– Мне будет любопытно узнать, что ты думаешь по поводу этих стихов, – добавила миссис Грей. – Они правда очень вдохновляющие. Приходи в следующую среду на большой перемене и приноси что-нибудь из своего. С удовольствием прочитаю!

Лицо её порозовело, и она с ухмылкой уставилась на меня, будто я какая-то головоломка. Интересно, может быть, она слегка не в себе?

Энг ждал меня под дверью класса.

– Я пишу стихи, – сказал он скулящим голосом, как бы имитировавшим мой, но на самом деле ничего подобного – я-то не скулю никогда. – Какой же ты тупица!

– Влюблённый в поэзию поэт-тупица, – подтвердил я. – И что мне теперь делать? Она хочет прочесть мои стихи. В среду.

– Лучше поскорее чего-нибудь накропать, – подытожил Энг.

И выглядел он при этом таким самодовольным, что мне захотелось его треснуть.

Отбыв своё наказание, я пошёл домой кружным путём. Надо было подумать. Очки я оставил в школе, и идея врать маме по их поводу бесила меня не меньше, чем идея выложить всё как есть. Проще проигнорировать это.

Но стоило мне открыть дверь, как она уже была тут как тут, ждала. Опять.

– Мне надо в туалет, – с порога заявил я, не придумав ничего лучше.

– Это не подождёт? – ответила она. – Мне надо с тобой поговорить.

– Прости, мам, ты знаешь, как это бывает. Мне надо в туалет.

И я взбежал по лестнице.

В ванной я был в безопасности. Вот только сидеть там негде, кроме как на унитазе. Забавно, обычно ты и не думаешь о подобных вещах. Я опустил крышку и сел.

Первое, что я в тот день узнал: крышки для унитазов очень жёсткие. Удобно на них не расположиться никак. Я вздохнул и достал стихи миссис Грей из рюкзака, но сосредоточиться не получалось. Как-то глупо было рассиживаться тут в школьной форме, словно я человек с карнавала, попавший на нудистский пляж. Нашлось единственно верное решение: стянуть штаны с трусами, поднять крышку и устроиться как положено, на сидушке. Намного естественнее. Я вновь взялся за листы. Определённо, так лучше! Вот так я и обнаружил себя погружённым в поэзию, тогда как штаны мои болтались вокруг лодыжек.

Все эти дела с безответной любовью – жутко замороченные. И очень долгие. Семь страниц длиной, если быть точным. К сожалению, я и без очков могу читать прекрасно, и это было невыносимо. Всё, в чём я нуждался, так это в каких-нибудь «Простых советах для безответно влюблённых», желательно, чтобы советы были разбиты на короткие пункты. Но вместо этого я получил пространный и довольно бессвязный рассказ о давно умерших людях.

Всего там было три стихотворения. Первое – от парня по имени Китс[6], и называлось оно «Ода к соловью». Мне название не понравилось. Слушайте, ну птица же и не должна отвечать взаимностью человеку, нет? Впрочем, начальная строчка оказалась довольно многообещающей:

М-м-м, неплохо. Я бы только чуть поменял слова. Я поёрзал на унитазе.

Миссис Грей то и дело говорит нам искать параллели со своей жизнью в работах великих авторов. Думаю, мой подход её бы впечатлил.

Я прочитал стихотворение до конца, но оно с тем же успехом могло бы быть написанным на суахили: ни черта не понятно, о чём в нём речь. Поэтому я не стал разбираться со следующими семью четверостишиями, а раз их было всего восемь, то с Китсом на этом закончил. Следующий на очереди – Гилберт Кто-то-там или Кто-то-там Гилберт[8]. Точно не помню, потому что никаких упоминаний Люси в его опусе не обнаружилось, и я отбросил этого Гилберта в сторону. Шикарно – с двумя разобрались, остался последний.

Перевернув страницу, я сразу понял: Люси. Вот она.

Написал некто по фамилии Вордсворт. «Подходящее имя для поэта»[9], – подумал было я, но быстро разочаровался. Вы бы видели этот текст! Он длился и длился, страница за страницей. Я-то полагал, что вся фишка поэзии в том, чтобы уместить идею на одной страничке! Чувствуя себя обманутым, я всё-таки решил прочитать это стихотворение.

Ух! Этот кусочек действительно обращался ко мне, потому что я и правда скрыл и от Люси, и от Энга, что однажды в столовой так засмотрелся на Богиню, что мангово-гранатовый смузи попал мне не в то горло, и чуть там же не умер.

Остаток стихотворения ко мне уже не обращался – или я просто не понял его послания. На сколько я смог разобраться, это была история о каком-то парне, который едет верхом мимо дома своей возлюбленной, окутанный лунным светом, и думает: «ОМГ! А что, если она, типа, померла?» Я уже решил было, что Вордсворт был малость недалёким: ну кто в здравом уме воображает, будто его девушка без видимой причины мертва? Но потом я наткнулся на вот эти строки:

Конечно, я не знаю тебя, Вордсворт, но вообще это чисто сталкерство. Если бы я пробрался к дому Люси лунной ночью и сновал бы у неё под окном, она бы, несомненно, вызвала полицию. И ещё одно. Вордсворту стоило бы поучиться строить предложения. Писал бы если задом наперёд я, убила бы меня учительница. И становилось только хуже: чем дальше я продвигался, тем меньше понимал. Мои ягодицы словно прилипли к сидушке и начали неметь, а ведь миссис Грей ещё меня расспросит об этом (о стихах, не о заднице), и… Помогите!

В этот момент зазвонил телефон. Энг. Представляете? Стоит только позвать на помощь – и она тут как тут!

– Да ты медиум, что ли? – воскликнул я.

– Почему это? – удивился он. – Тогда б я куда больше знал обо всём.

Он жевал какие-то печеньки. Хруст выдавал его с головой. Еда – любовь всей Энговой жизни. Я про это особо не говорил раньше, потому что вообще-то Энг беспокоится о своём весе и мне не хочется привлекать к теме лишнее внимание. Мне показалось, что мама стоит прямо за дверью, так что я понизил голос.

– Нужна твоя помощь, – прошептал я в трубку.

– Ты чего шепчешь? – спросил он.

– Потому что я сижу в туалете.

– Тьф-ф-фу! – простонал Энг. – Ты мешаешь мне есть.

– Энг, – взмолился я. – Ты должен мне помочь.

– Ты хочешь, чтобы я приехал и вызволил тебя из туалета?

– Бесючие стихи, – проговорил я, игнорируя его чавканье.

– И мне что с этим делать? – промямлил он сквозь печенье.

– Объяснить их.

– Я что, главный спец? Я ж не поэт.

– Ты был здесь, ну, то есть в школе, в тот день!

– И что? Я уже был здесь, когда появился на свет, но не помню об этом вообще ничего.

Спорить с подобной логикой бессмысленно, так что я и не стал спорить.

– Ты же говорил, что этот стих о Люси был хорошим, – я попробовал надавить на чувство вины.

– Не-а. Я сказал лишь, что он был о ком-то по имени Люси.

– Энг. Ты точно говорил, что там про безответную любовь.

– Да нет же. Я рассказал, что мы читали стихотворение о безответной любви, а потом ещё стихотворение о ком-то по имени Люси. Какое из них какое, не знаю. Было ещё третье, но о нём в моей памяти ни следа.

– Задница болит, – сказал я.

– Правда? По-моему, такой стих я бы точно запомнил.

Мне показалось, что Энг знает о поэзии не больше меня.

– Послушай. Приканчивай там своё печенье и сосредоточься. О чём было стихотворение про Люси?

– Да кто его знает.

– Напрягись! Это важно.

– Окей, – Энг громко сглотнул. – Я думаю, миссис Грей объясняла, что Вордсворт писал стих о природе любви или чего-то в этом духе. И он ещё с ума сходил по Люси, но она может быть вымыслом, он тупо её придумал как символ или чего-то такое.