— Ты красивый, — огласила результат своих наблюдений Кира, чем вызвала его скептический смех и снова смогла увидеть черные бездонные глаза.

Простыня соскользнула с ее груди, но волчицу это нисколько не смутило. Они окончательно стали единым целым. Глупо стесняться. Кира положила голову Северусу на плечо, обхватила его и притихла.

— Ты проголодалась? — спустя некоторое время спросил он.

Волчица вскинула голову.

— Да, — сказала она, удивляясь тому, что поняла это, только услышав вопрос.

— Тогда пойду организую нам ужин, — сказал он, поднимаясь с кровати и одним движением облачаясь в кандуру, — одевайся и спускайся на первый этаж.

Кира проводила его благодарной улыбкой и плюхнулась на спину, раскинув руки и ноги. Понежилась так пару минут и только потом встала. Едва она успела надеть платье, как Северус стремительно вернулся в комнату.

— Один вопрос, — сказал он озадаченной волчице. — В мои сегодняшние планы входила прогулка на яхте. Сейчас вечер. Мы можем поужинать дома и либо прогуляться по морю при свете луны, либо вообще отказаться от этой затеи. Или можем выйти в море сейчас, взяв с собой кое-что из еды, а вернувшись, поужинать нормально. Тебе какой вариант больше нравится?

— Третий, — ответила Кира, будучи не в состоянии удержать лицо, расплывающееся в широкой восторженной улыбке.

— Мне он тоже кажется оптимальным, — кивнул Северус. — На случай, если есть желание окунуться в воду, в шкафу с твоей новой одеждой, в ящике, лежит купальник.

Потом была белоснежная яхта. Кира чувствовала себя принцессой из восточной сказки, когда стояла рядом с любимым на кокпите в своем летящем синем платье и накинутом на голову легком платке. Он материализовался в руках Северуса, уже на террасе.

— Накинь, — бережно покрывая ее голову платком, сказал тогда он, — и солнце не напечет, и дань уважения местным традициям.

И была лазурная вода, просматривающаяся на несколько метров вглубь и теплая, как парное молоко. Был остров посреди моря и отливающий в лучах заката червонным золотом песок. Было возвращение домой при свете почти полной луны, озаряющей водную гладь, мерцающую загадочными огоньками, и романтический ужин при свечах.

— Хочешь остаться здесь до утра? — мягко спросил Северус.

Кира колебалась недолго. Да, она никогда раньше не ночевала вне лагеря. И Малена предупреждала, что некоторым не нравятся ее отношения с колдуном. Но альфа предупредила Орикса, что задержится, а все остальное касается только ее и Северуса.

— Конечно, хочу, — прошептала она, ныряя под его руку и обнимая своего мужчину за талию.

— Мне так хорошо, что становится страшно, — вдруг сказала Кира, глубоко вдохнув прохладный ночной воздух. — Ведь так не бывает…

Она уже знала о многом, что пришлось пережить ее избраннику в прошлом, старалась быть внимательной и часто действительно интуитивно чувствовала, как нужно поступить, чтобы ненароком не обидеть, не разбередить его старые раны. Но в тот момент волчица даже представить не могла, каких усилий ему стоило не поддаться панике, слушая рев химеры, грызущей прутья окклюментной решетки, которую она неосторожно разбудила своими словами.

— Мне тоже страшно, — крепче прижимая ее к себе, после долгой паузы ответил Северус. — Но наш страх должен помогать нам жить, а не мешать. И если мы здесь и сейчас, значит так бывает.

Они еще долго сидели на террасе, любуясь лунной дорожкой и слушая дыхание моря, пока им не стало мало душевной близости и постепенно разгоревшийся в телах пожар не потребовал вернуться в спальню.

*

Северус не кривил душой, говоря Кире, что такие дни, какой был у них вчера, в самом деле бывают. Но он как никто другой знал, что жизнь не бывает безмятежной. К сожалению, за большой радостью, как правило, следуют большие неприятности. Может быть, поэтому он проснулся на рассвете, когда заря только выливалась малиновым маревом из-за горизонта. Тихо, чтобы не будить сладко спящую Киру, он спустился на кухню, сделал себе стакан грейпфрутового фреша и вышел на террасу.

Бессонница всегда была для него не проблемой, а возможностью поработать. Вот и в тот момент в мыслях уже оформлялся план действий, в котором первым пунктом стояло изготовление портала, чтобы избавить Киру от малоприятных последствий дальней аппарации. Но он только пригубил напиток, не успев сделать и глотка. Левое предплечье пронзила жгучая боль. Пальцы свело судорогой, и стакан с глухим звоном ударился о дощатый настил и разлетелся на несколько крупных осколков. Стиснув зубы, чтобы не закричать, дрожащей правой рукой Северус поддернул рукав. Он не сомневался, что жжение было сигналом проснувшейся черной метки, но то, что открылось его глазам, потрясло настолько, что даже боль на время отошла на второй план. Череп и выползающая из него змея налились чернильной темнотой и вздулись, как барельеф. Кожа вокруг метки покраснела, как обожженная, и на глазах покрывалась пузырями. Они были водянистыми, но быстро наполнялись кровью. Ощущения были соответствующими, то есть такими, как если бы рисунок был вылит из расплавленного свинца.

— Северус, — позади раздался голос Киры. — Что у тебя случилось? — ее тон быстро менялся по ходу фразы: сначала сонный, потом встревоженный и, наконец, испуганный.

Он обернулся и даже в сумерках разглядел ужас в ее расширившихся глазах, уставившихся на его руку.

— Мы знали, что это должно произойти со дня на день, — старался говорить как можно спокойнее, но боль вернулась и перехватила дыхание, поэтому голос звучал сдавленно.

Северус с усилием сглотнул и опустил руку, упавший рукав прикрыл метку, но на белой ткани практически сразу проступили темные пятна.

Приблизившись к Кире, он положил руки ей на плечи.

— Пойдем. Нужно переодеться в теплую одежду. Я возьму кое-что в своем кабинете, и мы немедленно трансгрессируем.

========== Тревожное утро ==========

Комментарий к Тревожное утро

Глава еще не просмотрена бетой

Предутренний сон Малены обычно был самым крепким. Особенно приятно нежиться в теплой постели и сквозь сон слушать потрескивание дров в камине, когда за плотно зашторенными окнами зимняя стужа. Еще Малене нравилось в такие часы прижаться к теплому жилистому плечу мужа и, приобняв, ощущать его мерное дыхание. Однако в ту ночь Глинн был на дежурстве и его супруга, разметав по подушкам густые светлые волосы, спала посреди кровати – тоже неплохой вариант. Тем более непонятным для нее было проснуться, как от толчка, с непривычным чувством тревоги.

Женщина села и прислушалась. Тишину нарушал только вой ветра в трубе и поскрипывание деревянного дома. Зажигать масляную лампу она не стала - глаза прирожденных анимагов хорошо видят в темноте - нащупала босыми ногами тапочки, стараясь не шуметь, встала и вышла в коридор. По очереди заглянула в детские, сначала к шестилетней дочке, потом к мальчишкам девяти и десяти лет. Все они безмятежно сопели, по-видимому, досматривая сны. Прошла на кухню. Все тихо. Но тревожно. Волчье чутье. Отодвинув штору, выглянула в окно, из которого была видна школа. Малене показалось, что она заметила какое-то движение у стены. «Померещилось? Нет снова!»

Директриса не могла махнуть рукой на свои дурные предчувствия и хождение неизвестно кого под школьными окнами. Она должна была выяснить, что происходит, и если это нерадивые ученики задумали нашкодить, то, поймав их за руку, отвести к родителям. А если не ученики? Хорошо бы сходить не одной, а с Глинном. Но, во-первых, пока она будет бегать за ним на пост, хулиганов может и след простыть, а последствия останутся. А во-вторых, что может быть опасного на территории закрытого охраняемого лагеря?

Морозный воздух царапнул щеки и обжег легкие. Ночь пасмурная, темная, ни Луны, ни звезд. Малена бесшумно прокралась по утоптанным дорожкам до вверенного ее заботам здания. Заглянув за угол, директриса увидела вовсе не школьных шалопаев, а трех взрослых мужчин, причем один из них вылезал из окна. По голосам она узнала завхоза и его племянников. «Что они делают в школе? Ночью? Без моего ведома?!» Негодование и желание узнать правду легко перевесили инстинкт самосохранения. В конце концов перед ней был всего лишь Ховлан, неприятный, хитрый, нечистый на руку, но трусливый.