Быстро справившись с замком, Ханна распахивает входную дверь. Она проходит внутрь, включает свет, кидая сумку на комод, — Кэролайн нет, — резюмирует она.

Стефан, сложив руки в карманы, лениво облокачивается на косяк входной двери, — Да, она сейчас, ну, — он делает недолгую паузу, — Следит за Еленой.

Сложив руки на груди, девушка медленно кивает, — Разве это не твоя прерогатива? — Улыбаясь, интересуется она.

— Да, но сейчас я вроде стараюсь меньше пересекаться с ней, — пожимает плечами вампир, — Зато интересно, — вдруг уверенно заявляет он, — Квест, — в эксцентричной манере произносит Сальваторе, — Скрыться в полном доме подростков, где она устроила вечеринку, — более спокойно объясняет он.

— Можешь остаться, — не подумав, предлагает Форбс. Слегка удивленный взгляд парня заставляет подумать, что она сказала что-то до ужаса странное, — Ну, то есть, чтобы «скрыться», — тут же добавляет блондинка. Но он даже не пытается изобразить сомнения, только вскидывает руки, словно она не оставила ему выбора и он больше не в силах сопротивляться.

— Я с радостью приму твое любезнейшее предложение, — Стефан заходит, закрывает за собой дверь, сразу же направляясь в сторону кухни, — У вас есть листы для лазаньи, это отлично, мы должны ее сделать, — непонятливо нахмурившись, Ханна проходит за ним на кухню, наблюдая, как он ловко орудует на кухне, открывая и закрывая одним за другим верхние ящики в поисках пластов макаронного теста.

— «Есть листы для лазаньи»? — Подозрительно переспрашивает она, — Моя мать терпеть не может готовить лазанью, — уверенно заявляет девушка, — Ты здесь неслучайно, — резюмирует Форбс, — И даже не потому, что хочешь «скрыться» от Елены, — усмехается она, — Кэролайн послала? — Расслабленно облокотившись на косяк, лениво интересуется Форбс.

Вампир нехотя останавливается, держа в руках нужный продукт, — Да, и даже купила это, — он показательно приподнимает вверх пласты, — Она волнуется за тебя. Сегодня твой день рождения, а еще сегодня умер твой друг и, ну, ты ведешь себя более, чем странно, вообще-то.

— Сказал парень, который прячется от своей бывшей девушки, отключившей человечность, — фыркает блондинка.

— Вот видишь – мы похожи, — разводит руками Сальваторе, — Так что, ты можешь либо выгнать меня, — уклончиво начинает он, — Либо можем оказать друг другу услугу, я – пересижу здесь, а после скажу Кэролайн, что ты в полном порядке, — уверяет ее парень, — Ты ведь в порядке? — Аккуратно спрашивает он, на что Ханна не сдерживает многоворящего: «иди ты к черту» и, ловко обойдя кухонный островок, залезает в холодильник за остальными продуктами.

Стефан ушел, как золушка, когда пробило ровно двенадцать. Судя по его напряженному лицу после звонка, предположительно, от Кэролайн, Ханна поняла, что что-то случилось, но не то чтобы она собиралась вытаскивать из него информацию о том, что натворила святая Елена – он улыбнулся, скомкано попрощался и ушел, и девушку вполне себе устраивал такой расклад. Самое главное – он закончил готовить лазанью. Именно он, ведь Форбс просто тщательно делала вид, что что-то делает, а вампир в свою очередь покорно делал вид, что не замечает этого. С ним готовить оказалось намного приятнее, чем с Алексом и Мэри. И лазанья получилась вкусная, а не подгорела до углей в духовке.

Закончив прибираться на кухне, блондинка лениво бредет на второй этаж, чувствуя, что этот день слишком перенасыщен. И перенасыщен вовсе не за счет дня рождения и, что вероятно следовало бы ожидать, приятных от него событий. Перенасыщен общением с одним несносным гибридом (кажется, она давно его так не называла?), вечными расспросами о том, почему она не плачет над сгоревшим телом Джереми и вкусной едой. Что, собственно говоря, является единственным положительным аспектом.

Когда Ханна заходит в комнату, она чувствует, как по ногам бежит неприятный холодок. Кидает взгляд на окно – открыто, но она точно помнит, что так быть не должно. Зябко поежившись, девушка подходит к окну и закрывает широкую створку, нелепо путаясь в длинной тюли, пока взгляд ее не цепляется за что-то большое на кровати. Непонятливо нахмурившись, она подходит ближе к противоположному ее краю, беря в руки что-то большое прямоугольное и празднично завернутое, с аккуратным бантиком и маленькой запиской, что подписана от руки черной ручкой:

«Нарисовал «свою подружку».

С днем рождения, Клаус»

Форбс удивленно приподнимает брови, в голове невольно проносится воспоминание с Рождества, из его мастерской. Она думает, что ей не надо это смотреть. Что, как минимум, это вовсе необязательно. Но любопытство берет свое. Она осторожно распечатывает бумажную упаковку. Картина. Блондинка чуть приоткрывает рот, не позволяя себе думать о том, насколько это красиво. Но, черт возьми, это и правда так. Она внимательно рассматривает изображение. Вглядывается, словно полагая, что явно что-то перепутала. Это она? Едва ли. Но похоже! Ханна медленно качает головой – нет, точно она. Это так он ее видит? Нежной, мягкой, задумчивой, рассудительной и, господи, если она почувствовала все это, посмотрев на картину, не значит ли это, что он гениальный художник?

Ханна чувствует, как в горле першит. Она прокашливается, продолжая упорно глядеть на изображение в своих руках. Навязчивый кашель не проходит. Тихо чертыхнувшись, она кладет картину обратно на кровать, быстро преодолевая небольшое расстояние до ванной. Ей кажется, как-будто в горле что-то застряло и это что- то словно безжалостно режет по внутренностям. Прокрутив кран, она хочет набрать в рот немного воды, дабы прополоскать его, но кашель все усиливается, дышать – трудно, а глотать – кажется невозможным. Она подставляет руку к горлу, так, словно это может как-то помочь. Поднимает ладонь выше, доходя до рта, зажимает его. В какой-то момент кашель затихает, становясь тише, как-будто несколько секунд назад она и не чувствовала вовсе, как бритва словно пластает нежную кожу горла. Чувствуя что-то мокрое на руке, девушка отстраняет ее с единственной мыслью: «фу, слюни», но посмотрев, видит на ладони алое пятно.

Форбс резко переводит взгляд на полуоткрытую дверь, когда слышит, как в комнате раздается громкий звук чего-то бьющегося. А потом еще какое-то копошение, так, словно мышь скребется. Сердце невольно начинает приобретать быстрый ритм. Она переводит взгляд на свою ладонь, на дверь, снова на ладонь и снова на дверь, как-будто ожидая, что вот сейчас кто-то выйдет. Но этого не происходит. Судорожно выдохнув, блондинка остервенело смывает кровь, быстро срывая с держателя несколько бумажных полотенец и вытирая руки. Насколько страшно, когда кашляешь кровью? Это не важно, когда, кажется, к тебе в дом кто-то вломился!

По-прежнему как-то по больному держа в руках полотенца, буквально вцепившись в них, Ханна делает аккуратные шаги к двери. Она думает, что медлить бесполезно. Она пытается убедить себя, что это снова лишь сквозняк. И не важно, что она закрыла окно. Честно, сейчас она бы обрадовалась даже Клаусу. Девушка уверенно толкает дверь и, оглядев комнату, взгляд ее сразу же останавливается на бледной фигурке Эйприл, стоящей возле кровати. Форбс не сдерживает облегченного вздоха.

— Ханна, — дрожащим голосом начинает шатенка, — Мне нужна твоя помощь, — блондинка украдкой осматривает комнату, ловля взглядом разбитый горшочек из-под кактуса, что стоял на окне. Она мысленно хмыкает. Клаус оказался грациознее.

— Все хорошо, — неожиданно уверенно для себя самой произносит Ханна, выкинув полотенца в мусорку под письменным столом, она аккуратно подходит к Янг.

— Мне так жаль, — качает головой она, — Я… Я не знаю, что случилось, — горько усмехается Эйприл, — Все было так непонятно. Прости меня. И все эти люди… — С придыханием начинает она, когда блондинка осторожно берет ее за плечи, та отшатывается от нее, как от огня, — Нет, нет, не надо. Я не знаю… Не знаю, могу ли себя контролировать теперь. Я могу навредить тебе, — Форбс настойчиво подходит ближе, повторяет действие, нежно гладя шатенку по рукам.