Форбс издает короткий смешок, чувствуя, как в горле начинает горчить предвестник истерики, — Звучит… — Она приглушенно смеется и это выглядит ужасно нервно, — Благородно.

Первородный, повинуясь порыву, аккуратно притягивает ее к себе за затылок и бережно целует в лоб. Девушка по-прежнему кивает, силясь улыбнуться, а потом он обнимает ее, прижимая сильными руками к мускулистой груди, и она слегка мочит его рубашку слезами, незаметно скопившихся в уголках глаз.

Немалую часть последних дней она посвятила стараниям не расплакаться перед теми, кто ее любит. В таких случаях стискиваешь зубы, смотришь в потолок, говоришь себе:

«если они увидят твои слезы, им будет больно и ты превратишься для них в тоску номер один, а унывать последнее дело!». Поэтому ты не плачешь и говоришь себе всё это, глядя в потолок, и проглатываешь комок, хотя горло не желает смыкаться, и смотришь на человека, который тебя любит, и улыбаешься. Но почему-то сейчас что-то сломалось и Элайджа не стал очередным, смотрящим ее дешевый спектакль: «посмотрите, какая я сильная, и я совсем не боюсь умирать!».

Элайджа обнимает ее жестом защиты, прикрывая ладонью половину ее лица, когда слышит, как ее сердце вновь приобретает нездорово-быстрый ритм. Он слышит ее рваное дыхание так рядом и в какой-то момент ему даже кажется, что она задыхается, и тогда вампир осторожно отстраняет ее от себя, — Ханна? — Майклсон сглатывает, когда она не отвечает. Она выглядит неестественно бледной, глаза ее прикрыты и, кажется, отпусти он ее – она вовсе не устоит на ногах, — Ханна…

Форбс судорожно вздыхает, — Всё в норме, — дрожащим голосом говорит она, — Я в порядке, — тихо повторяет блондинка и тут же, как в подтверждение своих слов, небрежно заваливается набок. Первородный подхватывает её, крепко придерживает за спину, беспомощно оглядываясь.

— Никлаус! — Восклицает первородный. Он мысленно чертыхается, пытаясь подвести Ханну к дивану, что стоит возле камина, но она окончательно обмякает в его руках, и он на секунду теряется. Элайджа слышит твердые шаги брата и через секунду тот появляется в дверном проеме. Клаус хмуро оглядывает брата, что близко прижимает к себе девушку, пока не замечает её болезненный вид.

Гибрид поспешно подходит ближе, забирая Форбс из рук брата, — Что с ней? — Грубо кидает он.

Что с ней?

Она умирает, идиот.

Элайджа едва заметно качает головой, — Я не знаю, всё было нормально, — бездумно отвечает он, встречая зло впивающийся в себя взгляд брата.

Не надо быть благородным, чтобы понять, что все было пиздец, как хуёво.

Ты ведь в курсе, что она прощалась несколько минут назад, а не зачитывала пособие по тому, как следует жить?

Клаус теснее прижимает к себе её податливое тело, — Ханна, — уверенно начинает он, чувствуя, как паника накатывает, словно вминая его в асфальт, — Посмотри на меня.

Девушка с усилием оглядывается, видя, как Элайджа рядом неестественно расплывается в глазах, — Я сейчас, — она небрежно взмахивает рукой в воздухе, — Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо, — Форбс слабо улыбается, — Мне почти не больно, — лепечет она, чувствуя, что ноги предательски подкашиваются. Блондинка медленно оседает на пол и гибрид теряется. Он опускается вслед за ней, позволив ей опереться на него.

— Ханна. Послушай.

— Мне почти не больно. Мне почти не больно.

Клаус тыльной стороной ладони аккуратно проводит по её мокрой щеке, — Ханна, — он берет ее лицо в руки, — Девочка, открой глаза, — просит он, не замечая, как к комнате стремительно приближаются чьи-то легкие шаги. Расслабленно улыбаясь, Елена входит с круглой деревянной чашкой чего-то в руках, пока не замечает Ханну. Она хмурится. Переводит взгляд на Элайджу, видя, как на лице того застыл тихий испуг. Поймав на себе взгляд Гилберт, он кивает, как-бы отвечая на её немой вопрос, и она, медленно пятясь назад, упирается спиной в стену, охваченная, не сомневайтесь, гармоническим ужасом, который напрямую касается её.

Ханна сглатывает, — Сейчас… — Она кивает, — Сейчас… Сейчас все пройдет… — Затуманенный глаза девушки находят взгляд напротив. В них играет яркая тень страха и волнения, и она вдруг остервенело в цепляется в предплечье гибрида, — Мистер Зальцман и Сандра, — задумчиво произносит Форбс, и Клаус напрягается, — Они ведь вернутся, да? — Настороженно спрашивает Форбс, она аккуратно кладет ладонь на грудь гибрида, невесомо касаясь.

Клаус прикрывает глаза, шумно втягивает в легкие воздух, находя ее ручку и ощутимо сжимая, — Да, — нервно улыбаясь, выдыхает он, — Ну конечно.

Форбс медленно кивает, — Они вернутся, — спокойно повторяет она, — Они найдут что-нибудь. Что-то… Что угодно… — Блондинка облегченно прикрывает глаза, — Я сейчас чуть чуть отдохну, — она слабо сжимает ладонь гибрида в своей руке, — Я люблю тебя. Люблю тебя.

Клаус рвано вздохнул и разрыдался — всего на мгновение, бессильно и яростно, как вспыхивает молния после раската грома, с неистовостью, которую дилетанты в области страданий могли бы принять за слабость. Затем он притянул её к себе – между их лицами осталось всего несколько дюймов – и решительно заявил: — Я тоже тебя люблю, — ровно проговаривает гибрид. Он приподнимает ее лицо, — Девочка, открой глаза!

— Мистер Зальцман и Сандра сейчас вернутся, все будет хорошо. Я люблю тебя, — Ханна чуть приподнимается, но тут же оседает обратно, неуютно ведя плечом, — Устала просто, — едва слышно говорит она, — Сейчас.

— Открой глаза, Ханна, — твердо повторяет Клаус, легонько встряхивая ее безвольное тело, — Посмотри на меня! — Яростно рычит он.

Гибрид крепко зажмуривает глаза, опуская взгляд в пол. Он сильно сжимает холодную руку девушку, тяжело дыша. Каждый новый громкий вдох раздается оглушительным раскатом молнии в гнетущей тишине комнаты. Элайджа видит лишь спину, грузно вздымающуюся, когда медленно подходит ближе. Он аккуратно опускается рядом, невесомо, самыми краешками пальцев касаясь каменного плеча брата, — Нет, — предупреждает Клаус, — Даже не смей, — угрожающе-спокойно шипит он, и Елена в дверях невольно вздрагивает. Она переводит опасливый взгляд на Элайджу, видя, как тот, словно обжегшись об раскаленную плиту, отдергивает руку. Гибрид медленно поднимает на него пылающие гневом красные глаза, — Ты же обещал. Дал слово.

Окончательная и невыносимая трагедия в том, что, как все бесчисленные мертвые, Ханна раз и навсегда разжалована из мыслящего в мысль.

А каменное гибридское сердце разбито в тысячный раз.

Все было таким мимолетным и в то же время бесконечным.

Просто некоторые бесконечности меньше других бесконечностей.

Комментарий к Глава 30 Статус работы «завершен»

Но я не могу быть уверена в том, что это конец, ведь я обладаю весьма надоедливым качеством не уметь отпускать что-то неодушевленное

Я пойму ваше негодование, ведь сегодня выступаю в роли палача, но это конец, который я видела, а значит, увы, но другой написать не могла

Спасибо всем, кто читал (p.s. — чатик в тг всё равно открыт, а то, мало ли… :) :) )

====== Малыш, ты меня волнуешь ======

Ханна отдергивает в сторону белую тюль и тихий треск разносится по комнате. Она с трудом открывает створку окна, – та как всегда издает легкий скрип, – впуская в комнату порывы свежего воздуха. Девушка любопытно выглядывает наружу. Она радостно прикусывает губу и, томно прикрыв глаза, подставляет лицо под теплые лучи солнца.

Не поднимая глаз, Клаус улыбается самыми краешками губ, покрывая хаотичными движениями белый холст бумаги. Едва слышный шорох тонет под его легкой рукой. Ему нравится душное тепло с ароматом бекона, порывы прохладного воздуха, когда дверь отвторяется и затворяется, тихий гул разговоров, а когда все смолкает – радио прислуги, бормочущее внизу.

А быть может, все дело в другом – быть может, он просто знает, что это нравится ей.

Форбс не скупится на широкую улыбку, — Чудесный день, — кивая, словно в подтверждение своих слов, тихим полушепотом уверенно резюмирует она.