– Расскажи.

– А что рассказывать? Приплыли в Стокгольм. Всех повели в баню, мыли чем-то вонючим от вшей. У меня вшей не было, но никто не спрашивал. Может, и набралась на корабле. Вместо нашей одежды, которая, конечно, испачкалась в дороге, но многим была привычна и дорога, всем выдали новую. Одна девочка все время плакала о своем платьице. Ей мама купила на прощание новое платье, нарядное. Они вместе его выбирали, а потом мама положила ей что-то в кармашек и зашила. Сказала, распорешь, когда приедешь на место, это сюрприз. Не увидела она сюрприза. На следующий день поехали опять на поезде. В поезде дали апельсин. Я раньше никогда не видела апельсинов. Там на вокзале нас встречали уже. Разбирали, кого куда.

– А раньше?

– Что раньше?

– Ну, ты же не сразу из деревни в Стокгольм.

– Нет, не из деревни. Из Хельсинки. На поезде до Турку, оттуда на пароходе в Стокгольм. Ужасное путешествие.

– Почему?

– Все чужие, маленькие плачут, кричат, темно, холодно. Дед говорил: «Не бойся, будет интересно». Всю дорогу повторяла «эла пелкаа» – не бояться. Только эту фразу и помню до сих пор по-фински. Повесили на грудь табличку с именем – и в лодку, она качается, вокруг вода ледяная. А вдруг перевернется? Плакать нельзя, стыдно, губу закусила, так что кровь пошла, и молчу. Привезли на пароход, я забилась под скамейку, лоты вызывают по именам, а я не могу вылезти. Выползла, только когда живот подвело от голода. Мне дали поесть, меня вырвало: то ли много схватила, то ли морская болезнь, может, и то, и другое. Должны были плыть один день, а застряли почти на сутки из-за льда. После этого долго воды боялась.

Айна посмотрела в окно трамвая: на горе светились окна Южной больницы.

– Вот там я хочу работать, когда выучусь. Это самая современная больница Стокгольма…

– Хочешь быть врачом?

– Нет, – засмеялась Айна, – так высоко мне не прыгнуть. Медсестрой. Вот закончу школу и пойду учиться на медсестру. Буду, как сестра Чештин, помогать больным.

– А где будешь жить?

– Там замечательные условия, я уже узнавала: бесплатное жилье, питание и прачечная. Кроме того, студенты получают 30 крон в месяц. А через два года – 50 крон. Мне только школу закончить, и осенью я уже на курсы пойду.

– Сколько там учиться?

– Три с половиной года. Представляешь, я буду дипломированной медсестрой!

Она посмотрела на Давида, но он, похоже, не сильно обрадовался. Трамвай завернул, и они вышли. Впереди тянулась цепь огней на мосту, внизу темнел тюремный остров Лонгхольм. До начала шествия оставалось почти полчаса, а пока кортеж Люсии доберется сюда пройдет еще больше времени. Народ уже начал собираться на мосту и вдоль улицы, но ждать так долго в темноте и холоде Айна не хотела. Они пошли назад. Это был индустриальный рабочий район с пивными, ни одной кондитерской им не попалось. Они зашли погреться в цветочный магазин, украшенный надписью: «Свежие цветы, иностранные фрукты, шоколад и конфитюр». Айна подумала, что там может быть и горячий кофе. Но это был магазин, а не кафе.

– А давай купим тебе цветы, – сказал Давид. – Какие тебе нра вятся?

– Мне? – Айна растерялась. – Они замерзнут, жалко будет.

Пойдем лучше чаю выпьем.

Кафе нашлось за кинотеатром, на площади, там они сидели, пока не услышали крики: «Люсия, Люсия!» Когда они вышли, все движение на площади остановилось. Трамваи, автобусы, грузовики и легковые машины стояли вокруг центрального треугольника, некоторые приветствовали Люсию гудками. Толпа зрителей вывалилась на проезжую часть. Несколько констеблей с трудом восстанавливали порядок.

Люсия сидела на троне, установленном на большой грузовой машине, в белой меховой шубе, от талии вниз затянута белой материей, как будто шуба продолжалась бесконечно. Вокруг трона стояли огромные искусственные свечи с бумажными язычками пламени. Бумага трепетала на ветру, и казалось, что свечи горят на самом деле.

Корону со свечами она сняла и держала в руке, а другой рукой махала зрителям. За Люсией ехали «подружки» в длинных белых балахонах, надетых поверх пальто, со свечками в руках и «звездные мальчики» в таких же балахонах и высоких бумажных колпаках. В руках мальчики держали большие звезды на палках. Замыкали шествие гномы с лампадами, они выглядели маленькими по сравнению с другими участниками; оказалось, что это просто дети. Все они были хористы, за ними следовал оркестр Трамвайного управления. Они пели знакомые всем традиционные шведские песни во славу святой Люсии и Рождества. Народ на улице подхватывал и подпевал.

Айна и Давид пробрались поближе и прошли немного рядом с кортежем, потом постояли на улице, помахали гномам из детского хора и вернулись на площадь.

Уже засыпая, Айна вспомнила, как Давид хотел купить ей цветы. Никто никогда не покупал ей цветы и не предлагал этого.

Четверг, 15 декабря

Еще во вторник они договорились, что в четверг едут в гости к Борису. В среду у Давида был последний день занятий, а на субботу назначен большой отчетный концерт театрального и музыкального отделений.

Автобусы в Оршту, новый быстро растущий район, где семья Бориса получила квартиру, отходили с площади в центре. Накануне выпал снег, уже не мокрый, настоящий. Его даже не затоптали за день, и улицы казались светлее. У Давида было приподнятое настроение от того, что они едут в гости, от снега, от близости Айны, которая крепко держалась за его руку. В другой руке он нес коробку с тортом. Они вышли на площадь. Давид нашел нужный автобус, народу было много, дорога предстояла дальняя: через мост в Гамла стан, потом опять через мост, через весь Сёдермальм, и еще один мост, и дальше в Оршту.

В автобусе быстро стало жарко, Айна расстегнула шубку.

– У твоего Бориса совсем маленький ребеночек? – спросила Айна.

– Несколько месяцев, по-моему, три, – ответил Давид, – а что?

– Я не знала, что принести, я сделала вчера подгузники, они всегда нужны.

– Я даже не знаю, что такое подгузник, – сказал Давид.

– Малыш же ходит под себя, надо специально его заворачивать, чтоб не мерз и не было мокро. Ты же не можешь проверять каждую минуту, сухой ли он.

– Я как-то не думал об этом. Это первый младенец, которого я близко видел.

– А я нянчу своего маленького с рождения, – Айна улыбнулась. – И подгузники меняла, и обмывала, и на горшок учила ходить.

– Ты хорошая хозяйка.

– Бабушка считает, что я должна пойти в школу домоправительниц. Но я не хочу. – Она помолчала, потом спросила, как спрашивают маленьких детей: – А ты кем хочешь стать, когда вырастешь?

– Когда вырасту? – засмеялся Давид.

Айна посмотрела на него серьезно:

– Ты же учился в университете. У тебя, наверное, уже есть специальность и интересная работа.

– Не учился. Беспаспортных не принимают, я просто слушал лекции.

– У тебя нет паспорта?

– Нет. После аншлюса все жители Австрии стали гражданами Германии. А в 42-м году всех евреев и нежелательных лиц нацисты лишили гражданства. И шведского мне тоже пока не дали. Работа интересная есть, правда. Я работаю в городской библиотеке.

– На Свеавеген? Где круглая башня? Мы потому туда на танцы ходили?

– Ротонда. Да. Только я не библиотекарь, я не работаю с читателями. Я работаю в отделе комплектования. Там летом было место практиканта, на которое я приехал.

Меня оставили, потому что я знаю языки.

– А что ты делаешь, если ты не библиотекарь?

– Я просматриваю книги на разных языках, которые поступают в библиотеку, пишу аннотацию, определяю, в каком разделе книжке стоять и так далее.