— С-серые, — хрипит кудрявая, сжимая простыни длинными пальцами. Вмиг ей стало холодно, словно в комнате кто-то включил кондиционер. — Я в-видела лишь краем глаза. Он что-то п-прислонил к моей шее, оно сильно щипало… и я отключилась. А потом очнулась тут, об… — опять свистящий кашель прервал её речь, — сго-рев-шая.

Люцифер вглядывался в её открытый глаз, пытаясь прочитать воспоминания, но как только в её памяти девушку подрезал чёрный минивэн, Моника обмякла. Прерывистый писк превратился в сплошной, а зубчатообразная полоска на кардиомониторе в тот же миг стала ровной. Последний хриплый выдох больно ударил по ушам. Картинка перед глазами Люцифера поплыла, так и не дав мужчине разглядеть ничего стоящего внимания.

— Сука! — рявкнул он, открывая дверь с ноги и вылетая из помещения. Спустя несколько секунд в палату Монтенегро ворвались врачи и медсестры.

— Она… видела тебя? — обнимая себя за плечи, прошептала Уокер побледневшими губами.

— Все люди за несколько часов до смерти способны видеть высших существ — так гласит общее правило.

— Тогда, почему я…

— Я не знаю, но мы с этим разберёмся, — Виктория лишь сдержанно кивнула и бросила неуверенный взгляд на дверь палаты.

— Время смерти — семь часов сорок четыре минуты, вечер девятого апреля, — грубый мужской голос эхом отбился в ушах женщины. Именно тогда на неё накатило осознание — это всё из-за неё.

========== Часть 5: Реквием. ==========

Казалось, ничего не могло выбить из колеи самую хладнокровную и непоколебимую женщину если не во всем Милуоки, то хотя бы в БСМЭ. Но смерть одной кудрявой особы сотворила невозможное — заставила женщину нервничать. Виктория в черных классических брюках и в плаще до щиколотки держала дрожащими руками две красные розы под стать её губам. Моника всегда говорила, что Виктории безумно шла эта помада. Кудряшке посчастливилось застать её на лице женщины лишь раз, когда они зависали в баре после очередного «всратого», как говорила Монтенегро, тела. После такого, знаете, гнилого и противного, что глаза от ароматов выедает и желудок в трубочку скукоживается.

«Хочу, чтобы на моих похоронах чуть подальше от толпы стояла какая-то загадочная женщина в плаще и в шляпе. Пусть все думают, что я не такая уж и простая!» — как-то обмолвилась мулатка, когда разговор зашел о собственной кончине дам и как они себе её представляют.

— Что ж, твоё желание сбылось, — на выдохе прошептала светловолосая, поправляя такую же черную, как и остальные элементы образа, шляпу-федору с кружевной вуалью, что прикрывала лицо.

Священник что-то рассказывал присутствующим на дне памяти Моники Монтенегро. Его слова с трудом доносились до слуха Виктории, одиноко стоящей возле дуба в метрах двадцати от места действия. Раздался истошный крик матери девушки, когда падре приказал гробовщикам погружать гроб в специально предназначенную для этих целей яму. Этот крик больно резанул по вискам женщины, заставляя ту сильно продрогнуть и зажмуриться. Но легче от этих манипуляций, отнюдь, не стало — перед глазами всплыли картинки прошлого.

«Ребекка, точно обезумевшая, героически отталкивает каждого, кто пытается притронуться к ней или маленькому гробу цвета ночного неба. С диким воплем, полным боли и отчаяния, обессилено падает на колени перед мужем, когда тому всё же удается утихомирить жену.

— Ничего уже не вернуть, Бекки, — сказал папа, присаживаясь на корточки и вытирая слёзы жены. У него самого подбородок дрожал.

Мама смотрела прямо в глаза Вики и задыхалась в рыданиях. Во взгляде плескался коктейль из горя и сожаления.

Мужчины в перепачканных землей робах продолжают свою работу и с помощью тросов погружают тело в яму. Звук, с которым днище деревянного гроба стукнулось о землю, отпечатался в памяти совсем юной девочки навеки. Так же, как и щемящее сердце чувство болезненной потери…»

Поэтому Виктория прекрасно понимала, что чувствуют родные подруги. Ей было странно называть кого-то таким образом, но… Отрицать не было смысла — женщина успела привязаться к девчушке и посвятить ту в свою жизнь куда больше, чем других людей. И её смерть стала очередным подтверждением того, что привязанности делают её только слабее и ничего хорошего за собой не несут. Надрывный плач матери смог слегка заглушить мысли Виктории, но не чувство вины, что зияло из груди непроглядной чернотой. И это самое мерзкое, что ей когда-либо доводилось испытывать…

Четыре дня.

Именно столько времени светлую голову не покидает ужасная мигрень и мысли типа «на её месте должна быть я». Виктории казалось, что кто-то решил избавиться от неё самой, но прилетело Монике. Сколько таблеток викодина пришлось поглотить за эти дни — просто не счесть. От вновь нахлынувшей с новой силой вины руки непроизвольно сжали колючие розы чуть сильнее положенного. Несколько капель горячей крови скатились вниз по изящным тонким пальцам, чтобы в конечном итоге покинуть прохладную кожу и прыгнуть в объятия мягкой травы и почвы, слегка тронутой заморозками.

Пока Уокер тонула в бесконечной пучине мыслей, сжимая в руках ни в чём не повинные цветы, немного поодаль стоял высокий мужской образ. Рубиновые глаза с интересом наблюдали за дамой, пока мозг их владельца лихорадочно генерировал идеи, как склонить «мымру» к сотрудничеству. Сомнений не было — действовать надо именно сейчас, пока Уокер расстроена и надломлена угрызениями совести. Главное не облажаться и надавить на нужные рычажки, а с этим у Сына Дьявола никогда проблем не было уж точно.

Демон поправил ворот своей безупречной черной рубашки и, мысленно преисполнившись решимостью, приготовился сделать первый шаг в сторону судмедэксперта. Но его плану не было суждено сбыться — Сына Дьявола окликнул хорошо знакомый голос:

— Доброе утро, Ваше Высочество, — Люцифер раздраженно рыкнул, мысленно проклял весь род несчастного демона и уже представил, как сломает каждую косточку в его убогом теле. От этого, как не странно, чуть полегчало.

— Чего тебе, Фирмин? — незваный гость усмехнулся, заметив раздражение оппонента. И, о да-а, он им буквально упивался, впрочем, как и каждой негативной эмоцией на лице будущего правителя, поскольку знал, что ему ничего не будет. В случае Люцифера — сделать что-то правой руке отца значит автоматически прописать себе койку в лазарете.

Лысый, ростом слегка ниже среднего мужчина лет сорока смерил женский силуэт масляным оценивающим взглядом. Изумрудные глаза сверкнули убеждением, когда взор пробежался по тонким рукам, прямой спине и выпуклым ягодицам Уокер, что заметно выделялись из-под тонкой ткани плаща.

— Ставлю триста золотых, что без этих безвкусных тряпок её задница выглядит просто бомбически! — кажется, скрежет зубов Люцифера прозвучал намного громче, чем он сам того желал, но пути назад уже не было. Злобно зыркнув на Фирмина, демон отчеканил:

— Ты сюда приволок своё седалище, чтобы простолюдинские жопы пообсуждать? — заметив бурную реакцию Наследника, мужик склонил голову набок и прищурил маленькие поросячьи глаза.

— Почему злитесь, Господин? Я просто наблюдаю за вами, не более.

— Ах ты, пёс сутулый! — крылья Фирмина загорелись зелёным пламенем, что вроде как и не вредило, но боли приносило достаточно. Лысый скривился и зашипел. — А не много ли ты на себя берёшь?!

— Приказ Владыки, — прохрипел низший, и пламя вмиг потухло так же, как и алые радужки. Тяжело вздохнув, Люцифер прикрыл глаза и мысленно сосчитал от одного до пяти в попытке обуздать ярость.

«Если отец посылает кого-то, значит сомневается, что я смогу справиться» — на скорости, близкой к скорости света, пронеслось в мыслях красноглазого. Едва сдержал себя, чтобы не выругаться вслух.

— С какой целью? — видит Шепфа, он пытался успокоиться и не рычать на собачку отца, но как-то не задалось…

— Он хочет быть осведомлённым о любых сдвигах в вашем деле, — чуть закашлявшись, ответил Фирмин и пригладил иссиня чёрное крыло, на котором ещё чувствовалось фантомное жжение пламени. — И просил напомнить, чтобы Его Высочество не опаздывал завтра.