Я лежала, придавленная тяжестью изможденного тела и изучала потолок, на котором плясали огненные тени – это свеча, догорая, трепетала в молчаливой агонии. В комнате царила тишина – ее нарушало лишь сбивчивое мужское дыхание.

- Мне тяжело, - прошептала я.

Снейп очнулся, поднял голову и заглянул мне в глаза. Затем, ничего не сказав, скатился на ледяную простынь и лег на спину. Я вздрогнула, ощутив прикосновение холодного воздуха – в этом жилище явно были проблемы с отоплением. Завернувшись в одеяло, я села на край кровати и опустила вниз босые ноги.

- Ты привыкнешь, научишься получать удовольствие. Первый раз всегда больно, - прозвучало за спиной.

- Может быть, - отозвалась я бледно.

«Ты знала, на что шла» - звучало в моей голове тысячью голосами. В глазах снова закипали слезы. Я спустила ноги на обжигающий холодом пол, готовая бежать отсюда хоть так – голой по снегу, продираясь сквозь морозный воздух и возмущенные взгляды прохожих.

- Мне надо идти. Родители ничего не знают, будут волноваться.

- Я надеялся, что ты останешься до утра, - Снейп неожиданно возник рядом, обнимая мои плечи.

- Нет. Не могу.

Я сбросила его руки и встала. Продолжая кутаться в одеяло, я прошла в ту комнату, с которой началось мое сегодняшнее приключение, быстро отыскала на полу свою одежду и принялась одеваться, стараясь не думать о том, что сзади стоит он, обнаженный, и с интересом наблюдает, как я натягиваю на себя белье, джинсы, застегиваю пуговицы на блузке. Одной пуговицы, к слову, не хватало, но у меня не было желания задерживаться в этом богом забытом месте ради ее поисков.

Когда я надела куртку и подалась к входной двери, Снейп неожиданно пересек комнату – на нем снова была черная мантия – и взял меня за руку. Развернув к себе, он поддел пальцами мой подбородок, и я снова встретилась с внимательным взглядом.

- Спасибо тебе, - тихо сказал он и поцеловал меня.

В моей душе поднялась такая буря противоречивых эмоций, что, едва ответив на поцелуй, я тут же с силой оттолкнула профессора. Воспользовавшись его замешательством, я повернула ключ в замке, распахнула дверь и выскочила на улицу. Снейп не пытался меня остановить, во всяком случае, шагов за собой я не слышала. Я убежала в зимний вечер, не оглядываясь, и зная, что он стоит в дверном проеме и провожает взглядом мою спину.

На улицах города было так же пусто, как в моей душе. Под ногами скрипел снег, и я знала, что сама виновата в том, что не сижу сейчас в привычном тепле родного дома. Еще я знала, что буду возвращаться – снова и снова, потому что только профессор Северус Снейп мог теперь заполнить ту пустоту, причиной которой стал.

========== 3. ==========

И я возвращалась – раз за разом. Сначала – в его мрачное пыльное жилище в Паучьем тупике, где мы каждый вечер пили красное вино и истязали друг друга исступленными ласками, потом, когда начался учебный год – в подземелья Хогвартса, где мы согревали друг друга в холодных каменных стенах его покоев.

Эти отношения были не такими, какими я их хотела видеть. Назвать то чувство, которое тогда проросло в моей душе, любовью – было бы кощунством. Я не любила. Я отдавалась, растворялась, предавалась животной страсти, да все что угодно делала, но только не любила. Сломив однажды, Северус Снейп взял меня в плен – я не могла уйти от него по своей воле. Не потому что он меня держал, нет, ему ничего не стоило меня отпустить на все четыре стороны. Это я впала в болезненную зависимость.

Каждое утро я просыпалась с ощущением безнадежной пустоты в душе, и ее ничем не удавалось заполнить. При свете дня меня спасали книги, а по ночам я забывалась в страстных объятиях, которые в конечном итоге не давали мне ничего кроме физического удовольствия. Они дарили мне лишь иллюзию временного успокоения – пустота заполнялась надрывным желанием, которое, стоило его удовлетворить, превращалось в тупую ноющую боль.

Я чувствовала себя грязной, замаранной, шлюхой. Мне казалось, что весь Хогвартс видит, что со мной происходит, что каждый обращенный на меня взгляд пропитан презрением или, что еще хуже, отвращением. В глазах преподавателей мне мерещился немой вопрос, который, на самом деле, я сама задавала себе ежедневно: «где та невинная девочка, Гермиона, где ты ее потеряла?»

А ночью я позволяла себе становиться такой, какой я себя больше всего ненавидела – и умирала от похоти в холодных руках.

*

- Я наблюдаю за тобой на занятиях, - низкий голос щекотал мое ухо. Мы лежали в постели, без одежды, укрытые тонким шерстяным пледом. – Ты очень напряжена, постоянно хмуришься. Что с тобой происходит? Если у тебя есть проблемы, поделись со мной, вдвоем нам будет легче с ними справиться.

Я села, придерживая покрывало, и искоса взглянула на Северуса. Его лицо бледным пятном проступало из багрового полумрака. В темных глазах танцевало неверное пламя догорающей свечи. Мне не хотелось говорить ему правду.

- Разве я недостаточно умна, чтобы справиться со своими проблемами самостоятельно?

Северус хмыкнул.

- Разве я когда-либо сомневался в твоих умственных способностях? – он лениво провел рукой по моей спине. – И, нет, Гермиона, дело вовсе не в них… Есть такие вопросы, для ответа на которые мало быть лучшей ученицей Хогвартса.

Как же он был прав.

- А чего достаточно? – раздраженно спросила я.

- Простого житейского опыта. Которого у тебя пока, вынужден отметить, маловато.

- Опыт бывает разным, - выдохнула я, обхватывая себя руками – сюда не проникал теплый июньский воздух, и меня то и дело начинало трусить от холода.

- Безусловно, как же иначе? Но твое возражение не отменяет его универсального характера. Хотя, надо признать, даже с моим жизненным багажом порой сложно понять, что происходит в голове молоденькой девушки…

Я терпеть не могла, когда он разговаривал со мной, как с маленьким ребенком. В этом было что-то извращенное.

- Я задел тебя? Извини, не хотел, - эти слова дались ему не очень-то легко. Северус сел и, обняв меня за плечи, притянул к себе. – Гермиона… Я не такой холодный бесчувственный чурбан, как ты думаешь. Нет, я, конечно, чурбан, но ты многого обо мне не знаешь…

- Зато ты обо мне все знаешь, - хмуро проговорила я.

- Я все вижу, поверь мне. И то, что я вижу, мне не нравится. Ты мучаешься, страдаешь – надо быть слепым, чтобы этого не замечать. А я не слепой, Гермиона. Жизнь научила меня проницательности… - он поцеловал меня в висок. – Моя любовь висит на тебе камнем, ты молода и красива, а я – старый трухлявый пень, поросший мхом. И… у меня слишком много незалеченных ран…

- Перестань, пожалуйста, - тихо попросила я, теряя терпение. – Лучше поцелуй меня.

Я взглянула на него и столкнулась с невыразимо тяжелым взглядом. Никогда еще Северус на меня так не смотрел.

- Я обещаю, что скоро тебе станет легче. Нам обоим станет легче, - он провел пальцем по моим губам.

Свеча догорела. Ночь поглотила наши тела, слившиеся в болезненном порыве. Мне не хватало июньского воздуха.