При этом разговор всколыхнул душевную муть, породив призрачное ощущение того, что решение личной проблемы вот-вот найдется. Не желая упускать шанс, оказавшись дома, он снова от всех сбежал, ограничив все общение с домашними коротким разговором с Эйлин, чтобы убедиться – она держится, и парой фраз с Кирой. Она осторожно высказала желание побыть с ним рядом. Он покачал головой:

- Не сейчас, Кира. Позже. Пойми.

В ее глазах плеснулась грусть и, возможно, обида, но она снова уступила его желанию, кивнула и молча отошла в сторону.

Северус же начал очередной сеанс самоисцеления, как ему хотелось думать, но по факту вышло, что бесполезного самокопания. Ни окклюменция, ни автолегилименция не приносили облегчения, не приводили душевное состояние в порядок. В итоге, в конец измученный, он снова забылся тяжелым нездоровым сном в том же кресле. А очнувшись на следующий день, ощутил болезненную тревогу, которая почему-то ассоциировалась с Кирой. Призванный домовик только подтвердил его опасения:

- Хозяйка ушла через камин.

- Куда? Надолго? Не сказала?

- Хозяйка ничего не сказала, но Тотти слышал, как она назвала место. Лагерь анимагов.

Северус жестом отправил домовика прочь, не сумев выдавить из сдавленного спазмом горла ни единого звука.

Кира ушла. Конечно, он же отдалился от нее, даже объяснять ничего не захотел. Думал только о том, как бы оправдание себе найти за скотское отношение к Тобиасу. Вот она и решила, что стала ему безразлична. Был порыв броситься за ней следом, попросить прощения, объяснить, снова сказать о своих чувствах. Но имел ли он право? Может, так ему и надо? Все равно рядом с ним никто добра не видит. Все либо мертвы, либо несчастны…

Сдерживаясь из последних сил, он запер двери. Разум вскипел и глаза застила багровая пелена, на заглушающие его уже не хватило. Первой жертвой пало зеркало и отраженный в нем Северус со звоном разлетелся на сотню осколков. С глухим выдохом разорвалось кресло, заполнив воздух в комнате клочками набивки. Вспышка, треск, надрывный скрип, грохот. Рухнул на подломившихся ножках шифоньер, перекосились и разлетелись в стороны дверцы.

- Бомбарда!.. Редукто!.. Релашио! – Кресло, кровать, подоконник.

- Инсендио! – Балдахин, шторы, панно на стене. И откуда брались силы. Он будто бы черпал их из пространства, засасывая энергию подобно черной дыре и пропуская ее сквозь себя.

- Адеско!.. – душа полыхает давно, – Файр!

Изголодавшим драконом вырвалась из раскаленной палочки огненная стихия, зарычала, заметалась, норовя пожрать все и всех. Но никто в доме пострадать не должен.

- Аква Мурус… (1) - пологом завесило дверь. И Северус пока не дастся, пока полюбуется из-под водного плаща на порождение своих рук.

- Субигебант Игнис (2), - угомонился он только, когда увидел вокруг себя не просто выжженые – оплавленные – стены, полностью опустошенную комнату, такую же, как и он сам. И, когда умолк рев укрощенного огня до слуха долетел удар в дверь, сильный будто бы ногой. Еще. Чары не дали двери поддаться.

- Северус! – надрывный возглас, и дробный, отчаянный стук в дверь. – Открой, пожалуйста! Северус!

Ворвавшись в комнату, едва он снес запирающие чары, Кира не скрывала ни своего страха, ни слез в глазах.

- Кернунна ради, Северус! Что случилось?!

- Небольшая нервная разрядка… - смущенно пробормотал он, очутившись с ней рядом. – Ты вернулась?

- Конечно, - Кира в недоумении нахмурила брови. – И вообще, в каком смыс… Ты что подумал, что я совсем ушла?! – синие глаза широко распахнулись. – Из-за того, что двое суток не хотел со мной разговаривать? Но… у тебя же была на то причина, и потом, - она развела руками, - так просто ты от меня не отделаешься, Северус Снейп.

- Какой же я идиот, - прошептал он, сгребая свою любимую в охапку и пряча лицо в ее волосах.

- Ты не идиот. Ты просто слишком строг к себе и думаешь, все остальные относятся так же.

*

Под мягкое, уютное потрескивание дров в камине Кира рассказывала Северусу о недавнем визите в родной лагерь.

Рано утром Орикс прислал сову с письмом, в котором просил ее пообщаться с соплеменниками. После непродолжительных размышлений Кира решила, что поставить точку в конфликте и вообще внести ясность в отношения с народом, будет ничуть не лишним. Беспокоить по такому поводу Северуса она не сочла нужным, собиралась поставить в известность Эйлин, но та спала, вероятно, приняв зелье сна без сновидений, о котором спрашивала Киру накануне и которое они вместе отыскали, нагло порывшись в запасах хозяина усадьбы. Поэтому волчица даже не заподозрила ничего криминального в том, чтобы ненадолго отлучиться, никого не предупредив.

Анимаги выражали глубокое сожаление по поводу того, как ошиблись на ее счет, приносили извинения и предлагали вернуться. Кира извинения приняла, чувствуя, как падает с души камень и светлеет мир, и только в тот момент поняла, насколько сильно ее угнетал разрыв с племенем. Однако возвращаться, естественно, отказалась. Во-первых, судьба уже накрепко связала ее с Северусом, а вектор дальнейших жизненных планов определенно был направлен в большой мир. Кира хотела учиться, причем ее интересы лежали как в области магии, так и маггловского высшего образования. Во-вторых, она искренне считала, что из Джеррета получится прекрасный предводитель, и видела, что кузен принимает статус лидера с гораздо большим воодушевлением, чем она сама. Зачем было отбирать у парня то, к чему у него лежала душа и имелись все задатки?

Не то чтобы люди восприняли ее отказ, как трагедию, но воздухе ощутимо повисла неловкость. Соплеменники переминались с ноги на ногу и бросали растерянные взгляды. Джеррет, с одной стороны, старательно прятал довольную улыбку, однако, с другой, тоже казался смущенным.

- Но, - звонко выдохнула Кира в морозный воздух и пожала плечами, - я бы хотела приходить в гости, если вы не против.

Толпа облегченно загудела, разряжаясь отдельными возгласами одобрения и симпатии. На том Кира посчитала, что ее миссия выполнена и можно откланяться. Она переобнималась со всеми пожелавшими объятий, пожала все потянувшиеся к ней руки, расцеловалась с Маленой, условившись о посиделках в более приватной обстановке, обменялась искренними любезностями с шаманом и Джерретом.

На проходной, где Кира тепло прощалась с караульными, ее окликнул Арчи.

Не без труда удержавшись от враждебной гримасы, она обернулась. Сама наобещала в гости ходить, значит, следовало научиться смотреть на него без возмущенного содрогания. «В конце концов на него влияло зелье…»

- Я провожу тебя немного, не возражаешь? – похудевший, с ввалившимися щеками и глазами, а главное из-за виноватого взгляда он, хоть и был волком, но производил впечатление, которое лучше всего характеризовалось выражением «побитая собака».

- Вообще-то я просто к ребятам подошла, - она все-таки слегка нахмурилась, - а уходить собиралась камином.

- Тогда до резиденции?..

Она чуть шевельнула плечами:

- Пойдем.

- Кира, я виноват… - тяжело вздохнув, произнес он, бросив взгляд через плечо и убедившись, что поблизости никого нет. – Оправдываться не буду… Не знаю, что тут можно сказать. Просто я уйду завтра, вот и воспользовался случаем, чтобы прощения попросить. Прости, если сможешь.

- Подожди, куда ты уйдешь? – не ожидавшего такого поворота событий Кира остановилась. – Не могу сказать, что рада тебя видеть, но племени ты нужен. Тебе нет нужды уходить. В конце концов, все знают, что тебя опоили.

- Спасибо тебе за эти слова, - он слабо улыбнулся, - но дело не во всех. Я не считаю себя вправе оставаться здесь.

- Что ж… Тогда удачи.

- Значит, все встало на свои места? – Северус нежно погладил вложенные в его руку пальцы. – Я очень рад.

- А ты? Как ты себя чувствуешь? – осторожно спросила Кира.

- Я в порядке, - вздохнув, он кивнул и добавил, посмотрев в глаза: – Правда. Все хорошо.

Слушая ее рассказ, он одновременно заглядывал вглубь себя. В душе, которая в первые мгновения после срыва казалась полностью опустошенной, теперь заново и как-то сама собой отстраивалась исправленная картина мира. В этом мире у Северуса был отец, который хоть изначально и был далек от образца хорошего родителя, но со временем по-настоящему изменился. А жену с сыном Тобиас все-таки любил и, наверное, всю жизнь терзался чувством вины. И за несколько минут до смерти просил о прощении. Конечно же, сын простил ему свое, мягко говоря, не особо счастливое детство и со своей стороны, тоже хотел бы сказать: «Прости». За неверие, за нежелание замечать очевидное, за грубое и несправедливое отношение в старости…