Зеленый, как и следовало ожидать. Магия — такая штука, из ниоткуда не берется. Все как и говорили на занятии по наследственности хаоса. Черепа равнодушно скалились, Айрис нежно гладила самый маленький, а Миранда прижала руки к груди, переживая за меня.

— Прости, что ревновала, — попросила я. — Я знаю, ты не виновата. Наверное, я должна еще признаться... Я целовалась с ним вчера.

— И как?

— С ума сойти как, — снова направив себе в лоб артефакт, я сказала: — Мой отец маг воздуха.

— Красный, — прошептала Миранда. — Арнелла, может, не надо?

Я мотнула головой.

— Я хочу знать. Мой отец анимаг. Маг воды. Маг огня...

В глазах все расплылось из-за навернувшихся слез, когда луч остался красным. Не знаю, на что я надеялась. Видела намеки там, где их не было. Решила, что, быть может, меня так тянет к мастеру Адалхарду, потому что во мне та же магия.

— Некромант, — назвала я пятый луч звезды.

Красный, конечно. Я ведь уже знаю ответ. Почему так сложно сказать это вслух? Рука с артефактом задрожала, но я сжала жестокую трубку крепче, набрала в грудь воздух и произнесла:

— Мой отец путник.

Я зажмурилась от вспышки, но зеленый свет пробился даже сквозь веки. Слезы побежали по щекам, обжигая. Я положила артефакт на полку осторожно, как ядовитую змею, и попятилась.

— Арнелла... — Миранда шагнула следом, и я видела растерянность на ее лице.

Айрис забрала артефакт и направила луч на очередной череп, а я бросилась прочь.

Миранда звала меня, но я не хотела ее видеть. Я взлетела по лестнице, кинулась к выходу из академии, и побежала, не разбирая дороги.

Не знаю, почему я оказалась у моря. Туда текут все реки, а они все равно, что дороги. Кажется, так выразилась Айрис. Она казалась мне странной, но получается, что странная — я.

Море шипело, недовольно морщилось под серым небом, волны размеренно кусали берег, на котором я сидела, и брызги иногда долетали до моих ног. Паника отступила, и я пыталась уложить в голове новую картину мира.

Карлос Алетт не был моим отцом.

Он любил меня и баловал, я была его единственным поздним ребенком, но дела отнимали много времени, и он больше походил на дедушку, который появлялся, осыпал меня подарками, царапал щеку бородой, пропахшей табаком, и снова исчезал. Я тосковала по нему, хоть мы и не были особо близки.

Мой отец путник.

Яркие глаза, обветренная кожа, поцелуй в лоб был таким... отеческим. Это ведь он встретился мне в Фургарте, когда я думала о запечатывании? Или мама родила меня от другого? Она не маг, и по наследственности хаоса выходит, что я тоже стану путницей, хотя остается крохотная вероятность получить магию из других углов треугольника.

Позади послышался хруст камней под ногами, и рядом опустился Эммет.

— Что ты тут делаешь? — спросила я.

— Ищу тебя, — сказал он. — Вчера наше свидание закончилось быстрее, чем я планировал, и вот я подумал, может, продолжим?

— Это не было свиданием, — возразила я.

— Значит, оно впереди, — легко согласился Эммет, глянув на меня и улыбнувшись. — Искупаемся голышом?

— Нет, спасибо.

— Зайдешь ко мне в гости?

— Не сегодня.

— Может, просто поцелуемся? Море, ты и я, романтика...

— Что ты знаешь о путниках, будущий брат?

— Да то же, что и все, — ответил Эммет и откинулся назад, опершись на локти.

Он прищурился, глядя на горизонт, и от его ресниц на скулы упала тень, а я невольно залюбовалась точеным профилем. Его волосы, выгоревшие на концах, у корней были темнее и спадали ниже плеч спиральными завитками. Ветер трепал их и ерошил, и мне на какой-то миг тоже захотелось запустить пальцы в его шевелюру.

— Они заходят в Лабиринт и не выходят оттуда, — сказал Эммет. — Потом их иногда видят, то там, то тут, но предсказать появление путника невозможно. Еще они все время несут какую-то пургу. Я ни разу не встречал путника. А ты?

— Один раз, — ответила я. — Никому об этом не рассказывала.

— Давай же, — улыбнулся он, повернув ко мне голову. — Я хочу быть первым, Арья.

— Это было после бала.

— Где мы познакомились? На тебе было красное платье, его глубокий вырез я помню как сейчас. Надо бы подать идею Изергасту насчет новой формы для девушек, мне кажется, он оценит...

— Я тогда думала о запечатывании, мама давила на меня с замужеством, и не только она... Это вроде как принято...

— Но ты осталась. Я горжусь тобой, сестренка. И где ты встретила путника?

— В какой-то таверне. Там были только мы с ним и больше ни души. Он сказал, что если я не знаю, куда иду, то не могу заблудиться.

— Какое откровение, — вздохнул Эммет, — неужели нельзя сказать что-то конкретное? Допустим, под домом номер пять по Тихой улице зарыт клад. Или там, займись любовью с Эмметом Лефоем, потому что более нежного и страстного мужчины тебе не найти...

Я повернулась к нему, озаренная мыслью.

— Эммет!

— Займемся? — оживился он.

— Он сказал, что я должна сама выбрать! Дорогу!

— Как насчет дороги к мужскому общежитию? — предложил он, накручивая прядь моих волос себе на палец.

— Ты не понимаешь! Если я могу выбирать, то у меня есть шанс не стать путницей!

Я выпалила это и осеклась, но Эммет сел и уставился на меня.

— С чего ты вообще взяла, что будешь путницей? — спросил он. — Ты узнала свою наследственность хаоса? Кто был путником, Арья?

— Мой отец, — прошептала я. — Настоящий.

— Вот это поворот, — оценил он. — Значит, прекрасная Кармелла...

— Не говори своему отцу! — горячо попросила я. — Пожалуйста!

Эммет нахмурился, отвернулся к морю и, подобрав камешек, швырнул его в волны.

— Продолжай, — сказал он.

— Да нечего продолжать, — пожала я плечами. — Когда я узнала, что мой отец путник, то первой мыслью было — запечататься и не ходить в Лабиринт. Путники меня пугают. Это какая-то совсем другая жизнь. И мне кажется, она не для меня.

— Почему?

Я задумалась, прислушиваясь к своим ощущениям.

— Она кажется мне очень одинокой, — призналась я. — А я не хочу быть одна.

— Я всегда рядом, детка, — ухмыльнулся Эммет, но его бирюзовые глаза оставались серьезными. — Давай расскажу тебе кое-что, раз уж мы откровенничаем... Моя мать была запечатанной. Я никогда не знал ее. Хотя она умерла, когда мне было тринадцать.

Я вглядывалась в его лицо, пытаясь понять.

— Она жила рядом, обедала за одним столом со мной, иногда мы выезжали в парк, но ее будто не было. У нее были синие с бирюзовым оттенком глаза, большие, с длинными ресницами и, наверное, очень красивые, но для меня не было ничего страшнее, чем смотреть в них. Потому что там было пусто. В папином кабинете висел ее портрет, и я часто приходил туда, только чтобы посмотреть на картину. Там мама была совсем другой. Ее глаза улыбались. Я представлял, как бы было здорово, если бы моей мамой была эта женщина с картины. Она бы целовала меня на ночь, пела песни просто так и шутила, любила прогулки к морю и меня.

Он вздохнул, бросил еще один камешек в голодные волны.

— Думаешь, почему запечатывают обычно сразу перед свадьбой или даже после? Чтобы жених не успел дать задний ход. Иногда запечатывание проходит практически бесследно, но в случае с моей мамой так не вышло. Она потеряла очень большую часть своей личности. У меня первый уровень хаоса и есть шанс дорасти до мастера. Думаю, и у мамы был высокий потенциал, — он помолчал и добавил: — Она утопилась в ванне.

— Мне так жаль, Эммет, — прошептала я.

— Иди в Лабиринт, — попросил он, повернувшись ко мне. — Пусть уж лучше ты станешь путницей, будешь ходить, где захочешь... Может, однажды придешь ко мне... О, открой портал из моей комнаты в Квертимилью. Это такой городок на юге, я там провел прошлое лето. Сплошной карнавал, веселье и доступная любовь... Арья, послушай!

Он придвинулся ближе, озаренный какой-то идеей, схватил меня за плечо.