* * *
На шестом этаже типового панельного дома в небольшой типовой квартире жил Анатолий Петрович Ищенко.
Уже почти час он занимался делом, смысл которого едва ли смог бы объяснить даже самому себе.
Расстелив на столе лист бумаги, Анатолий Петрович чертил с помощью циркуля и старенького лекала удлиненную гипоциклоиду.
Чертил просто так, без всякой видимой цели.
Передвигая тонкую пластинку с причудливым вырезом, он обводил ее карандашом и наблюдал, как на девственной белизне возникал узор из четырех элегантных кривых, сцепленных между собой маленькими каплевидными лепестками.
Эти кривые не нужны были Анатолию Петровичу. Да и труда, затраченного на их создание, честно говоря, не стоили. Всё то же самое можно было проделать на компьютере в соседней комнате. Стоило лишь загрузить программу, ввести формулу, пощелкать клавишами, и вот тебе на экране – хоть циклоида, хоть архимедова спираль, хоть улитка Паскаля.
Но компьютер в данный момент был оккупирован внуком Анатолия Петровича. Тот, судя по звукам, доносящимся из соседней комнаты, осваивал очередную «стрелялку» под названием, кажется, «Снеси башку». Или что-то в этом роде. Во всяком случае, все компьютерные игры, которые довелось ему наблюдать, сводились к решению подобной задачи. Были еще, помнится, какие-то автомобильные гонки и нечто вроде охоты на марсиан. Но и марсианам, как правило, тоже сносили башку.
Анатолий Петрович не любил компьютеры. Точнее, компьютеры в их нынешнем виде. Уж слишком быстро менялись там программы, а он, будучи уже человеком преклонного возраста, не успевал их осваивать. Хотя почти вся сознательная жизнь его была связана именно с вычислительной техникой. В определенном смысле он даже мог считать себя потомственным компьютерщиком.
Дед Анатолия Петровича, живший когда-то в маленьком уездном городке, мастерил у себя на дому нехитрые деревянные счеты – предки всевозможных компьютеров, заполнивших нынче планету.
С молодости дед Ищенко был человеком тихим, добрым, подсоблял всем и каждому и слыл чуть ли не праведником. Гладкие костяшки щелкали под его пальцами год за годом, пока в один прекрасный день ни постучали к нему в дверь два молодых человека в кожаных куртках с деревянными кобурами на поясе.
К несчастью тихого кустаря-одиночки Трофима Ищенко, выяснилось, что какие-то злодеи – враги местного и мирового пролетариата – проломили такими вот точно счетами голову председателя губернского исполкома.
Куда отправили врагов мировой революции, дед Ищенко не узнал. Но сам он был отправлен в далекую тайгу валить лес, сменив костяшки для счетов на топор и пилу, а скамейку в углу тихой хаты – на таежные дебри и болота по пояс.
Интересно, что из того леса, который он валил, делали, среди прочего, такие же счеты. Но уже – на фабрике «Пролетарий», построенной недалеко от его поселка. Сам Трофим, вернувшись через десять лет с лесоповала, не успел поработать на фабрике. Был он уже сильно болен, и единственное, что успел, это родить мальчика Петю – отца Анатолия Петровича. Вскоре после чего скончался.
Сын врага народа Петр Трофимович Ищенко вынужден был уехать искать счастья в большой город. Там он окончил школу, проработал пять лет вахтером, монтером, шофером и грузчиком, а затем поступил в институт на специальность «инженер-электрик».
В институте Петр Ищенко вступил в комсомол. Скрыв, правда, что является сыном врага народа и пособника убийц.
Он исправно учился, совмещая учебу с работой на кафедре, куда пригласил его известный профессор. Главной страстью профессора была кибернетика. Слово это тогда только появилось, и придумал его другой ученый по фамилии Винер, живший в далекой заморской стране.
Учитель Петра Ищенко все дни посвящал любимой науке, пока однажды к нему в лабораторию не постучали два молодых человека в одинаковых плащах с сильно оттопыренными карманами. Они отвезли профессора в большое красивое здание и объяснили ему, что науки, которой он занимается, не существует в природе. То есть она существует, но является не наукой, а лженаукой. Придумавший ее заморский лжеученый Винер плодит здесь, у нас, лжепатриотов, коих им – молодым людям – надлежит вылавливать и разоблачать.
На лесоповал любимый учитель Петра Ищенко не попал, но был послан в одно очень специальное учреждение, где под надзором других молодых людей несколько лет занимался более правильной наукой и создавал более полезные вещи, позволявшие, в частности, стереть с лица земли далекую заморскую страну со всеми ее лжеучеными.
Оставшийся на кафедре Петр Трофимович не стал дожидаться, пока молодые люди навестят и его, а почел за лучшее уйти из института. Он поступил на работу, где у него было меньше интересных занятий, но зато больше свободного времени. Там он женился на своей сослуживице, и в свободное время они родили сына Толю – того самого Анатолия Петровича, что в данный момент чертил на листе бумаги удлиненную гипоциклоиду.
Анатолий Петрович Ищенко пошел по стопам отца и в какой-то степени – деда. Но не в том смысле, что мастерил счеты и косвенно способствовал убийствам председателей исполкомов. (Счеты к тому времени уже почти исчезли, а председателей губернских исполкомов заменили хорошо охраняемые люди, напасть на которых с какой-то деревяшкой было просто невозможно.)
Анатолий Петрович наследовал отцу и деду в том смысле, что, подобно им, связал свою жизнь с вычислительной техникой, прообразом которой были дедовские счеты, а фундаментом – та самая кибернетика, которую некогда бросил его отец, решивший не дожидаться, пока за ним придут и отвезут в менее комфортное место.
Теперь кибернетика перестала быть лженаукой. Она превратилась в гордость и основу технического прогресса родной страны. Прогресс этот должен был развивать Анатолий Петрович и коллеги по институту, где он работал.
Кстати, основал институт учитель его отца, вернувшись из специального учреждения.
Работали в институте много. Правда, сказывался перерыв, который родная страна потратила на борьбу с лженаукой, позволив заморским странам слегка вырваться вперед. Честно говоря, даже не слегка, а довольно сильно. Но Анатолия Петровича это не смущало. Коллектив, с которым он трудился, был дружным. Все вместе регулярно отмечали дни рождения и праздники, вместе ездили на овощную базу и в соседний колхоз, помогая сельским труженикам растить, полоть и собирать корнеплоды.
(Те самые, что зимой, уже подгнившие, перебирали на овощной базе.) Вместе они обсуждали в курилках и на рабочих местах последние новости. Не забывали, конечно, и о работе. Кроме тех, кто был занят общественными нагрузками или защищал честь института в спортивных состязаниях. Ну, и еще нескольких красивых женщин, обременять которых работой никто и не помышлял.
Перемены начались неожиданно.
Как-то весенним утром Анатолий Петрович, сидя за своим столом, услышал по радио (которое в лаборатории не выключали, боясь пропустить интересные передачи), что наступила новая эра.
В принципе, тут не было ничего сверхъестественного. Такие эры объявлялись раз в пять лет и были связаны с очередными съездами партии. Жизнь после этого существенно не менялась. (Да и несущественно тоже.) Неудобство заключалось лишь в одном. Приходилось в первой строчке каждого годового отчета – после слов: «В соответствии с решениями исторического…» – писать новый порядковый номер съезда и добавлять пару строк о новом, еще более прогрессивном курсе.
Анатолию Петровичу к переменам в политической жизни страны было не привыкать. Раннее детство его прошло при Первом секретаре ЦК КПСС, разоблачившем культ личности предыдущего правителя. Знал Ищенко о нем немного, в основном о его увлечении кукурузой, которую тот велел сажать от южных границ до северных. Однако испытывал к нему некоторую симпатию. Ведь именно при нем кибернетика перестала быть лженаукой, а стала передовым краем борьбы за технический прогресс. Естественно, под руководством партии и лично Первого секретаря.