Видеть своего бывшего одногруппника и по совместительству университетского «недопарня-передруга» в кресле своего терапевта было странно и, по правде говоря, не очень приятно. Но что уж теперь поделать? Это единственный день на ближайшие две-три недели, когда она вообще сможет прийти на приём. А терпеть эту боль — кукуха у любого поедет.

Былая злость к мужчине напротив пылала внутри Уокер не так рьяно, как на пятом курсе, но всё же была достаточно жгучей. Что этот накачанный смуглый мужчина в белоснежной рубашке и чёрных брюках уже успел натворить, спросите вы?

А дело было на третьем курсе мединститута, когда о неприступности Уокер слагали легенды все: от студентов до преподавателей. Тогда Эдвард Фишер решил удивить весь поток и стать единственным и воистину легендарным персонажем — превратить Викторию в свою подружку. Втёрся в доверие, сочинив слезливую историю о гибели младшей сестрёнки, которая, как чуть позже выяснилось, оказалась очень даже живой. Несколько лет длилась эта авантюра. Виктория долго держала дистанцию, не подпускала парня близко. Но на пятом курсе что-то изменилось — никто не знает, что именно случилось, даже сама Уокер. Но её перемкнуло — она начала открываться и всё больше доверять. Кидаясь в омут новых ощущений — а если быть точнее, в вязкое болото влюбленности — Виктория даже допустила оплошность, которую не может простить себе по сей день. Она рассказала об Эйдене. После того разговора всё вскрылось. Точнее к ней заявилась Одри, настоящая подружка Эдварда, которой показалось, что игра зашла уж слишком далеко. Именно эта коротконогая дурнушка вскрыла её и своей правдой безжалостно выпотрошила всех злосчастных бабочек из живота.

Тогда Виктория предпочла не устраивать лишних драм — молча исчезла после их последнего совместного ужина на террасе любимого ресторана. Скорее всего, на такой способ разрыва общения повлияло как раз то, что официально они с Фишером никогда не были парой — чисто лучшие друзья, которые время от времени переходили грань.

Целый вечер Уокер фальшиво улыбалась, гладила его ладонь — хоть и до жути противно было, особенно после лжи о сестре. Разговаривала с ним как ни в чём не бывало, а потом, когда Эдвард пошел к бару за новой бутылкой вина, влезла в телефон и в наглую подчистила хвосты. На всякий пожарный кинула свой номер в чёрный список. А затем положила подаренные им серьги и серебристую подвеску в виде клевера на стол. Впихнула пару купюр под стоящий стакан и с каменным выражением на безупречном лице ушла прочь, цокая шпильками и проклиная длинный подол своего лилового платья.

На следующий день вся группа узнала, что Виктория Уокер перевелась в другой университет.

А ещё через год они вновь встретились совершенно случайно. Уокер ненароком задела в магазине стеллаж, и трехлитровая банка томатного сока упала под ноги парню, что шел позади. Они не сразу друг друга узнали. Перекинулись парочкой фраз о том, о сём и разошлись восвояси, заставляя друг друга пребывать в смешанных чувствах.

Если в прошлый раз Виктория не знала как себя вести, то сейчас он её откровенно бесил.

А вообще было очень странно, что они увиделись лишь спустя годы, работая в зданиях, что находятся друг напротив друга. И то, если бы не симпозиум и душевная доброта Фила, они бы ещё лет десять так жили.

— Не против, — пожала плечами, натянуто и очень криво улыбаясь, словно её заставили.

— Как жизнь? Замуж не собираешься? Или уже? — мужчина поправил очки, что съехали с переносицы, выжидающе глядя на Викторию. Та чуть скривилась, отвечая:

— Со времен, когда мы виделись в последний раз, в моей жизни ничего не изменилось.

— А я вот с Одри развожусь.

— Неудивительно, — про себя усмехнулась, маскируя свою усмешку под легкий кашель, словно горло прочищает. — Ладно, довольно пустых бесед. Давай откровенно: ни я, ни ты не хотим вести этот «непринужденный», — изобразила длинными пальцами кавычки в воздухе, видя как облегченно вздыхает знакомый, — разговор. У меня ещё куча дел. Так что выкладывай, что там по моим анализам, и я пошла.

— Ты как всегда права, — усмехнулся он, потянувшись за папкой. Усмешка медленно сползла с лица, когда он раскрыл картонную обложку и пробежался глазами по содержимому, нервно перелистывая бумажки. Эдвард с силой захлопнул папку, жадно вчитываясь в имя на ней, затем снова открыл и проделал то же самое, что и в прошлый раз. Тёмные брови мужчины едва не соприкоснулись на переносице от напряжения. — Я отправляю тебя на повторное обследование, — она ни разу за всё своё знакомство с ним не слышала такого серьёзного тона Фишера. От такой интонации Виктория неосознанно выпрямилась и подалась чуть вперёд.

— Анализы делала Анджела, — равнодушно заключила Уокер. — Ты же знаешь, что она никогда не ошибается. Тогда к чему это шапито?

— Я вижу перед собой молодую и красивую женщину в расцвете сил, — его потухший взгляд блуждал по женскому лицу, цепляясь за угловатые черты. — Но никак не девяностолетнюю бабку! С твоими анализами я вообще в шоке, как ты до сих пор передвигаешься на своих двух! Я не верю, что это, — врач поднял папку над столом, — твоё.

— Ты сейчас намекаешь… — она прочитала в его взгляде всё: от непонимания до сожаления и тоски. — Дай сюда.

— Четыре месяца назад, по словам Фила, всё было чисто, — протянул Виктории папку, виновато поджимая губы. — Он мне говорил, что пациентка… то есть, ты каждые полгода проходишь полное обследование.

Синие радужки с огромной жадностью вчитывались в заключения, не упуская и буквы. Вглядывались в снимки с МРТ и так далее по списку. Вроде должно было в груди ёкнуть, страх внутри зародиться, что угодно, не знаю, но Виктория лишь поджала губы, преспокойненько сказав:

— Дерьмо случается, — и тут даже побледневший Эдвард в ступор впал. Словно она не о себе все эти «прелести» читала, а о ком-то с улицы. Не отвлекаясь от красочных картинок, она будничным голосом задала вопрос:

— Как онколога спрошу, долго я ещё протяну?

— Я не знаю, — честно признался, сняв очки, и помассировал переносицу дрожащими пальцами. — Если лечиться, может месяцев шесть-семь. Если нет — два-три. Давай я сейчас же положу тебя к себе в отделение? Если не хочешь, чтобы я тобой занимался — у меня есть команда замечательных врачей…

— Игра не стоит свеч, — покачала головой женщина, откладывая папку в сторону. — Да я же грёбаная новогодняя ёлка! — нервно рассмеялась со своих слов. И на этом вся реакция на новость о скорой кончине.

— Метастазы практически во всех органах. Как онколог тебе говорю — это невозможно, за четыре месяца такого точно не бывает! — не унимался доктор.

Они ещё минут десять спорили, пока в кабинет не постучала следующая пациентка. Этим и воспользовалась Уокер — со словами «Чтоб твою тугую башку гусь клюнул!» выпорхнула сначала в коридор, а затем на улицу. Лицо сразу же обдало приятной прохладой ветра, пахнущей морем. Такое сравнение показалось странным даже самой женщине, поэтому она хмыкнула под нос и достала пачку сигарет. Что-то внутри подсказывало — результаты не палёные, никто ничего не перепутал. Виной всему небожители, ведь именно с их появлением и начался этот бедлам в её спокойной и размеренной жизни.

Виктория ни в коем случае не злилась. Не было переживаний и прочей дребедени. Просто не знала как сказать матери, что та скоро лишится последнего ребёнка. А с фактом, что она сама однажды умрёт, смирилась ещё на похоронах брата. Возможно, осознание доходит очень долго, может просто пофиг — один чёрт разберет, что у неё на уме и откуда столько спокойствия.

Затянувшись горьким дымом, Виктория даже закашлялась. Но не от того, что вдохнула как-то не так, а потому что на её плечо легла чья-то ладонь.

— Ну, наконец-то, — усмехнулся мужчина в белом, поправляя прядь волос, что выбилась из пучка пшеничного цвета на затылке. — Хоть сейчас бегать не будешь?

— Гробовщик, — ухмылка тронула женские уста, но тут же исчезла в очередной затяжке. — Вылез из своего склепа потому что на кладбище скучно? Или из-за меня?