Так и знал, что одного его оставлять нельзя, потому что он сидел возле дивана на полу, окружив себя стопками книг и журналов с полки, и с любопытством листал какой-то альбом.

— Разве первое без второго возможно? — не поднимая взгляда, непоколебимо спросил Майкл и перевернул страницу. В тот момент я еле сдержался, чтобы не стукнуть его мусорным пакетом. — Это твой фотоальбом? Хотя тут больше всяких рисунков и вырезок из журналов.

— Дай посмотреть.

Я сел рядом с Майклом и взял альбом. На развороте был большой коллаж: к плотному листу бумаги бережно приклеены вырезки из журналов с фотографиями скейтбордов самых различных форм и раскрасок. В детстве я очень хотел один из таких, но мне наотрез отказывали покупать даже самый дешёвый, поэтому приходилось любоваться досками в журналах и выклянчивать покататься у ребят.

— Где ты это отрыл? — с толикой смущения спросил я.

— На полке. Под кучей журналов.

Я уже и забыл, что в детстве вёл журнал о своей жизни для себя из будущего. Так неловко и волнительно мне ещё никогда не было: даже страшно представить, что я понаписал в этом журнале.

Я перевернул страницу — на разворот приклеена пара пожелтевших фотографий. На одной была полная женщина в платье в горошек и с огромным пучком на голове, а вокруг неё толпилось трое детей — кто-то выше неё, кто-то ниже, — и все со счастливыми лицами обнимали её. Я тоже был там: стоял поодаль и натянуто улыбался, чувствуя себя не в своей тарелке. А на втором снимке я стоял уже гораздо ближе, потому что меня к ним подтащил широкоплечий парень; он задорно улыбался и, закинув руку мне на плечо, трепал мне волосы. «Чего жмёшься в сторонке? Иди сюда!» — так сказал он мне. Тогда мне было лет четырнадцать.

— Это твоя семья? — раздался голос Майкла возле уха.

Чёрт, я почти забыл, что он сидит рядом со мной и не без любопытства разглядывает фотографии. Хорошо, что не успел пустить сентиментальную слезу, вспоминая былые деньки, — представляю, какой бы это был стыд.

— Ну… можно и так сказать, — ответил я как можно безразличнее и незаметно сглотнул подступивший к горлу ком.

Мне не хотелось разговаривать с Майклом обо всём этом, так что я закрыл альбом и встал, желая поскорее вернуться к уборке. Но Майкл был явно другого мнения.

— А вот здесь… — Он снова взял альбом и открыл его ближе к началу, где тоже была фотография. — А тут кто? Вот это же ты?

Молодые мужчина и женщина сидели на диване, тепло улыбались в камеру и держали на коленях мальчика, увлечённо рассматривающего игрушечную машинку.

— Да какая тебе разница? — Я правда не хотел об этом разговаривать, и не нашёл ничего лучше, чем гаркнуть на Майкла и отобрать альбом. — Тебя это не касается.

Майкл был явно ошарашен: смотрел на меня снизу вверх удивлённым пристальным взглядом и не сразу сказал:

— Я просто спросил. Зачем так реагировать?

— Наверное, затем, что ты спрашиваешь и непременно ждёшь ответа, а когда я у тебя что-то спрошу, всегда отмахиваешься и отнекиваешься? — крикнул я, размахивая рукой. Всё, меня уже было не остановить. — Или ты думаешь, что единственный имеешь право задавать вопросы?

— Так все твои вопросы только об аварии! — начал закипать Майкл, хотя и старался говорить спокойно. Он встал, уставившись на меня. — А я говорил, что не буду ничего об этом говорить. Так что не веди себя, как малолетняя девчонка.

Что, простите? Малолетняя девчонка? Я даже замолк, не сразу найдя, что ответить.

— Кто бы говорил, — фыркнул я. — Сам этот цирк с расспросами начал, и сам остался в дураках. Я ничего и никогда не стану рассказывать о себе человеку, которому не доверяю.

Майкл хмыкнул.

— Да пожалуйста, не рассказывай. Я сам всё узнаю. — Он махнул тряпкой в сторону полки, говоря: — Стоило мне разобрать эту полку, и я уже знаю, что ты поклонник Майкла Джексона, собираешь журналы о викторианской Англии и интересуешься скейтами. А я в этом доме даже пару часов не провёл. — Он ехидно улыбнулся, довольный моим ступором. Спиной отошёл к письменному столу, захламлённому бумагами, и взял первый попавшийся листок. — А что я узнаю, если посмотрю, что есть на этом столе? Жуткие истори про парня, оказавшегося в поле, странные шарики в ушах, свечения, НЛО… — Он говорил это, даже не взглянув на него. Уже всё прочитал, ублюдок. — А здесь что? Ты такой же рисунок в моей семейной бухгалтерии вытворил. — Майкл довольный показал мне тетрадный лист, исписанный чёрной ручкой. Увидев его, я замер. — Правда, всё никак не пойму, что это такое: человек, шар или ещё что?

— Положи на место, уёбок… — процедил я сквозь зубы, не в силах сдвинуться с места.

Мне хотелось прибить его чем-то тяжёлым, чтобы он наконец закрыл свой поганый рот.

— Чёрный… Мокрый и склизкий… Похож на желе или пудинг… Мелко дрожит… — щурясь и вертя лист в руках, читал Майкл мои записи. Посмотрел на меня исподлобья. — Лучше не буду это комментировать. О, тут ещё что-то есть! — Он повернулся ко мне боком, чтобы было больше света от окна, и сосредоточенно уставился на лист, то отдаляя, то приближая его к лицу. — И… ино… Чёрт возьми, ну и почерк у тебя конечно. Это же «я», да?

Я не отвечал. Сорвался с места, хотел вырвать листок, но Майкл опередил меня и поднял его над головой.

— Ага, она самая. Значит это у тебя «инопланетянин». Чёрный, склизкий и дрожащий.

— Заткнись и отдай мне этот блядский лист! — проорал я во всю глотку. — Кто ты такой, чтобы так разговаривать со мной в моём доме?! Решил, что самый здесь умный?! Да ничего ты обо мне не знаешь, понял?!

Майкл замолк и присмирел. Этого было достаточно, чтобы вырвать листок из его рук, небрежно пихнуть в сторону и собрать со стола все распечатки, связанные с моим расследованием, в стопку.

— Я поступил некрасиво, признаю это, — раздался спокойный голос Майкла у меня за спиной, — но и ты неправ. Я не отвечаю на твои вопросы, не потому что так хочу, а потому что так будет лучше для нас обоих. Я же уже говорил об этом. Но… я не хочу, чтобы мы всё время вот так вот ссорились. Раз уж мы попали в обстоятельства, где нужно доверять друг другу, то… для нас единственный выход, который я вижу, — это разговаривать. Рассказывать что-то о себе. Говорить о приятном и неприятном. Так мы лучше поймём друг друга… по идее.

— Чудно, — проворчал под нос я, складывая бумаги в стол. — И что с того?

— Я предлагаю рассказать немного о своей семье, — сказал Майкл и после продолжительного молчания настойчиво прибавил: — Расскажешь?

Я удручённо вздохнул. Семья — последнее, о чём бы я хотел разговаривать. Как можно говорить о том, чего нет?

— Та женщина в кругу детей — моя приёмная семья, — нехотя затараторил я, — а на той фотографии, где я совсем маленький, — мои настоящие родители. Так получилось, что мой отец рано умер, а мать лишили родительских прав, а потом я попал в приёмную семью и рос там, пока не стал совершеннолетним и начал жить отдельно. Доволен?

— А ты общаешься с кем-нибудь из них?

— Да что ты ко мне пристал? Я же всё, что нужно, рассказал.

Я недовольно повернулся к Майклу, который сел на спинку дивана и накручивал тряпку для пыли на палец. Он посмотрел на меня жалостливым взглядом. Ну за что мне эта пытка?

— Нет, — ответил я и снова отвернулся к столу, чтобы не видеть лица Майкла. Начал перекладывать вещи с места на место просто для видимости работы.

— Почему нет? — не отставал Майкл.

— Не знаю, — на выдохе ответил я. — У меня что с теми, что с другими были не самые тёплые отношения, и я всегда был больше сам по себе, так что… Да и не знаю я, что там с ними.

— Хочешь их увидеть? — Я не знал, что сказать, потому что никогда над этим не думал. — Мне своих иногда хочется.

— И в чём проблема? С ними что-то случилось?

— Да нет, всё с ними нормально: живут во Флориде припеваючи. Но все наши встречи как-то не очень хорошо проходят… — Я через плечо покосился на Майкла: он не отрывал глаз от тряпки, которую теперь уже раскручивал с пальца. — Просто три года назад я попал в аварию: ехал в проливной дождь ночью по серпантину, который проходил мимо обрыва, и столкнулся с другой машиной. До сих пор не знаю, кто там был виноват, но мы оба слетели с дороги и прямо вниз по скале… Тот водитель погиб на месте, а я получил кучу переломов и полную амнезию. Я забыл вообще всё — все двадцать девять лет безвозвратно исчезли. Я был в шоке, когда очухался и узнал, что у меня, оказывается, есть жена, дочь, счёт за лечение и ещё предстоят месяцы реабилитации. Но мне было легче принять всё это, чем родителей, которые падали в обморок от каждого моего чиха. Эта гиперопека так бесила, что я потом просто взял Хлою с Катти и свалил в Колорадо… И сколько бы мы потом ни встречались, всё заканчивалось одним и тем же. — Майкл запнулся и покачал головой. — В общем, всё довольно сложно. Вроде хочется с ними наладить отношения, но что-то не получается.