Сам Ищенко к этому времени стал пенсионером, успел обзавестись семьей и родить сына, которому исполнилось уже тридцать лет и который родил ему очаровательного внука – того самого, что сейчас за стенкой, сидя у компьютера, отважно сражался с марсианами.
Шло время. Жизнь вокруг быстро менялась.
Всего через восемь лет после того, как с географических карт исчезло название страны, где родился Анатолий Петрович Ищенко, он увидел на экране телевизора лицо нового Главного Руководителя. Этот сменил предыдущего, который надумал уйти в отставку раньше, чем закончился его срок. Явление, до тех пор неслыханное.
Новой эры на сей раз никто не объявлял. Но вскоре стало понятно, что эра все-таки наступает, вне зависимости ни от какого партийного съезда.
Новый Главный Руководитель произвел на Ищенко приятное впечатление. Единственное, что слегка смущало, это что был он выходцем из учреждения – прямого наследника организации, когда-то загнавшей в сибирские болота его деда.
«Но времена меняются, – думал Анатолий Петрович, – нравы смягчаются. Почему обязательно болота? Зачем себя пугать».
Тем более что новый Руководитель излагал вполне демократические мысли вполне грамотным языком. (Чем предыдущие, прямо скажем, не отличались.)
И все-таки бывшая профессия Главного Руководителя тревожила Анатолия Петровича. Сказывалась генетическая память. Ищенко даже предпочитал в беседах со знакомыми лишний раз не называть фамилию Руководителя и его должность. Мало ли что могло случиться в дальнейшем. Про себя он называл его просто «Главный».
Выглядел Главный человеком довольно скромным. К тому же, как рассказывали, непьющим, что выгодно отличало его от предшественника. Он обещал продолжить курс на развитие демократии. Хотя скоро выяснилось, что имеется в виду некая «суверенная демократия». Как она соотносится с обычной, Ищенко не очень понял.
Минул год, второй, третий. У Анатолия Петровича оставалось всё меньше поводов для волнений, связанных с прошлой работой нынешнего Главного Руководителя. Поэтому, когда пришло время переизбирать того на высший пост, Ищенко без колебаний отдал ему свой голос.
Надо сказать, что сама процедура выборов очень нравилась Анатолию Петровичу. Он и раньше, до воцарения демократии, участвовал в мероприятиях, которые так назывались. Он исправно опускал в урны бумажки, именуемые бюллетенями. Но делал это без всякого удовольствия. Более того – потешаясь над такой профанацией. (Не вслух, разумеется, а про себя.)
Теперь же он гордо шел на избирательный участок, внимательно изучив перед этим список партий, программы и биографии кандидатов, взвешивал все «за» и «против» и гордо опускал в урну свой бюллетень.
Однако вскоре Ищенко стал замечать, что количество разных партий в бюллетенях неуклонно сокращается. Большинство кандидатов предпочитали выдвигаться от одной партии, именующей себя «Единой».
Сын Анатолия Петровича, которому почему-то не очень нравился новый Руководитель, ехидно называл эту партию не «Единой», а «единственной». В чем был, с точки зрения Ищенко-старшего, не прав. Все-таки оставалась еще тройка партий, которых допускали в парламент. Они, естественно, ничего там не решали, но иногда высказывали весьма смелые мысли по разным вопросам. (Не касаясь, естественно, роли Главного Руководителя. Это было бы все-таки слишком.)
Значительно больше Анатолия Петровича удивляло другое.
Относительно молодой (во всяком случае, по сравнению с предыдущим) Руководитель – тот, кого Ищенко звал про себя «Главный», – как-то незаметно стал приобретать черты одного из своих предшественников, большого любителя орденов.
Нет, ордена он на себя не вешал. Может быть, ему их как-то тайно вручали и он любовался ими в одиночестве – этого Ищенко не мог знать. Но по части восприятия окружающего мира наблюдалось некоторое сходство. Так, например, его выступления перед чиновниками всё больше напоминали Анатолию Петровичу памятные по прежней жизни «партхозактивы». А встречи Главного с народом – чаще виртуальные, посредством телевизора, но иногда и в реальной жизни – всё больше походили на такие же «встречи» Первого секретаря ЦК, любителя кукурузы, которые Ищенко видел в старой хронике. Разве что кукурузным початком на таких встречах он не размахивал.
Ищенко испытывал легкое недоумение. Главный не выглядел идиотом. Возможно, он держал за идиотов тех, кто устраивал ему такие встречи. Или же те принимали его за идиота. Или же он и они принимали за идиотов всех остальных.
Такой перекрестный идиотизм озадачивал Анатолия Петровича.
Озадачивала его и некая идея Главного, получившая название «импортозамещение». Суть ее состояла в том, чтобы заменить все импортные изделия на отечественные, ибо Запад объявил санкции – после того как Главный присоединил к стране один полуостров, изъятый у соседей. Лично Анатолию Петровичу этот полуостров был не очень нужен. Но Главный заявил, что речь идет об исконной, сакральной территории. Что, разумеется, в корне меняло дело.
Всё было бы терпимо, если бы идея «импортозамещения» не напомнила Ищенко историю с отечественным компьютером, в тысячу раз быстрее заморского. В памяти еще не стерлись слова учителя его отца: «Доускорялись…» Но теперь, видимо, пришла пора снова ускориться.
Однако главной проблемой для Ищенко в последнее время становился его сын.
Анатолий Петрович был человеком прогрессивных взглядов и демократических убеждений. Но прогресс не должен подрывать стабильность. (О чем, кстати, часто говорил Главный.) Свобода, конечно, являлась базовой ценностью. Анатолий Петрович сам в свое время пошел бы, возможно, отстаивать эту свободу на баррикады. Или, во всяком случае, мысленно поддержал бы ее. Но сейчас выходить на митинги с критикой власти, не получив от этой власти соответствующего разрешения, было, с его точки зрения, весьма безответственно.
Хотя методы, которыми подавлялись такие митинги, тоже смущали Анатолия Петровича. Но этому можно было найти объяснения. Демократия, полагал он, должна всё же быть демократичной лишь в определенных пределах. Не согласовывать выступления в защиту демократии с начальством – значит расшатывать лодку стабильности. (О чем Главный тоже часто напоминал.)
Сын же Анатолия Петровича не разделял его взглядов. Более того, даже, как подозревал Ищенко-старший, сам принимал участие в таких митингах.
Это, конечно же, не могло не вызывать периодических споров сына с отцом, к большому огорчению последнего.
Еще большее огорчение у Анатолия Петровича вызывали споры его сына с дядей (братом Ищенко) – отставным полковником. Брат часто заходил к ним в гости, и эти визиты почти всегда кончались бурной дискуссией.
– Чего вам, щенкам, не хватает? – кричал полковник в отставке своему племяннику. – Жри, пей, гуляй… Чего еще надо?.. Мы сотой доли того не видели, всю жизнь социализм строили, коммунизм строили, с империализмом боролись… А вы чего можете?
– Ага, строили, строили и всю жизнь врали! – кричал в ответ молодой Ищенко. – Вам врали, и вы врали. Самим себе врали!.. И теперь вам врут. Всюду врут, на каждом шагу. А вы то вранье лопаете. Выборы вам, посмотрите, во что превратили. А вы всё лопаете.
– Выборы? Какие, на фиг, выборы? – ярился брат-полковник. – Мы вон за одного – того, что в бюллетене, – голосовали, и всех делов. И всё нормально шло, без всякой этой вашей дерьмократии».
Слушать подобные препирательства Анатолию Петровичу было весьма неприятно. Они ввергали его в грустные размышления.
Вот и сейчас он размышлял над этими проклятыми вопросами, чертя на белом листе удлиненную гипоциклоиду.
Не придя ни к каким определенным выводам, Анатолий Петрович оставил черчение и решил пойти проверить – всем ли марсианам уже снес башку его внук и не пора ли тому садиться за уроки.
Но только успел он подняться со стула, как в коридоре раздался звонок.
* * *