— В следующий раз будешь понятливее, — шипит он ему на ухо, аккуратно волоча тело вампира к заднему выходу, в то время как Мередит нервно прикрывает их своей спиной. Блондинка чертыхается, идя вслед за мужчиной, несмотря на попытки Мередит остановить её.
На улице их встречает Деймон и Стефан, и Ханне всё становится понятно. Ничему их жизнь не учит, — Держи его! — Говорит Рик, из последних сил волоча на себе тяжелое тело Кола, когда Сальваторе вальяжной походкой подходят ближе.
— Передай доктору благодарность, — говорит Деймон, явно подразумевая Мередит, что даёт Ханне окончательно сложить пазл в голове, — Она что тут делает? — Недовольно спрашивает он, специально обращаясь к Зальцману, а не напрямую к девушке.
— Она со мной, Деймон, возьми же ты его! — Восклицает учитель, наконец-то передавая мертвое тело Майклсона старшему Сальваторе, что незамедлительно принимает его, — Ханна, на выход, быстро, — обращается к блондинке мужчина, подталкивая ее к выходу, но Ханна останавливает его.
— Какого чёрта? — Спрашивает она, — Что снова за фокусы? — Повторяет она, недовольно косясь на Рика, за спиной которого, как по щелчку, на сверхъестественной скорости появляется Клаус.
— Не могу не согласиться, — рычит Майклсон, моментально оказываясь возле них и отталкивая преграду в виде Зальцмана к стене, он вынимает из брата клинок. На секунду он переводит яростный взгляд на Форбс. Не успевает в ней зародиться самое настоящее раздражение, как он вновь оборачивается к Деймону, подходя к нему ближе. Ох, нет, она знает этот взгляд! Снова эта непробиваемая претензия недоверия в его глазах! Ей и не сдалось его доверие, но чёрт тебя побери, как же хочется теперь вонзить этот самый кинжал в него, даже прекрасно осознавая то, что на него он не подействует.
— Надо было сразу убить тебя.
— Давай. Эстер всё равно тебя убьёт, — немного настороженно отвечает Деймон.
— Что ты сказал про мою мать?
— Ты не знал, что я дружу с твоей мамочкой? Да, у нас много общего, она ненавидит тебя не меньше моего, — бесстрашно продолжает играть на нервах Майклсона старший Сальваторе.
— Оставь его, — раздается на лестнице голос Элайджи, — Он нужен нам, Никлаус, — гибрид оборачивается к нему, и Ханна понимает, что больше не может просто стоять на месте. Форбс подходит к Рику, что только приподнялся после сильного удара об стену, подавая ему руку и игнорируя мимолетный взгляд Клауса в её сторону.
— Что сделала мама? — Спрашивает гибрид у старшего брата, — Что она сделала, Элайджа? — Нетерпеливо повторяет он. Элайджа спускается с лестницы. Он проходит мимо Клауса, подходя к Деймону и доставая из кармана пальто телефон, предупредительно приподнимая его вверх.
— Скажи мне, где ведьмы, или Ребекка сейчас убьет Елену, — Ханна резко поворачивает голову к ним, продолжая придерживать Зальцмана за предплечье, давая ему опору. Зато теперь спал вопрос о немногословном сообщении Ребекки: «Сегодня играю в голодные игры, позвоню позже, целую».
— Ты дал нам время до девяти, — скосив взгляд на высокую городскую часовню, отвечает старший Сальваторе.
— Уверен, Ребекка будет рада начать пораньше, — улыбаясь краешком губ, парирует Элайджа.
— Они в доме мёртвых ведьм за городом, где мы прятали гробы Клауса, — размеренно отвечает он, — Позволь нам самим сделать это, мы прервём род Беннетов и сорвём ритуал Эстер, — с нажимом добавляет он и, видя молчание со стороны Майклсона, кивает Стефану, после чего они исчезают. Элайджа обменивается многозначительным взглядом с Клаусом и, подняв уже практически ожившего Кола, они исчезают вслед за ними, оставляя за собой лишь лёгкий флер ветерка. Ханна вздыхает, закатывая глаза и переводя раздраженный взгляд на Рика, что кое-как стоит на ногах. Скривившись, она аккуратно дотрагивается до его виска, чувствуя на пальцах теплую жидкость. Дело плохо. Ханна уже собирается завести Зальцмана обратно в бар, но Мередит выходит из него раньше, отдавая все собранные вещи Форбс и забирая из её рук тяжёлую тушу учителя. Девушка выдыхает, спокойно передавая его в руки доктору, и, забрав из ее куртки ключи от машины, она доходит до неё раньше них и придерживает им двери. В машине она отправляет Ребекке смску с призывом как можно скорее перезвонить ей и пояснить за все случившееся. Мередит убеждает её в том, что позаботиться об Аларике, а после довозит её до дома раньше, чем ей приходит лаконичный ответ от первородной: «Всё как обычно – наша мамочка хочет убить нас, Сальваторе превратили Эбби Беннет в вампира, снова спася Елену и обломав мне весь кайф. Нам с тобой необходимо напиться».
Новый день начался с «прекрасных новостей». Прошлым вечером Мередит увозила Рика к себе домой, чтобы лечить возможное сотрясение, а следующим утром он оказался в полицейском участке за обвинения в покушениях. Во всех трёх покушениях, что совсем недавно произвели фурор в маленьком городке. Мало того, Мередит заявила, что ночью он напал на нее с ножом.
Негодованию Ханны не было предела. Мистера Зальцмана и правда обвиняли в этих хладнокровных убийствах! Это же полный бред – обвинять его в убийстве её отца, когда в это время он находился с ней в лесу и, чёрт побери, в покушении на самого себя! А единственные доказательства его вины – орудия убийств из его охотничье-вампирской коллекции, и возможный мотив, основанный на конфликте жертв с Мередит Фелл. Это все выглядело смешно, тем-более для тех, кто знал Аларика Зальцмана. С какой стати ему сдалось мстить за девушку, которую он едва знает? Но более интересным был вопрос, зачем Мередит, что ещё вчера проводила с ним время в баре – нагло клевещет на него? Форбс думала, что разбирается в людях, но докторша была явной промашкой в её личном досье, хоть она не была так уверена, что все настолько однозначно. Что-то в ней не давало ей покоя. Но эти предположения уходили на задний план, на фоне того, что та подставила Рика.
Ханна хотела помочь, но не знала, что она может сделать. Её мать играла роль добросовестного шерифа – стояла на нейтральной стороне, Кэролайн возилась с Бонни, помогая её матери превращаться, а кретин-Деймон продолжал вести себя, как последняя сволочь, почему-то в кое-то веки решив послушать Лиз и не лезть в дела города. Форбс терпеть не могла этот человеческий фактор – бесполезность. Она не любила ещё многие человеческие факторы, которые часто мешают жить, на самом деле, а ещё временами задумывалась о том, что их довольно легко можно исправить.
Ханна с тяжёлой головой сидит на уроке истории – как бы иронично это не было. По факту, самих уроков не было, так как, разумеется, замену преподавателю поставить не успели. Класс сидит один второе окно подряд, но никого из учителей это не волнует – один из их преподавателей сейчас обвиняется в жестоких убийствах, у них есть дела намного важнее. Форбс бездельно рисует что-то в пустой тетради, смотря в окно, напротив которого она и сидит. Уметь абстрагироваться – хорошая черта и она у неё определенно есть. Правда, в нынешних реалиях это сделать намного сложнее. Громкие разговоры одноклассников вокруг и навязчивые мысли в голове не дают сосредоточиться.
Девушка заглядывает в телефон – до звонка несколько минут, и она медленно начинает собирать вещи с парты. Блондинка отмечает, что в классе стало намного тише – она оглядывает подростков, уткнувшихся в телефоны. Ханна замечает на себе несколько косых взглядов, но не обращает на них должного внимания, в конце концов ее одноклассницы – те ещё стервы. Она выходит из кабинета как раз в тот момент, когда звенит звонок, и за ее спиной тут же вновь возобновляется прежний гул, а некоторые даже проталкиваются к выходу быстрее неё.
Из кабинетов постепенно начинают выходить ученики, заполняя коридоры своим присутствием. Форбс идёт к шкафчикам, введя код на своём, она скидывает в него все учебники, освобождаясь от тяжёлого груза. Прислонившись к холодной поверхности метала, она вновь отчётливо ощущает на себе чьи-то взгляды. Девушка поворачивается – на противоположной стороне коридора какие-то незнакомые ей ученицы отворачиваются, как только замечают ее ответный взгляд, насмешливо фыркая себе под нос. «Да что за черт» – думает она, злостно захлопывая дверцу шкафчика и быстро закрывая ее, чтобы вновь обернуться к девушкам и высказать им все, что она о них думает, но их там уже нет. Блондинка смотрит на людей вокруг иными глазами. Снимает свою привычную пелену безразличия. Объективно – на неё, кажется, и правда все пялятся, субъективно – у неё ведь не могла развиться паранойя так рано?
