Алиса прорезалась месяца через два и потребовала объяснений.

— Чего? — спросила Аня.

— Почему ты выгнала Бориса?

— Почему я его выгнала? — отозвалась вопросом на вопрос внучка.

Образовавшаяся финансовая и матримониальная свобода толкали к фронде.

— Ты мне хамишь? — вкрадчиво спросила Алиса Германовна.

Аня испугалась, как всегда пугалась ее напора.

— Он сам ушел. Я его точно не выгоняла. Просто хлопнул дверью, а потом потихоньку забрал свои вещи.

— Но ты подала на развод.

— А что еще оставалось делать? Я даже не знаю, где он сейчас живет.

— Я с ним поговорю.

Алиса положила трубку. В ее тоне к концу разговора убавилось злого напора, осталось обычное раздражение. Борис мог ей просто чего-нибудь наврать. За ним водилось. Аня же не врала почти что по принципиальным соображениям. Лгут либо слабаки, либо аферисты. Сильный человек может себе позволить, говорить правду!

Ты почитаешь себя сильной? А кто только вот вывернулся наизнанку перед старухой, которая нагло лезет в твою жизнь?

Борис образовался на пороге через пару дней и тут же попенял Анне, что сменила замки.

— Что тебе нужно?

— Я пришел…

— Зачем? Вещи ты забрал. Что еще?

— Давай не будем торопиться. Ты совершаешь сейчас необдуманный поступок.

— Я?

Деревянный массажор весь в мелких острых пупырышках сам оказался в руках. Аня пошла на Бориса. А он, оказывается, не запер дверь — выскочил, только хвост плащика мелькнул. Аня уставилась на побелевшие костяшки. Такого она от себя точно не ожидала. Чтобы тихоня и отличница полезла в драку!? Не зря Борюсик испугался.

— Вечно ты ползаешь, как моль бледная!

Мать подцепила это выражение из какого-то фильма и употребляла, где надо и не надо. Дочь ей не нравилась. Это не было активной неприязнью, скорее происходило от изначального равнодушия.

Брата Ваньку мать любила и прощала ему все. Ваньке же ее прощение было до фонаря. Он всю жизнь делал только то, что хотел, но, будучи изрядно трусоват, в откровенные авантюры все же не ввязывался. На редкие замечания отца он отмахивался: иди Аньку учи.

Отец не пил, и руки росли, откуда надо, вот только ни на одной работе долго не задерживался. Ему всегда казалось, что платят мало, уважают мало, любят мало. Ему всего было мало. Анну он периодически принимался поучать. А она приспособилась так прятать под волосами наушники, что отец ни разу не заподозрил отсутствия интереса к воспитательному процессу.

Анна его наслушалась еще в младших классах. Отец расписывал, как надо устраиваться в жизни, приводя в пример естественно себя. На момент разговора ему светило место чуть ли ни губернатора, а там и до премьер министра недалеко, тогда они уедут в Москву, Анна будет учиться в МГУ, а еще лучше за границей. Ванька станет генеральным директором. Мать пусть дома сидит, надо же кому-то готовить и прибирать.

Но восхождение к вершинам благополучия приходилось начинать с автомастерской. Кругом к тому же были одни завистники.

От него года три не приходило никаких вестей. Если бы что-то случилось, Анне, наверное, бы сообщили. Пока все оставалось тихо.

Мать осела на берегу во Владике, работала в кафе. Ванька изредка позванивал: ты как? Нормально. Паришься в своем институте? Вроде того. А я… далее следовало перечисление его достижений: гостиница на побережье, свое кафе, дети.

Ванька ни разу не пригласил ее в гости. Анну это цепляло, не по тому, что хотелось халявного моря — а просто. Брат, кажется, раз и на всегда отсек себя от остальной семьи. От младшей сестры, уж точно. В последний созвон он спросил, что они будут делать с квартирой.

— Какой?

— Нашей. Ты там живешь, но я тоже имею на нее право. Давай, продадим. Деньги пополам.

— На нее еще имеют право наши родители, — оторопела Анна.

— А мы им не скажем, — расхохотался Ванька.

Она этого не допустит! Она только-только привела свое жилище в порядок, мебель купила. Получилось вполне уютное гнездовье. Как у тети Саши, — вспомнилось не кстати. Тетка исчезла, ни адреса, ни телефона.

Из зеркала на Анну смотрело бледное, засыпанное светлыми веснушками личико сердечком. Непослушные светло рыжие завитки торчали во все стороны.

Анна всю жизнь мечтала иметь прямые волосы. Однажды она пришла в салон и попросила исправить положение. Ее крутые вихры вытягивали и выглаживали утюгом в четыре руки. Результат оказался столь страшен, что, вернувшись домой, она тут же подставила голову под струю воды. Волосы тогда сожгли до самых корней. Анна поплакала над собственной дурорстью и подстриглась почти наголо.

Она больше не будет экспериментировать с собственной внешностью. Моль бледная тоже имеет право на существование!

Если волосы заколоть повыше, отдельные прядки возле ушей будут живенько так завиваться. Можно, конечно, завязать тугой узел на затылке, но тогда хвост будет торчать вроде кучерявой метелки.

Анна полезла в ящик под зеркалом за заколкой, забрала буйные кудри в кулак и небрежно сколола. Она не ожидала, что получится так здорово. Из зеркала на нее смотрела уже не рыжеватая мышка, но…

С какой стати ей вообще пришло в голову прихорашиваться? Настроение такое? Ага, себе-то не ври!

Поцелуй на морозном полустанке никак не шел из головы. Даже не из головы, а откуда-то из живота. Она его помнила тактильно. Лица ведь даже не разглядела. Но все остальное помнила так, что дергалось и свербело внутри.

Это все от чисто физиологического простоя, решила Анна и позвонила Максиму.

Они познакомились еще при жизни Бориса в ее квартире. Какой-то знакомый ее знакомых на чьем-то дне рождения оказался рядом за столом. Вполне себе необыкновенный парень, вернее мужчина, который до старости останется пацаном. Он трудился директором спортивного центра, занимался когда-то бодибилдингом, да и теперь качался, благо тренажеры всегда под рукой.

Аню поразил его смех. Он не просто хохотал, он ржал! Перекрывая любые децибелы. Ей все время хотелось отодвинуться подальше, а лучше отбежать. Если выключить звук, им можно было любоваться, как живой скульптурой.

К концу вечера пришла его жена — очень спокойная, высокая статная. Пара — загляденье. Ане тогда показалось, что она пришла именно забрать благоверного домой. Сам бы он, пожалуй, до утра тусовался.

В следующий раз они встретились уже после бегства Борюсика. Максим узнал, что Анна работает в «Нутридане», приехал к ней домой и предложил выйти на руководства фирмы с предложением сотрудничества. Площади спортивного центра простаивали. Максим предлагал оптовые цены, для выгона людей умственного труда на беговые дорожки.

Аня даже пробовать не собиралась, о чем тут же и сообщила.

— У меня не тот уровень, чтобы задавать руководству такие задачки.

— У вас там какая-нибудь доска объявлений имеется? — нашелся Максим. — Хотя бы постер повесь. Вот, я принес.

Плакатик с рекламой спортивного центра Анна прикнопила и очень удивилась, когда Максим явился к ней через месяц с тортом и бутылкой вина. Оказывается, народ из «Нутридана» хоть толпой и не валил, все же периодически захаживал по объявлению.

Тогда-то все и случилось. Легко и необязательно, как и продолжалось потом в редкие встречи. Одна из знакомых Анны под хихиканье как-то ей поведала, что Максим, — ну ты помнишь, у Самойловых рядом с тобой за столом сидел, громкий такой, — ходок тот еще. У него то ли пять, то ли шесть любовниц. И на всех сил хватает! Представляешь?

Ну и что? Она не была даже чуточку в него влюблена. Чтобы в боку не кололо, говорила когда-то тетя Саша.

Максим прибыл в некотором удивлении. Анна никогда ему сама не звонила. Обычно инициатором встреч являлся он.

— Что с тобой? — спросил он после здрасьте.

— А что со мной?

— Ты какая-то другая. Влюбилась, что ли? Предупреждаю, только не в меня.

И счастливо заржал на всю квартиру.