— Подобный сорт женщин, — бесцветным эхом откликнулась я, вглядываясь в его лицо сквозь непроглядную пелену застеливших мои глаза слёз, вслушиваясь в то, как бездумно и небрежно он сгоряча швырялся подобными словами, я пыталась хоть как-то совладать с собой и той внутренней дрожью, скрывать которую становилось уже просто невозможно.
В который раз за вечер на меня навесили не самую лицеприятную бирку. Но одно дело, когда это говорил относительно посторонний мне человек, и совсем другое — Майкл. Да, я, мать вашу, далеко не подарочек и как все живые люди порой совершаю ошибки. Но каким это образом, пытаясь поступить по-совести и всё исправить, последней сукой и дрянью здесь остаюсь одна только я? Ну уж нет… Хватит с меня этого дерьма. Я, чёрт возьми, уже на пределе!
— Мне с самого начала следовало держаться от тебя как можно дальше.
— Остановись, — с остервенением рыкнула ему в лицо я. — Замолчи! Ради всего святого, Майкл! Ты зол и ничего не хочешь слушать. Чёрт с ним! Но и не говори мне сейчас всего того, о чём будешь горько сожалеть после. Лучше помолчи. Давай просто остановимся.
Я облегченно выдохнула. А он взорвался. Вспыхнул этими чувствами разом, будто факел. В переполненном отчаянием взгляде сверкнул яростный блеск. Сочетание было диким и странным — в одно мгновение жертва обратилась палачом.
— Ты ещё рот мне затыкать смеешь?
Майкл ринулся вперёд и с треском впечатал меня в стену с такой силой, будто хотел протаранить её мною. Я безумно испугалась и рефлекторно зажмурилась, стиснув зубы, так как понятия не имела, что могло взбрести ему в голову в таком состоянии. Не сразу осознав, что произошло, я приготовилась стерпеть боль, но никакой боли не ощутила. Кулак ударил в стену, всего в нескольких сантиметрах от моего лица.
Часто дыша, Майкл вглядывался в моё искажённое испугом лицо. Выплеснувшуюся наружу ярость молниеносно сменило ощущение полнейшей опустошенности и разбитости. Он поник. И именно теперь, это было очевидно, смог в полной мере ощутить боль от сказанных слов.
— Почему? — шепнул он чуть слышно, разглядывая меня, словно незнакомку. — Почему, Ками?.. Я ведь на что угодно ради тебя был готов. Думал, ты счастлива. Скажи, зачем? Чего тебе не хватало? Как ты могла так поступать, зная, что ты… Что всё это для меня значит!
Поджав онемевшие губы, я бессильно сомкнула глаза. Мне нечего было на это ответить, кроме как…
— Прости, — я попыталась вложить в это короткое слово всю горечь и боль неподдельного раскаяния, подняв на него красные от слёз глаза, не в силах продолжать больше. — Я люблю тебя. Больше жизни! Ты ведь знаешь…
Он никак не отреагировал, словно слова эти вдруг утратили для него всякий смысл. Своими стараниями я сама же и обесценила их значение.
Мы молча стояли друг напротив друга и он смотрел на меня так, как не смотрел ещё никогда, — в его взгляде читалась какая-то болезненная беспомощность, бездействие в расслабленном теле. Я не могла даже предположить, что творилось сейчас в его голове. И эта неизвестность парализует, заставляя смиренно ожидать приговора. Я готова на что угодно. Принять и вынести любое наказание. Его гнев. Лишь бы только он не отталкивал меня.
Коротко вздохнув, Майкл с заметным усилием оттолкнулся от стены и молча прошёл вглубь комнаты. Остекленевший взгляд смотрел куда-то поверх предметов. Впервые я видела его таким… Таким опустошённым.
— Я знаю, в чём твоя проблема, Кэм, — подводя черту, вздохнул он. — Тебе нужна постоянная подпитка для образа неотразимой женщины, которой ты привыкла себя считать. Но ты — не она. Больше не она… Для кого-то, возможно. Но только не для меня, — прикрыв глаза, Майкл на несколько бесконечных мгновений задержал дыхание. — Уходи, — указав на дверь, тихо прошептал он на выдохе.
Вот так. Холодно и безразлично. Без каких-либо колебаний. В этом даже не было злобы, лишь какое-то небрежное равнодушие.
Вцепившись ладонью в комод, я пыталась совладать с волной нахлынувшим на меня головокружением. Перед глазами возник кромешно-чёрный заслон. Одно его слово, словно сильнейший удар под дых, в одно мгновение вырубает все чувства и лишает меня остатков кислорода. Я будто нахожусь в эпицентре водоворота услышанных за секунду или несколько вечностей до этого фраз, которые с такой лёгкостью, мощно пульсируя в висках, рушили моё представление о мире, жизни и моём месте в ней.
— Майкл, — я метнулась к нему, готовая проглотить и забыть нанесённую мне обиду, падая перед ним на колени, отчаянно прижимаясь к его животу и ногам. — Прости меня. Умоляю, прости! Клянусь, это больше никогда не повториться! — я отчаянно цеплялась за него руками, прекрасно понимая, как убого и жалко, должно быть, выгляжу, сокрушаясь над ним в рыданиях и мольбах. Но я в отчаянии, в полнейшем отчаянии! Что ещё мне остаётся?
— Камилла, — шепчет он, болезненно морщась. — Прекрати, встань… Я сам уйду. Отпусти, — единственное, что понимаю — он пытается отстранится, и это как сотня самых жгучих ударов хлыстом.
— Нет, нет… Прошу тебя, любимый! — заходясь всхлипами, до последнего не унималась я. — Делай со мной, что хочешь. Как угодно накажи. Только не оставляй! Я этого не переживу! Просто не вынесу…
Придержав за плечи, Майкл мягко высвободился из моей хватки и отстранился с таким видом, словно мои прикосновения и слова, само моё присутствие здесь, рядом, были ему невыносимы. Вцепившись в ткань ковролина до боли в подушечках, я тихо вздрагивала, беспомощно глядя ему вслед. Его слегка ссутулившаяся спина транслировала боль. Майкл остановился в самых дверях и, держась за ручку, глубоко вздохнул, словно намереваясь мне что-то сказать.
— Майкл, прошу… — робко шепнула я, охваченная безумной надеждой, но он остался глух к моим мольбам и мгновением спустя, решительно дёрнув ручку, вышел прочь так и не обернувшись.
Удар захлопнувшейся двери опустошил меня, отдавшись острым спазмом в самом центре груди. Из лёгких мгновенно испарился весь воздух. «Стой, вернись!» — так и хотелось закричать во всё горло, но я молчала, не найдя в себе сил и смелости пошевелиться. Распластавшись на полу, я беззвучно рыдала, прислушиваясь к тишине и глухим ударам собственного сердца, пока осознание свершившегося, словно проклятие взгляда Медузы Горгоны, постепенно заполняло свинцовой тяжестью моё оцепеневшее, измученное тело. Соль пролитых слёз стягивала кожу на моих щеках, оседая на дне души горьким пеплом разбитых надежд. Одиночество замаячило передо мной, обретая черты неизбежности. Это реальность, от которой уже не отмахнуться.
«Настоящий рай — потерянный рай», — внезапно мелькнула в сознании мысль, принадлежавшая Марселю Прусту. До этого момента я никогда по-настоящему не понимала смысла этих слов. А ведь я и прежде теряла в жизни многое. Но не тебя…
…Только не тебя!
