— Когда ты чувствуешь дух, ты выходишь за границы своего тела, а потом вовсе освобождаешься от связи с ним, соединяешься с И́шварой (5)…

— И ради этого все замуты? — угол рта дергается к уху, а взгляд через недобрый прищур сверлит индусу переносицу. — Освободить дух от тела гораздо проще.

— Почему злишься, сахиб? Ты просил рассказать — я рассказываю. Не нравится? Скажи — я замолчу, но тогда я не смогу показать тебе путь к Просветлению.

«А какой путь ты искал в моих мыслях?»

— Легилименс! — Рати сдавленно ахает, а Северус без предупреждения вламывается в сознание Садхира. Оно текучее, вязкое, будто бы незащищенное, но картинки плывут, ускользают. И среди них ничего, что подтверждало бы подозрение. А голова кружится. Он разрывает связь.

— Чего же хочет маг, которому доступна Парачиттаджняна(6), от скромного капалики? — только смиренное спокойствие на расслабленном лице Садхира.

— Покажи мне, как вы на практике используете магию?

Капалика терпеливо день за днем показывает надменному англичанину свои умения. У него есть чему поучиться, например, беспалочковой магии.

— Концентраторы магии не нужны, когда умеешь пользоваться собственным телом, — острый подбородок индуса плавно устремляется к завешенному полуденными тучами небу, а по губам змеится снисходительная усмешка.

Северусу почему-то импонирует эта увертливая, скользкая восточная наглость.

— К чему ты стремишься? Каких высот магии хочешь достичь?

Большие черные глаза Садхира становятся серьезными. Он рассказывает о чудесных силах сиддхах (7) и других сверхзнаниях, о великих, овладевших ими йогинах — махасиддхах. Но все их сверхспособности — ясновидение, телепатия, телепортация, управление стихиями, умение проходить сквозь стены, независимость от еды, воды и даже воздуха, — по его словам, не цель, а лишь сопутствующие признаки духовного прогресса. А целью же является самадхи — состояние полного покоя, невозмутимости и необусловленности.

Но Северус не гордый, на высшую цель не замахивается — не достоин. С него будет достаточно и побочных эффектов.

— Покажи мне ваши ритуалы.

Ночью они идут на кладбище. Оба в черном, и только лица и руки бледнеют в темноте. Садхир выкапывает почти истлевший труп, аккуратно укладывает на сооруженное возле разоренной могилы ложе из дров и хвороста и садится рядом в позу лотоса.

— Черные капалики приносят человеческие жертвы, едят их плоть и пьют вино из их черепов. Так они поглощают силу другого человека. Но это неправильно. Истинный смысл мертвого тела в том, чтобы учиться у него.

— И чему же меня может научить труп? — ноздри Северуса сжимаются от тяжелого сладковато-едкого запаха, но он подавляет желание зажать нос.

— Как умереть, — в черноте безлунной ночи блестят белки глаз капалики. Он замолкает в ответ на фырканье собеседника.

В нахлынувшей тишине оглушительно звенят цикады, и крик ночной птицы доносится из обступивших кладбищенскую поляну джунглей.

— Я буду читать мантры для открытия чакр, а ты смотри на эти кости, сахиб. Почувствуй, насколько он неподвижен и наблюдателен.

«Куда я попал? И что я здесь делаю?» — окклюментные щиты предусмотрительно защищают сознание.

Когда затихают вибрирующие, исходившие откуда-то из-под диафрагмы звуки, Садхир ложится рядом с мертвецом и предлагает англичанину последовать его примеру. Бред полный, но Северус решает досмотреть спектакль до конца, раз уж купил билет.

— Стань похожим на него. Постарайся отрешиться от своего тела, от своих чувств, от своих мыслей и откройся созерцанию.

На Востоке традиционно больше чтят интуицию, чем логику. Но не до такой же степени? Впрочем, отрешиться — это понятнее, чем принять. Мастеру окклюменции это не сложно. Щиты отсекают сначала эмоции, потом телесные ощущения, исчезают звуки и запахи, а потом и мысли отправляются во внутренние хранилища. Сам Северус остается в пустой наружной оболочке. Из нее он безучастно смотрит на растянутый над головой пронзенный звездной россыпью черный бархат, пока и эти бесчисленные брызги света не поглощает тьма.

Голос Садхира вытаскивает Северуса из его отрешенности сообщением о переходе к следующей части ритуала. Труп сгорает в разожженном взмахом руки капалики костре. Северус скептически наблюдает, как его учитель обсыпается еще горячим пеплом. Нет, он, пожалуй, воздержится.

— Что ты чувствовал, когда лежал? Что слышал? Или видел?

— Ничего. Ты же сказал отрешиться от тела.

— Чувствовать должен был дух, а не тело, — в обычно невозмутимом голосе индуса, кажется, проскальзывает досада и раздражение. — А что чувствуешь сейчас?

Что чувствует? Он устал от бессмысленного действа и хочет обратно в самадхи, которое так удивительно схоже со сном без сновидений. А чего, собственно, ждали? Что он воодушевится каким-то недонекромантским ритуалом? Да он вообще не стал бы в нем участвовать! Но от его повернутого гида по индуистским магическим практикам никогда заранее не узнаешь, покажет ли он что-нибудь дельное или полную хрень.

— Ты должен был раскрыться миру, открыть чакры, — сокрушенно вздыхает индус. — А ты их закупорил.

На следующий день Садхир смотрит на сахиба задумчиво, изучающе, о чем-то шепчется с Рати, а та многозначительно улыбается.

Спустя две недели они снова на кладбище. Пришли собирать Глаза Мертвецов. Это такие цветы, которые вырастают из могил, а по словам капалики — прямо из черепов, только в полнолуния, цветут и к утру исчезают. Растения действительно есть. Тонкие бледно-желтые ножки и пузыреватые жемчужно-белые цветки с черной сердцевиной. Сходство с глазами, покачивающимися на зрительных нервах, в самом деле сильное. Не будь Северус бывалым зельеваром, который на службе у Волдеморта и не такого насмотрелся, то, наверное, мог и испугаться.

Внезапно он действительно чувствует необоснованный страх, а уже в следующую секунду понимает: причина — чье-то присутствие. Сильная темная магия, от которой стынет и твердеет воздух. Садхир хватает его за руку и молча тянет в сторону скального камня, торчащего на краю густых зарослей.

Скрытые тенью замшелой глыбы, они видят, как из джунглей выходит невысокий худой человек в черном балахоне и останавливается между могил. В белесом лунном свете хорошо виден его головной убор — человеческий череп без нижней челюсти. Лицо наполовину скрыто длинными свалявшимися черными волосами. Через несколько мгновений перед ним появляется странное существо, похожее на огромного паука с четырьмя лапами, злой антропоморфной физиономией и красными светящимися глазами.

— Уходим. Тихо, — шепчет Садхир и увлекает Северуса в лесную чащу.

— Кто это?

— Черный капалика и ветала.

Следующие две недели Садхир подозрительно хитро поглядывает на гостя и варит зелье раскрытия Кундалини(8). Северус на этот раз только наблюдатель. Пристально и придирчиво следит он за процессом приготовления, запоминает ингредиенты, прикидывает возможные эффекты. Все относительно безобидно, только удивляет сочетание расслабляющих и тонизирующих компонентов. Одной из последних в состав идет скорлупа яиц Китайского огненного шара (9), об их свойствах Северус читал в одном из справочников, но это было давно и сразу не припомнить. Последними в котел отправляются Глаза Мертвеца.

— Каков их эффект? — независимо вскинув бровь, британский зельевар изображает праздное любопытство.

— Помогают увидеть себя и открыть чакры, — ответ капалики традиционно радует внятностью и однозначностью.

Рати тоже не сидит без дела, перетирает в ступках растительные компоненты для благовоний — базилик, сандал, пачули; ничего способного затуманить разум или подчинить чужой воле, ничего подозрительного.

Наступает очередное новолуние. Капалика и капалини(10) с широкими улыбками сообщают, что настало время для ритуала познания и активации Кундалини. Первым делом его хотят переодеть, но, получив категоричный отказ, легко отступают. Не настаивают и на умащивании его тела маслами. Так принято, но если сахиб не хочет…