнева, и от стыда. Хорошо, что в полумраке салона этого не видно.

— В твоей квартире нет мужских вещей. Даже элементарного — труханов.

— Мы просто не живем вместе, — выцеживаю, злясь еще сильнее от мысли, что мой любимый сосед совал свой нос в мой бельевой шкаф. Вернусь домой — все с хлоркой перестираю!

— И я его очень хорошо понимаю, — усмехается Демьян, заводя машину. — Сам вот думаю съезжать. С тобой даже через стенку жить невозможно. Труба.

— Да ради бога. Я тебе даже помогу матрас сдуть и музыкальную аппаратуру упаковать.

— Колобок, я не врубаюсь, у тебя маманя в прокуратуре работает, что ли? Или в налоговой? Откуда в тебе смелости столько?

— Врожденный дефект. Опыт показывает, что весьма полезный в борьбе со всякой борзятиной.

Радиоволна переключается на забористую музыку, хлестко ударившую по моим воспоминаниям. Нет, отец моей доченьки не космонавт. А ходячий банк норовистых сперматозоидов, с которым я лоб в лоб столкнулась как раз под эти резкие, агрессивные и мощные басы.

Демьян дотягивается до магнитолы и делает тише. Рефлекторно поднимаю руку, чтобы остановить его, и он замечает этот короткий жест в отражении зеркала. Наши взгляды встречаются.

— Колобок, ты так смотришь, как будто у тебя от меня уже трусики намокли, — вышучивает он в своем мегавульгарном репертуаре.

Поведя бровями, отворачиваюсь к окну.

— У тебя сплошная пошлятина на уме.

— Сказала девка с пузом.

Закатываю глаза. Чего я жду от парня, воспитанного животным? И зачем вообще с ним разговариваю?

Решаю отвлечься на собственные заботы. Достаю телефон и пишу маме сообщение, что подъезжаю к ее бизнес-центру. Не хочу со своим пузом подниматься в ее офис. Заявлю о своей беременности на глазах ее сотрудниц, и тогда маму точно будет не откачать. К тому же не факт, что Демьяна удастся затащить в здание. А мне важно, чтобы он лично ей сказал о том, кем мне приходится и кем не приходится.

«Возьму зонт!» — отвечает мама. Еще одна любительница фыркнуть.

Когда въезжаем на парковку, мама уже выходит из парадных дверей, на ходу запахивая куртку.

— О, теща моя, — смеется Демьян, тормозя.

— Я не буду делать вид, что мне смешно. Потому что пока мы сюда ехали, я получила двенадцать сообщений с одним и тем же поздравлением. Со скорой свадьбой!

— Вот видишь, какой я супергерой. Навел порядок в твоей личной жизни. Теперь с космонавтом поженитесь. Нельзя же оставлять родственников без тещиных блинов.

— Не понимаю, почему я до сих пор разговариваю с тобой? — бурчу, вылезая из машины.

Демьян тоже выходит. Снимает очки и вешает их на горловину футболки. Перекатив во рту комок жвачки, подмигивает мне:

— От меня перегаром не несет?

— А тебе не пофиг? — Хлопаю ресницами. — Тем лучше, маме будет проще распрощаться с иллюзией родства с тобой!

Увидевшая нас мама замедляет шаг. Ее взгляд упирается в мой живот. На секунду она даже притормаживает. Поморгав, идет дальше и постепенно ускоряется. Наверное, надеется, что я ради прикола подложила подушку.

— Классно развели! Молодцы! А на камеру кто снимает? — улыбается нам и обнимает Демьяна. По-свойски. Будто она его мама, а не моя! — Здравствуй, Демушка!

Демушка?!

— Здрасте, здрасте, Ульяна Филипповна! — отвечает он в тон, тоже приобняв ее. Еще и все тридцать два обнажает, укалывая меня взглядом. — Как ваши дела? Уладили рабочие вопросы?

Чего?! У меня сумка выпадает из рук от шока.

— Ой, да какой там? — вздыхает мама, нехотя отстраняясь от него. — Все на мне держится.

Я наклоняюсь за сумкой, но Демьян молниеносно поднимает ее, отряхивает и протягивает мне. Если бы еще добавил: «Ты ж мой колобок неуклюжий», — я бы вообще в обморок упала.

Выдохнув, встреваю в их трогательный до глубины души диалог:

— Мама, мы с Демьяном должны тебе кое-что сказать!

— Ох! — Она сентиментально закрывает рот пальцами и искрит глазами. По лицу видно, какое заявление ждет от нас.

Бросаю взгляд на Демьяна. Тот, изогнув одну бровь, пристально смотрит на меня. Жвачку не жует. Напряженно ждет моих слов.

— Ма, ты не о том подумала! — Хмурюсь я. — Я не шутила про тридцать недель. Только прошу тебя, не спрашивай, почему я так долго скрывала. Умоляю. Не сейчас.

Мало приятного делиться с мамой сокровенным в присутствии Демьяна. Достаточно того, что он уже обо мне знает.

— Ну-у-у… ладно, — пожимает она плечами.

— Это еще не все. Демьян тоже хочет кое-что сказать.

Я замолкаю, дав ему слово. Но мой сосед не спешит объясняться. Выдерживает паузу, от которой у меня внутри все закипает. Нашел время и место, чтобы нагнетать, как в телешоу!

— Дем? — Мама переключает свое внимание на него.

Он выплевывает жвачку в сторону и без предисловий заявляет:

— Я хочу жениться на вашей дочери!

Я цепенею в едком ступоре. Последний раз впадала в такой шок, когда тест показал мне две полоски. Будто с ломом в горле поворачиваюсь к Демьяну и нервно улыбаюсь:

— Ты не то должен был сказать. Мама, не слушай его! Это у него шутки такие. Дурацкие.

У мамы же уже слезы на глазах блестят. Картинно смахивает их с гордо поднятой головой и негласным облегчением на лице: «Как удачно я свою старшенькую пристроила к богатенькому жениху».