***

Прошло два дня, состояние девушки оставалось неизменным, прибор искусственного дыхания продолжал равномерно издавать звуки, практически отбивая удары сердца Азаровой. Головин вошел в палату с букетом свежих полевых цветов и вазой, которую уже успел выпросить у медсестер. Поставив цветы на тумбочку около кровати, молодой человек присел на стул, аккуратно беря Веронику за руку и слегка сжимая ее ладонь, передавая хотя бы частичку своего тепла.

Он просидел совсем недолго, когда почувствовал некое движение пальцев девичьей руки. Через несколько мгновений девушка шевельнула пальцами еще раз, неким образом цепляясь за руку Головина. Саша вздрогнул и перевел взгляд на ее лицо. Оно по-прежнему оставалось бледным, но если присмотреться, можно было увидеть, как слегка шевелятся девичьи ресницы. Молодой человек только сильнее сжал ее руку, мысленно надеясь на то, что это все не галлюцинации, что Ника и правда выходит из комы.

Головин продолжал неподвижно сидеть, когда девушка медленно открыла глаза. Саша неотрывно смотрел на нее, не зная, что ему делать: вскакивать и бежать за доктором или же остаться здесь с ней.

— В-в-вы кто? — прохрипела Вероника из-за длительного молчания, Головин же только удивленно вытаращил глаза, абсолютно не понимая, что происходит.

— Саша, — только и смог вымолвить молодой человек, и то, его голос сорвался.

— Вы мой друг? — Ника попыталась улыбнуться, но это движение отразилось болью, и она поморщилась.

— Я позову врача, — Головин отпустил ее руку и практически вылетел из палаты. В голову закрались догадки о том, почему девушка его не узнавала, но он усиленно их отгонял, потому что боялся, что они окажутся правдивыми.

Доктора он нашел быстро и вкратце объяснил случившееся. Мужчина тут же побежал в палату, собирая по пути всех медсестер, Саша же плелся где-то сзади. Достал телефон, позвонил родителям Вероники, Денису, опустился на лавку около палаты, переводя дух. Сердце билось как-то рвано, дышалось вообще через раз, в голове билась только одна мысль: «Она меня не помнит»

Через несколько минут приехали все, кого молодой человек успел обзвонить. Черышев выглядел очень взволнованным, хоть Саша и не рассказал ему о том небольшом разговоре с девушкой. Доктор вышел почти сразу же и пригласил всех в палату. Ника уже не была такой бледной, даже наоборот — на ее щеках появился легкий румянец. Девушка непонимающе всех осматривала, даже с неким интересом.

— Итак, Николай Петрович, Ольга Сергеевна, — врач видимо намеренно обратился только к родителям, но парни, стоявшие чуть сзади, этого даже не заметили, ловя каждое его слово. — У вашей дочери амнезия, надеюсь, обратимая. Пока ее воспоминания застряли тремя годами ранее, то есть ничего, что произошло с ней начиная с 2015 года она не помнит, — женщина всхлипывает, а мужчина снова прижимает к себе, обнимает, будто бы пряча от всего на свете плохого.

Саша опускает голову и закрывает рот рукой, чтобы сдержаться, чтобы не закричать. Она совершенно ничего не помнит, и не факт, что вспомнит, но она ЖИВА, а это сейчас важнее всего. Черышев никак не реагирует, но в его глазах можно прочесть столько эмоций, отчего появляются вопросы, как же он их вообще сдерживает-то.

Доктор еще что-то говорит, а Головин из-за спины отца Вероники смотрит на девушку, стараясь запомнить ее лицо до мельчайших подробностей, больше, скорее всего, ему такой возможности не представится. Она не помнит его. Не помнит. Не помнит…

***

Шли дни, и девушка медленно, но верно шла на поправку. Она по-прежнему никого не узнавала, но общалась с родителями и Денисом вполне дружелюбно. А Головин? Головин больше к ней не приходил. Он сбивал костяшки на руках в кровь, разносил квартиру, пару раз напивался до почти бессознательного состояния. Только это все не помогало, становилось только хуже день ото дня.

Напитки покрепче

Слова покороче-

Так проще, так легче

Стираются ночи.

Звонки без ответа,

Слова и улыбки.

Вчерашнее лето-

Смешная ошибка.

Однажды, допившись, казалось бы, до чертиков, Саша понял, что это, мать его, не выход. Только почему же так больно осознавать, что девушка, которую ты любишь больше всего на свете, тебе не помнит? Почему от этого хочется лезть на стену? Падать и снова лезть. Падать и снова лезть. Когда же он поймет, в конце-то концов, что в жизни не бывает так гладко всегда? Когда же он поймет, что боль, в какой-то степени, это вполне нормально? Никогда!

В день выписки Денис потащил его в больницу. Головин очень долго упирался, кричал, умолял, только Черышев и слушать ничего не хотел. Он насильно усадил Сашу в свой автомобиль, и чтобы тот не сбежал, сразу же заблокировал дверь. От Головина всего можно ожидать, особенно сейчас, когда он, казалось бы, совершенно выжил из ума.

Встречали только самые близкие: родители и Саша с Денисом. Ника выглядела хорошо, постоянно улыбалась, излучая какое-то счастье. Головин ловил каждую ее улыбку, каждое сказанное ей слово, каждый взгляд и не узнавал. Вроде бы девушка была та же — его Вероника, только все в ней изменилось. Головин больше не видел в ее глазах той любви, которую они когда-то излучали. Ее улыбка была скорее сейчас очень дружелюбной, нежели той, которой она всегда его одаривала. Единственное, что осталось неизменным — это голос. Молодой человек наслаждался каждым словом, вылетающим из его уст и винил во всем себя, как же, блять, он только винил себя во всем случившемся.

Если бы он не поступал как подонок, Нике бы и в голову не пришла идея уехать с Денисом в Испанию. Она бы не поехала в аэропорт, не попала бы в аварию и не забыла бы его, и сейчас, возможно, они были бы счастливы. А вообще, наверное, было бы просто отлично, если бы тогда, когда Алина захотела познакомить его со своей лучшей подругой, он бы отказался. Всего бы этого не было. Не было бы его любви, которая теперь никому не была нужна, не было бы боли, разъедающей изнутри не хуже серной кислоты, не было бы ничего, и того недолгого счастья рядом с Вероникой тоже не было.

Родители отвезли Нику домой, надеясь, что в домашней обстановке к ней быстрее вернется память. Саша же с Черышевым решили зайти в какой-нибудь бар и пропустить пару стаканчиков за здоровье девушки. Головин, правда, пил теперь только сок, не хотел снова превращаться в чудовищного алкаша с опухшим от похмелья лицом. Денис, в принципе, тоже не собирался напиваться, поэтому сегодняшний день был полностью днем трезвенника.

Они почти не разговаривали, каждый находился в своих мыслей, и никто не решался нарушить эту тихую идиллию. Черышев время от времени изучающе смотрел на друга, будто бы что-то хотел спросить, но не решался. Головин же даже головы не поднимал, сверля взглядом деревянный стол.

Сидели парни недолго, вечером у них была тренировка, которую нельзя было пропустить. Саша и так еле-еле удалось выпросить прощение за свое никудышное поведение у Станислава Саламовича, который сердился уже только для виду, чтобы таким образом проучить провинившегося молодого человека. Саша по-прежнему не общался с Антоном, который затаил на него нешуточную обиду. Однажды Головин хотел даже все рассказать Антону, но так и не смог, слишком тяжело было все ворошить, воспроизводить в памяти. Он только на тренировках оживал, но стоило прийти домой, в квартиру, где его теперь ждала Алина, которой он сам предложил переехать, как Саша превращался в тень, в призрака, во что-то угрюмое. Девушка его не трогала, она почти смирилась с тем, что молодой человек с ней только из-за ребенка, хоть он прямо ей этого и не говорил.