— Нет-нет, я подожду, — заверила она. — Где, где подождать?

Рихард потер виски. Он знал, что занятия, на которых должен быть Освальд, продлятся не меньше сорока минут, и проще его вызвать.

Да, вызвать, пускай объясняется со своей девчонкой, а потом зайдет к нему в кабинет и объяснит, что за неуместная любвеобильность в нем проснулась.

А Рихард объяснит, почему ее нужно держать при себе. Современные дети совершенно не умеют работать руками.

Нет, вряд ли девчонка его любовница. Это уже что-то на грани с педофилией, а Рихард видел дело Освальда — ни одного отклонения от нормы, что даже странно для юноши, выросшего без родительского ограничителя на профиле.

Вообще-то ему не было никакого дела до Освальда и его делишек. Но после разговора с карабинером что-то проснулось в сознании — потревоженное чутье, застарелая паранойя. Рихард жизнь построил на краю обрыва. Детей не завел, потому что не хотел рисковать рейтингом — он-то как никто знал, что от родителей иногда удивительно мало зависит. Не менял работу, не ввязывался в сомнительные предприятия даже в молодости. И теперь он чувствовал любой сквозняк, который пытался потревожить застарелый воздух дома на обрыве.

А еще у него болела голова и хотелось на улицу. Анни все не уходила и бросала на него многозначительные взгляды, будто ждала, что он вот-вот прикажет вызвать карабинеров обратно или свернет Бесси шею.

— Зачем ты будешь просто его ждать. Хочешь, сад тебе покажу? — решился он. — А когда Освальд освободится, я его позову, и ты ему… передашь что собиралась.

Можно прогуляться. Убедиться, что у девчонки в кармане не лежит бомба, а потом забыть о ней и ее жутком пальто.

Бесси сомневалась, и это было странно. Дурные предчувствия сгущались кислотой в горле — почему она сомневается? Не боится его, точно нет. В этом мире боятся только умные люди.

Он ей не нравится? Глупости, уж на детей-то его обаяния точно хватало.

И Бесси, словно отзываясь на его мысли, широко улыбнулась и кивнула.

…

Нехорошо это было — Марш сказала, что нужно Освальда попросить показать сад, а потом выпустить паучков. И Бесси решила, что ничего страшного не случится, если она погуляет не с Освальдом, а с этим славным дедушкой в клетчатом костюме.

Он, конечно, совсем был не дедушка, просто седину не закрашивал, но Бесси он казался похожим на Брейсовского Деда с открыток. И имя у него было такое кряхтяще-шипящее, Рих-хард Герш-ш-ш-елл.

— Анни тебе показала, где на первом этаже автомат с шоколадом?

Бесси покачала головой. Она видела такие автоматы в торговых центрах, и иногда покупала картонные стаканчики с разведенным в кипятке приторным порошком, но они ей не очень нравились.

— Я покажу, — улыбнулся ей Рихард. — Знаешь, что это за место?

Бесси кивнула. Коврики она старалась больше не разглядывать, но на стенах с экрана на экран перелетала толстая пушистая пчела, и мысли потянулись за ее полосатыми боками.

— Ты давно знаешь Освальда? Ты познакомилась с ним до того, как он сюда попал?

— Не-а, недавно. Мы в баре сидели, там музыка громко-громко играла, — пожаловалась она. — Они с… с…

Бесси страдальчески закатила глаза. Она любила, любила людей, и хотела с ними разговаривать, но постоянно нарушала какие-то негласные правила, которых не понимала, а потом так расстраивалась! Вот что сейчас надо говорить? Нельзя же про Марш рассказывать. Или можно, но нельзя говорить про паучков?

Вот бы ей позвонить! Она бы ей подсказывала, как Аби.

Бесси представила, какие слова ей бы подсказывала Марш, и передумала звонить. Она такие даже выговорить не сможет.

— Со своим другом там сидели, — мучительно нашлась она.

Нужно было ждать Освальда! У этого Рихарда вообще-то доброе лицо, но глаза такие — почему у всех сегодня такие хитрые глаза? А может, ей кажется только?

— Вот как, — улыбнулся ей Рихард.

Она и пропустила момент, когда он успел заказать шоколад в автомате. У него в руках была кружка — не бумажный стаканчик, а настоящая кружка, в клеточку, как его пиджак, как Брейсовские пледы в больших торговых отделах! Вот это было здорово, вот какую кружку надо купить, чтобы когда в следующий раз придут гости, их не пришлось поить из розовых чашек, которые наверное только ей и нравились…

Бесси опять задумалась. Она поняла, что Рихард что-то ей говорил, а она просто смотрела на светлую кремовую пену на шоколаде и думала о чашках.

— … хорошие люди, которые делают хорошие дела, — задумчиво закончил Рихард. Кажется, он только что сказал что-то важное и о чем-то важном для себя подумал, а она все прослушала!

Надо было признаться, попросить его повторить, но Бесси не смогла. Он тоже о чем-то задумался, мерно постукивая по черному боку автомата длинными пальцами, и Бесси подумала, что пусть он себе думает дальше свои хорошие мысли, а она попробует шоколад.

А шоколад был лучше, чем домик, чашка и даже коврики!

— Никогда такой не пробовала! — сообщила она, решив, что Рихарду точно будет приятно.

— Вот как? — удивился он. — Ты никогда не пила горячий шоколад из третьего меню?

— Мне в боксах, в боксах присылают, — поспешно заверила она. Не хотелось, чтобы он решил, что она несчастная и шоколада никогда не ела, он же расстроится тогда. — В автоматах только не такой, как в боксах.

— Чтобы открывалось третье меню, много рейтинга не нужно, — нахмурился он. — И тебе не хватает рейтинга даже на него? Очень интересно…

Бесси вдруг поняла, что шоколад не такой уж и вкусный, а в саду, куда они вышли, холодно и противно.

— Аби говорит, надо хорошие, хорошие дела делать, — хмуро сообщила она. — Я делаю, но мало. Мало.

Вдоль дорожки, по которой они шли, горели золотые клубочки гирлянд, и каждый кирпичик у них под ногами становился похож на ломтик желтого бисквита. И на деревьях были темные зеленые листочки, которые шумели, хотя ветер почти не дул. Это было здорово, и вовсе тут было не противно, и шоколад все же замечательный, а только лучше бы Рихард таких вопросов не задавал!

— Ты думаешь, что рейтинг начисляется за хорошие дела?

Ей показалось, что его это огорчило, и Бесси стало стыдно. Вообще-то она очень давно хотела об этом поговорить. Ей в приюте все объяснили, но с тех пор столько вопросов появилось!

— А разве нет?

Снова пришла эта мысль про Марш — та, плохая мысль с той злой, глупой обидой. А Рихард, наверное, все бы объяснил.

«Меня убьют, если ты их кому-нибудь покажешь».

Но она не собиралась показывать паучков! Даже имени Марш называть не стала бы, просто спросила, как на самом деле рейтинг начисляют. Потому что Бесси было очень, очень грустно чувствовать себя плохим человеком.

— Конечно, нет. Смотри, — Рихард указал на что-то светящееся за деревьями. — Зимний сад. У нас даже есть куст жасмина.

— Аби мне рассказывал, рассказывал про жасмин! — обрадовалась она, забыв про рейтинг. — Сегодня, когда чай заваривали!

Рихард усмехнулся — вот у него получалось не обидно усмехаться! — и свернул с дорожки.

Стеклянный купол зимнего сада, подсвеченный лиловыми лампами, напоминал вырастающий из земли мыльный пузырь. Бесси видела только каркасы и осколки таких пузырей на окраинах. На торговых этажах все цветы были за витринами и их просто так не открывали. Где-то в пятом квартале кажется, была оранжерея, но Бесси так туда и не съездила.

— Мы ее построили для пациентов. У меня был… друг, который говорил, что когда человек сажает цветы — он перестает быть человеком, который страдает, и становится человеком, который сажает цветы. Он говорил удивительно много ерунды.

В голосе Рихарда послышались виноватые нотки. Бесси опять стало его жалко, и она решила, что если до его ладони дотронуться — он не отдернет.

Он не отдернул, наоборот, сжал ее руку и улыбнулся. У него улыбка была хорошая, и пальцы теплые, а еще Бесси — она правда-правда не хотела туда смотреть! — заметила браслет под кремовой манжетой и успела разглядеть, сколько там позиций.