Он зашагал рядом с окном. Вот он, настоящий Майкл, — мощный, сильный, неудержимый бугай, от разъярённого взгляда которого всё от страха выворачивает изнутри.
— Я помню не всё, но большую часть. То, как ползал в каких-то кустах, измазанный отвратительной слизью, помню чёрное нечто, которое преследовало меня, и то, как я весь в крови пытался уехать от него на машине, но не смог. А ещё я помню, как слышал чьи-то голоса. Их было двое. Один спрашивал: «Ты уверен, что он мёртвый?». «Нет, он ещё живой, но скоро точно подохнет», — отвечал ему второй.
— Хватит, — сказал Майкл, уперевшись руками на подоконник, и посмотрел куда-то в окно. — Я понял.
— Детектив Ли показывал мне яму в лесу. Достаточно большую и глубокую, чтобы закопать в ней человека. Меня хотели похоронить заживо? В земле ведь мёртвые тела разлагаются быстрее, да и следа от них не остаётся.
— Том, я тебя прошу… — пытался перебить меня Майкл. — Остановись.
Но я не собирался останавливаться.
— А ещё я среди отчётов Ли нашёл доклад, что на одной скале нашли дерево со следами моей крови. На скале, представляешь? А я как раз прекрасно помню, что живот мне разорвал сук дерева, которое лежало на дороге. А ещё, когда я пытался уехать от этого нечто, я врезался в забор безопасности, но машину почему-то нашли вмятой в скалу, да так, что она вся трещинами разошлась, а водителя спокойно бы размазало в лепёшку.
— Я сказал хватит! — закричал Майкл, налетев на меня. Он пытался закрыть мне рот, но я отпирался, бросая в него то пустую пивную банку, то пачку чипсов, которые рассыпались по полу и хрустели у него под ногами. — Хватит это говорить!
— А то что? — кричал я в ответ. — Что ты мне сделаешь? Убьёшь? Так мерзко признавать, что ты соучастник? А может, даже сам убийца!
— Закрой свой рот! — прошипел мне в лицо Майкл, сжимая мне горло. — Я тот, кто спас тебя! На свою голову спас! И если я прошу тебя замолчать, то будь добр это сделать, потому что я не хочу всё это слушать.
Майкл выпустил меня из рук, снова отошёл к окну, глубоко вдыхая и выдыхая, — пытался успокоиться. Но я не собирался молчать. Не в этот раз.
— А ты тогда будь добр сказать, почему я из-за тебя должен был влезать в это дерьмо и всю оставшуюся жизнь мучиться из-за того, что из-за тебя убил человека?
Майкл замер и посмотрел на меня через плечо. Он, кажется, не мог поверить тому, что я сказал.
— Чего смотришь на меня? — взъелся я, размахивая руками. — Да, я убил человека. Ни в чём неповинного человека, который тоже боялся монстров, как и я! И всё из-за тебя, Майкл, из-за тебя!
— О, нет, — бормотал Майкл, медленно подходя ко мне, — ты убил, потому что сам тот ещё говна кусок. Я здесь ни при чём.
Я не стал с этим спорить, потому что отчасти был согласен. Но только отчасти — не я один приложил к этом руку.
Мы молчали и смотрели друг на друга. Каждый из нас теперь думал, что делать дальше. Мы в дерьме! Мы оба в полном дерьме!
— Если ты не соучастник, то почему не доложил в полицию? — спокойно спросил я. — Зачем врал?
— Чтобы защитить Хлою и Катти, конечно же, — так же спокойно ответил Майкл и сел рядом со мной на диване. У нас больше не было сил злиться и кричать друг на друга. Он устало откинулся назад, вздохнул, сложив руки на животе, и уставился в потолок. — Честно говоря, у нас был уговор. Если ты доживёшь до больницы и поправишься, то я должен был сделать всё, чтобы ты вернулся в Нью-Йорк, где они бы на тебя снова напали.
Я не мог в это поверить. Вот же ты сукин сын! А я же тебе верил, верил!
— Но, видимо, что-то случилось, и им пришлось с тобой повременить. — Майкл замолк, но потом неожиданно и, как всегда, заразительно засмеялся. — А ведь если так подумать, — сквозь смех говорил он, — то, получается, твоё расследование спасло тебя.
— Только жизнь мне изрядно подгадило, — ухмыльнувшись, добавил я.
— Да, это точно.
Мы оба бурно засмеялись.
И замолкли.
— Знаешь… — начал Майкл, — в нашей жизни всегда много неприятного бывает, но я всегда старался относиться к этому с лёгкостью. Уволили с работы? Повод найти новую и получше прежней. Стали напряжённые отношения с друзьями? Можно найти кого-нибудь нового — раз в жизни живём, нечего за одних и тех же людей постоянно цепляться. Сломал руку, пока катался на коньках? Ничего хорошего в этом нет… но зато бесценный жизненный опыт. В нашей жизни должны быть и хорошие, и плохие моменты, как будто маятник качается из стороны в сторону — иначе жизнь будет неинтересной, скучной и блёклой. Понимаешь? Стабильной и всё время ровной. Это как… как линия на кардиомониторе: пока она бегает туда-сюда, ты живой, а когда она станет прямой, то всё, ты труп… — Майкл снова засмеялся. — Красивое я сравнение придумал, да?
— Хах, ну да… — выдавил из себя я.
Чувак, над чем ты смеёшься? В этом же вообще ничего смешного нет.
— Но то, во что мы вляпались… — продолжил он, резко перестав смеяться, и тяжело вздохнул, — это, конечно, полный пиздец.
***
Я лежал в темной спальне, укрывшись одеялом с головой, но даже так слышал еле уловимое, неразборчивое бульканье голоса Майкла. Он разговаривал с Хлоей. То, что он расстроился и пал духом было видно невооружённым глазом: сказал, что нам скоро обоим конец, и, взяв телефон, набрал номер Хлои. Захотел впервые за всю прошедшую неделю услышать её голос, дать ей выговориться и, возможно, сам что-то рассказать. Я не собирался подслушивать их разговор, поэтому пошёл спать, но перед моим уходом Майкл посоветовал мне тоже позвонить кому-нибудь близкому.
Только кому?
Кому можно было бы позвонить и… не знаю, просто поговорить ни о чём? Разговоры с кем сделали бы меня хоть чуточку счастливее, несмотря на весь тот пиздец, который со мной происходит?
Нэнси и Генри не в счёт — они, конечно, мне почти как семья, но мы не настолько близки, насколько бы этого хотелось, — а Артур… честно говоря, я теперь уже даже не знал, что сказать о нём.
У меня не было такого человека. Больше не было. К сожалению.
Я невольно коснулся большого пальца руки. Черт. Сколько месяцев уже хожу без кольца, но всё никак не привыкну, что его у меня уже больше нет, — всё время кажется, что чего-то не хватает, чего-то очень важного и так необходимого…
Я четыре года на большом пальце носил кольцо — обычное дешманское кольцо, которое даже на большой палец мне было великовато и часто красило кожу. Ещё и обручальное вдобавок. Иронично, что я никогда не тяготел украшать себя всякими кольцами и уж тем более ни на ком не женился, но это кольцо — то немногое, что осталось мне после действительно дорогого и близкого мне человека.
Мои родители развелись, когда мне было десять лет. Не скажу, что это была прям трагедия, но и ничего хорошего от этого тоже не было; они просто устали друг от друга и разошлись как в море корабли: папа довольно быстро завёл новую семью, потому что у него наверняка была любовница, а мама хоть и пыталась найти себе кого-нибудь, но так и не нашла и по итогу спилась и стала наркоманкой. Я жил сам по себе. Поначалу она часто срывалась на меня по поводу и без — я тогда целыми днями гулял на улице, чтобы не попадаться ей на глаза, — а потом вовсе перестала обращать на меня внимание. В то время я и познакомился с Артуром, и мне было ни так одиноко… пока он не уехал.
Я остался один. Причём во всех смыслах этого слова.
Маму вскоре лишили родительских прав, папа погиб в автокатастрофе, а его новая семья отказалась принимать меня к себе, да я и сам, честно говоря, этого не хотел и был бы больше рад оказаться во временной семье. Так и случилось.
Я попал к Ребекке, у которой и без меня было уже четыре приёмных ребёнка. Она была бесплодной, поэтому вот уже сорок лет заботилась о таких, как я, — у неё даже грамоты в честь этого были. А ещё куча благодарностей за волонтёрство и благотворительность, — это была её страсть и обязательное мероприятие чуть ли не каждый день в неделе, но развить во мне столь же необъятное и неиссякаемое милосердие у неё не получилось.