— Крош, кажись, Габи выставила попку, — смеюсь я.

— Да, она у нас дама своенравная. Умеет всех поставить на место.

Я зачерпываю еще и поливаю на грудь и ноги, отчего по коже Колобка бегут мурашки.

— Я отлучусь ненадолго? Сто лет в бане не парился.

— Мог бы не предупреждать.

— Я не предупреждаю. Я отпрашиваюсь, — конкретизирую я, отставляю ковш и достаю из воды веник. — Кстати, квас у мамы — за уши не оттащишь. Если и шашлык такой же, я останусь тут жить.

— Даже не надейся быть воскресным папой, — говорит она мне вслед, сама не понимая, насколько повышает мою самооценку.

В принципе, меня не напрягает, что я стану отцом девчонки, а не как Мирон — трех пацанов. Важнее, что я женюсь на той, от которой меня торкает, а не на той, на которую батя пальцем ткнул.

Давно меня так не вштыривало. Объяснимо, почему мои домашние в шоке. Демьян Борзых, зацикленный на бабках, вдруг посылает все к черту, тем самым плюнув отцу в лицо, и посвящает себя малознакомой, залетевшей по неосторожности скандалистке с кучей долгов и комплексов. Но впервые в жизни Демьян Борзых на все сто процентов уверен в своем выборе.

— Дем, ты там в сознании?

Разомлевший от жара и веника, я бы весь день тут просидел. Еще и Колобка бы к себе на колени. Да как…

— Де-е-ем?

— Соскучилась? — усмехаюсь в ответ, спрыгиваю с полка и выхожу в помывочную.

Сразу опрокидываю на себя таз с водой.

— Нельзя с непривычки подолгу в парилке сидеть. У тебя и так слизистые из-за аллергии воспалились. Давление бы подскочило, и…

— Переживаешь за меня? — сияю я, балдея от своего успеха. Помогаю своей невесте спуститься на пол и вспениваю губку. — Потереть тебе спинку? — Склоняюсь к ее шее за спиной, отодвигаю волосы и губами прикасаюсь к пульсирующей венке.

Она лопатками прижимается к моей груди и протяжно выдыхает. Трясет ее, дробит, расшибает.

— Дем, я должна тебе кое-что сказать…

Начинается! Как только идем на сближение, она заводит свою надоедливую пластинку.

— Давай потом, Крош, — прошу я, вспененной губкой ведя вверх по ее руке. — Не порти такой момент. Хоть раз.

Она медленно оборачивается, напряженно смотрит мне в глаза и нерешительно кивает.

— Ну ладно. Потом.

Я покрываю ее тело пеной, фантазируя, как оторвусь, когда ей будет можно. Трезвый, измученный, оголодавший и напрочь влюбленный. Я покажу ей, на что способен мой лев. И она еще пожалеет, что удрала от меня в ту августовскую ночь.

Намывшись до скрипа кожи, мы отправляемся домой. Не без затруднений, конечно же. Колобку приспичило высушить наше белье, и она требует раздеться, но непременно стоя спинами друг к другу.

— Обожаю наши отношения. Сплошная полоса препятствий, — отмечаю я, через плечо поглядывая, как Колобок обнажает свои упругие булки.

Тихо рычу, схватившись за полотенце и обмотав им бедра. Она опять влезает в свой старый халат, волосы оборачивает полотенцем, берет наше белье и, сунув ноги в сланцы, топает к бельевой веревке.

— Тебе помочь, хозяюшка моя? — интересуюсь, наворачивая стаканчик кваса.

Только языком цокает в ответ, словно у меня совсем руки не из того места. Я же вроде дров наколол, доказал, что не безнадежен. Молча отжимает мои трусы, зацепляет их прищепками, а потом проделывает то же самое со своим бельишком.

Поразительно, но мне за ней наблюдать прикольнее, чем за Серебрянской, когда та, выпячивая губы и сиськи, фоталась для соцсетей. А ведь я был уверен, что именно с ней мне придется создавать семью.

— Ну как банька? — окликает меня мама, держа в руках десяток шампуров с дымящимся шашлыком.

— Изумительная, Ульяна Филипповна!

— С легким паром! Давайте к столу, пока мясо горячее.

То, как нас встретила семья Колобка, не идет ни в какое сравнение с тем, как ее приняли в моей. Даже Васька, вопреки несносному характеру, не рвется уколоть меня. Острит, но не пытаясь задеть. Исключительно в силу характера кусается.

— Ульяна Филипповна, у меня к вам тема, — наконец набив брюхо, перехожу я к делу. — Вы по-настоящему героическая женщина. В одиночку вырастили двух дочерей…

— Засранок, — уточняет она под возмущенные взгляды этих засранок.

Я смеюсь:

— Немного.

Колобок толкает меня локтем в бок.

— Капец тебе дома, — фыркает обидчиво, а я только рад, слышать — «дома».

Это уже нечто другое. Не родительская нора, не холостяцкая берлога. Это место, где уютно и тепло. Где ты по-настоящему кому-то нужен. Где те, кто дорог тебе.

— Советую снять экзекуцию на камеру, — вмешивается Васька. — Будет ваше первое хоум-видео.

— Вася! — одергивает ее мать. — Иди в баню!

Та нехотя берет свои вещи и телефон и уходит. А ее старшая сестра принимается за уборку стола.

— Мне нужен надежный человек для организации свадьбы, — говорю я теще. — Я хочу, чтобы вы занялись этим вопросом. На мне все расходы. Место есть. Человек на двести хватит. С моей стороны гостей будет немного. Может, пятнадцать-двадцать. В основном, друзья. Не исключено, что и пресса пожалует.

На ее глаза наворачиваются слезы. Подбородок начинает дрожать. Она выхватывает из рук дочери полотенце и, уткнувшись в него лицом, рыдает.

Колобок закатывает глаза, тяжело вздохнув.

— Мам, это свадьба, а не поминки.

— Я напомню тебе эти слова, когда ты свою дочь замуж выдавать будешь! — бубнит та в полотенце, звучно высморкавшись.

— Ульяна Филипповна! — Я обхожу стол, сажусь рядом с ней и поглаживаю ее по спине. — Вы поймите, пожалуйста, что лучше меня ваша дочь все равно никого не найдет.

— Так мне тебя и жалко! — продолжает она выть, а Колобок тем временем сжимает в руке вилку.

Черт, лучше бы ты взяла плетку. Я был бы очень покорным рабом…

Ульяна Филипповна утирает нос и, подняв лицо, выдыхает:

— Ты хорошо подумал? Учти, Демушка, назад дороги не будет. Я с тебя за любую ее слезинку спрошу. И не важно, кто из вас накосячит.

— Вот засада, — цыкаю я. — Я полагал, вы полностью на моей стороне.

Она смеется, смахивая слезы. А виновница нашего разговора перестает мучить вилку удушением. Взяв тарелки, укатывается на кухню, откуда тут же доносится шум открытой воды.

— Любишь ее, да?

Моргнув, соображаю, что таращусь на дверной проем, поглотивший Колобка. Перевожу взгляд на улыбающуюся тещу и киваю.

— Определенно.

Она улыбается еще шире, достает из-за дивана бутылку домашней наливки и нацеживает себе полстакана. Мне не предлагает. Я отказался от крепкого, едва за стол сели. Не потому что за рулем. Потому что сам себе дал слово — держаться от бухла подальше.

Накатив, закусывает шашлыком и обтирает руки салфеткой.

— У меня будет условие, Демушка. Невесту, как положено, выкупать будешь из родительского дома.

— Эммм… — подзависаю я, представив себе старообрядческие пытки и подумав, что женитьба на Серебрянской где-нибудь в Италии обошлась бы мне меньшей психологической травмой. — А все это время она будет жить здесь?

— Еще чего?! — Выпучивает она глаза. — Одну бы ночь ее вытерпеть!

— Мама! — гремит на кухне Колобок, а я выдыхаю.

Прям полегчало, что не придется впопыхах свадьбу организовывать.

— Ульяна Филипповна, вы меня до сердечного приступа доведете. Я же чуть не кинулся на завтра гостей собирать.

— Шутник, — смеется она и берет блокнот и ручку. — Ну, давай начнем…

Если бы я знал, что после этой реплики встану из-за стола только с заходом солнца, доверил бы свадьбу какому-нибудь тамаде. Ульяна Филипповна до невозможности дотошный человек. Заставила меня назначить друга жениха. Пришлось звонить Костяну и отмазываться перед Рыжим. Соглашаться с тем, что подружкой невесты будет предмет моего «обожания» — Руслана. Откровенно врать, что отец не придет на свадьбу из-за долгосрочной командировки.

— Я вам тут кое-какие гостинцы положила. — Теща подает мне тяжелую сумку и корзину.

Меня это несколько смущает, но отказываться неудобно. Она же от души.