«Он всё узнает!» — и как только эта тревожная мысль мелькнула в моем сознании, скепсис в его лице сменился насмешливой доброжелательностью. — «А впрочем нет, не узнает…»

— Хочешь посмотреть? — кивнув в сторону пульта, ухмыльнулся он.

Я с живым энтузиазмом покачала головой в ответ. Майкл уселся обратно в кресло и увлёк меня за собой. Обвив его шею руками, я поудобнее устроилась у него на коленях. Он нажал кнопку play но в комнате почему-то было всё так же тихо. Заговорщицки прищурив взгляд, Майкл усмехнулся.

— Видишь этот рычажок? Подними его вверх, только не очень сильно, — я осторожно следую его указаниям и пространство постепенно начинает заполнять голый бит, звук как будто окружает нас в кольцо со всех сторон. — Ударные, это костяк и основа, которая задаёт ритм всей композиции. Вокруг неё выстраиваеться весь остальной звук, — обрисовывая сферу в своих руках, объясняет он, — насыщая и окрашивая. Теперь вот этот, — Майкл указывает на рукоять рядом, и я медленно сдвигаю вверх и её, доводя до одного уровня с ударными. — Электрогитара, — тут же поясняет он, оба инструмента гармонично сливаются друг с другом, но я без труда различаю звучание каждого из них. — Слышишь? — подровняв рычажки, прищёлкивает пальцами он, и я тут же выделяю мелодичный перелив фортепиано и периодические поддразнивания саксофона на фоне, всё вместе начинает походить на настоящую и завершенную, полноценную композицию. — Обожаю такой ритм! — слегка двигаясь в кресле в такт, он широко улыбается, пританцовывая, и я вдруг ощущаю, что мне и самой становиться сложно усидеть на месте. Эта музыка определённо создана для того, чтобы танцевать.

— Фанково звучит, — застенчиво усмехнулась я. — Очень сочно.

Округлив свои до безобразия экспрессивные, выразительные глаза, Майкл уверенно покачал головой.

— Именно! — усмехнулся он. — Настоящий Ритм-энд-блюз, каким он был во времена моей юности. Литл Ричард, Би Би Кинг, Джеймс Браун… — с лёгкой настольгической улыбкой вздыхает он.

— Я просто обожаю Мистера please, please, please! * — приникнув ближе к Майклу, я с довольной усмешкой уткнулась носом в его плечо. — Здорово! Не хватает только твоего потрясающего вокала.

Слегка пританцовывая плечами, Майкл, словно принимая мои слова, как вызов, ловко встроился в дорожку сочным битбоксом, добавляя мелодии весьма характерное его стилю резковато-насыщенное звучание, а затем мягким фальцетом тихо и неразборчиво напел слова. От его голоса по телу пробежались восхитительные мурашки. Атмосфера разрядилась и я заметно успокоилась, но когда он легонько коснулся губами моего плечика, я совершенно чётко ощутила, как паршиво себя чувствую.

Майкл неспешно продолжил рассказывать мне о музыкальных жанрах, различиях в звучании и тонкостях процесса создания мелодии, и я с упоением ловила каждое его слово, не в силах оторвать от него глаз. Взгляд Майкла загорался каким-то особым блеском, едва речь заходила о музыке. Поразительно, как этот человек, посвятив всю свою жизнь одному делу, все ещё оставался настолько искренне и неподдельно им увлечён.

Я по-своему завидовала ему. Завидовала этой невероятной способности преображать чувства и мысли в восхитительные произведения, оставляя неизгладимый след в сердцах миллионов людей и самой истории. Понимая, какую высокую ценность и значимость имела его жизнь, я сама вдруг показалась себе еще более маленькой и незначительной.

Именно здесь, в студии, у меня впервые зародилось стойкое чувство, что музыка всегда была и останется для него первой. Даже сидя у него на коленях в этот момент, я знала, что мне, увы, отводился лишь второй план. Эта была ревность какого-то необычайно странного характера. Я ревновала к тому, что он был способен испытывать столь всепоглощающую страсть к чему-то, частью чего я не являлась. И даже если я бесследно исчезну из его жизни навсегда, в ней все равно останется нечто настолько непостижимо прекрасное, придающее смысл каждому вздоху. Мой же мир без него померкнет абсолютно. Этому человеку каким-то образом удалось подчинить себе всю мою жизнь, стать её центром и главной ценностью, придававшей смысл всему моему существованию.

Закрыв глаза, я вжалась в плечо Майкла лицом. От острого переизбытка эмоций этим вечером у меня вновь начинала кружиться голова. Я приникла к нему всем телом и, не сдерживаясь, полной грудью вдохнула в себя его аромат. Это уже не я! Я вообще не знаю эту девушку, которая жадно впилась в него руками и панически вдыхает запах его кожи, как будто разучившись дышать обычным воздухом, и от этого теперь зависит вся её жизнь. Всего несколько месяцев… А мне казалось, будто я знала его всегда. Я вообще не могу вспомнить, а что же было до него, жила ли я вообще? Господи, да как же так вышло? И… какова будет цена? За близость к чему-то настолько непостижимо-прекрасному всегда приходится дорого платить.

— Контролируя эту панель, — продолжил он, оторвав меня от раздумий, невольно отвлекавших от сути разговора, — можно услышать каждый инструмент в отдельности, и до мельчайших подробностей изучить анатомию всей композиции.

— Мне безумно нравится изучать анатомию вместе с тобой, — с ленивой усмешкой выдохнула ему в шею я.

— Мм… Вот как? — Майкл облизнул растянувшиеся в похабной улыбке губы. И как только ему удаётся улыбаться так неподдельно-смущённо и нагло одновременно?

Взявшись за руки, мы сомкнули наши ладони в замок. Он пристально рассматривал мои пальчики, пока я молча наблюдала за его лучившейся хулиганским озорством улыбкой, глазами цвета мокко и корицы, и тем, как мило он щурился, радуясь таким мелочам.

Господи, как он прекрасен! Мой смешливый мальчишка… Его влажные волосы, наспех собранные в небрежный пучок, из которого выбивается пара непослушных завитков. Убрав упрямую прядку с его лица, я стала медленно прорисовывать пальцем каждую чёрточку: брови, носик, линию подбородка, губы… Боже, его губы! Влажные и заманчивые. Он целует ими мои пальцы, сводя тем самым с ума.

Любая мелочь в нём казалась мне безупречной и я всем существом желала, чтобы хотя бы в этот короткий миг он был только моим. И сама хотела стать ему необходимой, как воздух. И хотела я этого именно здесь, в его студии, стены которой были пропитаны музыкой. Его неспешными и самыми личными, потаёнными мыслями. Им самим.

Здесь не хватало нас…

Устроившись на нём поудобнее, я заключила лицо Майкла в свои ладони и приникла к нему губами. Мы неспешно пробуем друг друга на вкус. Я мягко прикусываю его нижнюю губу, пытаясь расстегнуть на нём рубашку. Верхние пуговки с лёгкостью поддаются, открывая моему искушённому взгляду его белоснежную, матовую кожу, испещрённую мелкими тёмными пятнышками. Склонившись над ним, я оставляю россыпь невесомых поцелуев на некоторых из них. Майкл сидит смирно, позволяя мне свободно прикасаться к нему. И в этот момент в глубине его спокойного взгляда я замечаю отблеск тихого, беспрекословного доверия. Этот мужчина доверяет мне! Осознание этого факта пронзает моё существо, словно ударом молнии.

Я знала… Прекрасно знала, как сложно ему было прийти к этому. Человеку, пережившему прилюдное унижение, предательство, манипуляции, интриги и обман, грязную конкуренцию, борьбу за деньги, власть, признание и славу, когда каждому от тебя что-то нужно… Он пропустил сквозь свою тончайшую, чувствительную и по-детски ранимую душу всю грязь и несправедливость этого безумного мира, словно сквозь фильтр, не извергнув и капли в ответ. Он обладал потрясающим свойством. Нет, миллиардом потрясающих свойств, которые вкупе делали его таким особенным и неповторимым. Единственным в своём роде. Отчаянным, но не отчаявшимся. Человеком без возраста, без расы, без границ. Чьё имя стало нарицательным. Синонимом исключительного таланта и дьявольских усилий. Гениальности! Избранный самим Богом, он был целебным средоточием любви, лечащим собой любые раны, вселенскую боль. Дарующим веру в чудо… Он и был самим чудом!

Я же никогда ещё не ощущала себя большим ничтожеством, чем сейчас. Сидя рядом с ним, глядя ему в глаза, я задавалась одним единственным вопросом — за что этот прекрасный мужчина, этот бесноватый ангел в теле мужчины мог меня полюбить? За что Господь был так благосклонен ко мне, послав его на моём пути?