— Еще не было магии воздуха, — сказала Миранда. — Тебе должно понравиться, Тамбурин.

— Тиберлон, — машинально исправила ее Ровена, гневно раздувая ноздри. — Я пожалуюсь папе. Пусть наведет здесь порядок!

— Пусть сначала у себя дома порядок наведет, — невинно заметила Миранда. — В вашем особняке на Ветреной улице. Мы там такой разгром оставили... Я так и не поняла, кстати, которая из спален твоя. Полагаю, что розовая, где кровать с балдахином, — это Кевина. Он куда больше похож на принцессу.

— Ты была в нашем доме? — вытаращила глаза Ровена.

— Кевин нас пригласил, — невинно ответила Миранда. — А почему тебя не было на стихийнике? Впрочем, я даже не представляю веселье в твоем исполнении. Это, наверное, зубрить и при этом притоптывать ногой.

— Я начинаю думать, что ты, Арнелла, не самый худший вариант для моего брата, — процедила Ровена, задрав нос.

— Ох, не соблазняй меня, — вздохнула Миранда. — А то мне прямо захотелось затащить Кевина под венец. И чтобы ты была подружкой невесты. Я бы заставила тебя надеть зеленое платье, под цвет лица. Арнелла, дарю идею.

— Когда женится Тиберлон, подружки невесты всегда в голубом, — заявила Ровена.

— Хватит ее задирать, — попросила я. — Вдруг у нее от этого случится срыв хаоса.

Ровена окатила меня злобным взглядом, схватила ртом воздух, а потом вдруг покраснела и, всхлипнув, убежала.

— Что это с ней? — пробормотала я.

— Понятия не имею, — ответила Миранда. — Но довела ее ты, а не я.

— Может, у них в роду кого-то сорвало? — предположила я, чувствуя себя виноватой. — Я не хотела ее обидеть.

— А вот она тебя — хотела. Не самый худший вариант — как это понимать?

— Ну, я и вправду не очень-то, — ответила я. — Наследственность не ясна...

— Потому что кое-кто не дал мне ее выяснить. Видите ли, маме надо устраивать личную жизнь.

— Приданого нет...

— И за это тоже, как я понимаю, надо благодарить Кармеллу Алетт. О! — Миранда повернулась ко мне, озаренная свежей мыслью. — Ты только представь: а вдруг Ровена станет магичкой огня! Да, у них там сплошь воздушники, но мало ли. Как это было бы прекрасно! Пусть ректор забирает себе этого Тамбурина и делает с ним, что хочет. Правда, от такого союза никакого огня не получится. Даже тот, что есть, потухнет.

Мы поднялись по ступеням, вошли в общежитие, и комендант выглянула из своего кабинета.

— Арнелла Алетт, тебе письмо.

Конверт вырвался из ее рук и метнулся ко мне, словно собачка к хозяину.

— Тихо ты, — я еле сумела открыть его и быстро прочитала несколько строк, написанных маминым витиеватым почерком. Внизу стоял смазанный оттиск поцелуя, оставленный розовой помадой. — О, нет, — выдохнула я.

— Арнелла, солнышко, — прочла вслух Миранда, забрав у меня письмо. — Не волнуйся, я все устроила. Люблю тебя, мама. — Нахмурившись, она сунула письмо назад в конверт и вернула его мне. — Что она устроила?

— Понятия не имею, — простонала я.

— Знаешь, Арнелла, — доверительно сказала Миранда, приобняв меня за плечи и ведя к лестнице. — На твоем месте я бы уже начала волноваться.

Я промаялась тревогой до самого вечера, и ни дерево, ни бутон, ни куда более хитроумные схемы ректора не работали: от спокойствия и равновесия я была очень далека. Во-первых, я стеснялась идти к нему. Сходила уже один раз. А во-вторых, мне страшно было представить, что такого в очередной раз сотворила мама. Я перечитала ее письмо несколько раз, понюхала и посмотрела на свет, но никаких подсказок так и не нашла. Скорее всего, это какой-то очередной матримониальный план. Хоть бы он касался ее самой. Иногда я мечтала о том, как мама выйдет замуж и родит еще с пяток детишек, моих братиков и сестричек, и ее энергия рассредоточится и перестанет бить по мне словно кувалдой.

Я достала плащ ректора с нижней полки шкафа и расправила его на вытянутых руках. Плотная ткань даже не помялась. Снаружи плащ был матовым, черным с пепельным оттенком, словно погасшие угли, а с изнанки — красным, как ягодный сок.

Вернуть? И тогда ректор сразу вспомнит, в какой ситуации его отдал. И я наверняка покраснею и буду выглядеть дурой. Так и оставить себе? А вдруг он спросит своим низким голосом: «Арнелла Алетт. Почему вы не принесли мой плащ? Тот самый, в котором убегали голой в прошлый раз». Простонав от невозможности принять правильное решение, я быстро спрятала плащ назад и вышла из комнаты.

Лучше покончить с этим побыстрее, — думала я, шагая по дорожке к преподавательским домам. Наверное, он подберет мне схему, как Джафу, чтобы хаос в моем теле тек ровно, полноводной рекой, а не перепрыгивал через пороги как горный ручей. Я готова крутить любые фиги, только чтобы не превратиться в тварь хаоса.

А может, он заставит меня вызубрить какое-нибудь заклинание. Это я тоже могу. Память у меня хорошая, хоть половина уже занята генеалогическими древами магических родов, которые мы учили на первом семестре.

Вот пойду в патруль за Стену, набросится на меня какая-нибудь тварь, а я ей оттарабаню ветвь Антуана Козувелько, анимага, наплодившего пятерых сыновей и шестерых дочек, которых, впрочем, запечатали. И потом еще скручу фигу. Любая приличная тварь побрезгует убивать такое недоразумение.

Остановившись перед крыльцом дома ректора, я обтянула рубашку, заправила выбившуюся из хвоста прядь волос за ухо. Рассудив, что иду на занятие, пусть и индивидуальное, я не стала переодеваться и пришла в форме.

Была еще одна причина для волнения, о которой я старалась вовсе не думать. Да, ректор почти помолвлен с Мирандой, да, он прямым текстом заявил, что на мне жениться не намерен — еще тогда, на балу. Но все же иногда мне казалось, будто между нами что-то происходит. Что-то такое, чего никак быть не должно. Вот как на стихийнике. Когда мы стояли так близко друг к другу, и все вокруг словно исчезло...

Конечно, я это сама себе придумала. У него есть Джемма Кристо, которая недавно чуть меня не убила. Может, тоже решила, что ректор слишком часто на меня смотрит?

Вздохнув и набравшись решимости, я постучала и толкнула приоткрытую дверь.

— Арнелла Алетт? — донесся до меня знакомый голос. — Входите.

Я потащилась через прихожую и уже знакомый мне коридор. Мимоходом глянула в гостиную, где стоял стол, еще неубранный после ужина, и зажмурилась, когда проходила мимо спальни. Ректор ждал меня в кабинете, и, войдя в него и встретив пристальный взгляд серых глаз, я тут же поняла, что совсем не важно — принесла я плащ или нет — все он прекрасно помнит. Ректор встал с кресла и подошел ко мне, так близко, что я ощутила его запах, свежий с легкой горчинкой, и в горле сразу пересохло. А он положил ладонь мне на шею и большим пальцем приподнял подбородок.

— Что вы... — выдохнула я. Он что, собирается меня поцеловать? Прямо сейчас? Здесь? Его губы так близко от моих, что я чувствую его дыхание... Огонь в камине вспыхнул ярче, и я увидела свое отражение в пепельных глазах.

— Чем вы болели в детстве, Арнелла Алетт? — спросил мастер Адалхард, изучая мое лицо.

— Я? — он совершенно сбил меня с толку своим вопросом, а еще тем, что обхватил мое лицо ладонями и медленно повернул его вправо-влево, глядя на меня сосредоточенно, как доктор на осмотре. — Ничем я не болела!

— Вас били?

Перечеркнутая шрамом бровь чуть дернулась к переносице.

— Нет! Конечно, нет. О чем вы вообще говорите?

— У нас есть проблема, — терпеливо пояснил он, отступив на шаг, и снова окинул меня пристальным взглядом с головы до ног. — Хаос не слушается вас. Так?

— Так, — подтвердила я, пытаясь собраться с мыслями.

Ректор взял мою ладонь, развернул ее вверх и прижал палец к трепещущей венке на запястье.

— Были травмы?

— Нет, серьезных — нет.

— А несерьезных? — он глянул на меня из-под темных ресниц и взял другую руку.

Сильные смуглые пальцы ощупали ладонь, обхватили запястье. Соображать и тем более связно отвечать становилось все труднее.