За полную дуру держит – это ясно.
Он прав.
Она же полностью соответствует и, согласно сценарию – поит, кормит и развлекает – покорно ведется, как дурочка недоразвитая, девочка семнадцатилетняя, на его дешевые провокации.
Дурацкие «наезды и подковырки».
Хотя каждый раз дает себе слово – быть выше.
Но не получается… черт побери! – «быть выше».
Ну, никак. Хоть умри.
Глупо и недостойно интеллигентного человека – скатываться на такой уровень.
Но этот проклятый «жеребец» – и нахлебник! – умел-таки всякий раз, непостижимым образом, задеть ее за живое и вывести из себя.
Вот и делай после этого добрые дела.
Наказуемы они – и еще как! – правильно люди говорят.
И не отвяжешься теперь.
Не отваливает – и все.
…Чертов этот «раненый боец» – «жилец» обнаглевший!
Те мужики из магазина интересовались им тогда сразу – на другой день. Почти два месяца назад.
С тех пор – тишина. А два месяца – это срок. Все быльем поросло.
Тянет «с отъездом» почему-то – медом что ли ему здесь намазано?!..
Странно, кстати. И подозрительно.
Очень подозрительно.
Маня отдышалась, грозно свела брови и, строго себя контролируя, объявила – голос у нее, тем не менее подрагивал:
– Леш, извини – но тебе пора на выход.
Леша выпрямился и воззрился на Маню.
– В смысле? Мань…
– В прямом смысле.
– Мань…
Вот тут бы Мане и замолчать намертво, с непреклонным видом – на этой своей последней фразе. И ни слова больше не произносить. Чтоб последнее слово – твердое и решительное – осталось за ней.
Так нет – не удержалась и выдала комментарий – на свою голову. Скатилась сама ниже плинтуса. За что заслуженно и схлопотала.
И так – каждый раз, каждый Божий день!..
– Не Мань. Не фамильярничай со мной, много раз просила. Ты, Леш, зажился здесь… у меня – лишнего. По своим причинам. Но меня они не касаются, прости. Достаточно, Леш. Хорошего понемножку. Ты, Леш, на настоящий момент – более, чем здоров. А остальное – твои дела, твои проблемы, уж извини.
Леша согласно кивал на ее слова и неопределенно молчал.
– Да, да, Леш. Терзают тебя, Леша, самые разные соображения. И мучают. Сексуального порядка, к примеру. Вот ты ко мне и цепляешься – проходу просто не даешь! Вывод простой – тебе, Леш, да-а-авно пора обратно, домой, «в большую жизнь». К жене и детям.
Леша хмыкнул.
– Ты, Леш, по всему – мужчина суперэнергичный и супердеятельный, несмотря на свои временные трудности, так сказать. И тут у меня явно застоялся. Маешься. От безделья, в основном. Развернуться тебе тут негде, – прорвало вдруг Маню на злобной ноте, – простору мало… образно говоря, Леш. Да и я, признаться, подустала. Так что – домой, и как можно скорей! Там, кстати, и удовлетворишь… свои неудовлетворенные, накопившиеся за почти два месяца, недюжинные сексуальные потребности. Ну, а заодно – и остальные свои проблемы решишь, Бог даст!.. От души желаю.
И Маня, с достойным видом по типу «разговор окончен», потянулась через стол и придвинула к себе коробку от торта, за которую прятался Леша, стряхнула в нее тряпку и аккуратно сложила тряпку в четыре раза.
Напрасно, ох, напрасно она озвучила эти последние свои мысли… Не надо было. Не стоило вообще ввязываться, знала же прекрасно – с Лешей ей не тягаться.
Пикировки их бесконечные Маня неизбежно проигрывала.
И сейчас – проиграла.
– Потребности свои сексуальные, – с лету невозмутимо подхватил Леша, снова небрежно развалясь на стуле, – я, Мань, как любой нормальный мужик – могу удовлетворить где угодно. И без извращений, заметь Маняш, а как положено – естественным путем. Стоит только оглядеться на местности. – И он внимательно посмотрел на Маню – очень внимательно. Маня, которая, презрительно поджав губы, теребила в руках сложенную тряпку, сначала раздраженно насупилась, а потом – под его пристальным взглядом – начала нервно моргать.
Леша засмеялся и встал. Похлопав себя зачем-то по пустым карманам чуть сползших джинсов, предварительно, как-то намеренно цинично-небрежно, характерным мужским жестом, слегка поправив-подтянув их на бедрах, ленивой развалочкой «матерого мужика» прогарцевал к выходу, по пути покровительственно потрепав Маню по макушке:
– Я сейчас, Мань. Быстро. Подожди меня, – распорядился он, направляясь, судя по всему, «по малым делам».
Маня, с унылым видом, бессильно опустилась на стул. Настроение у нее окончательно испортилось.
Леша на самом деле быстро вернулся и снова устроился за столом напротив Мани, как ни в чем не бывало возобновив прерванный разговор.
– Пекло такое на улице, Мань!.. Так на чем мы остановились… Ах, да. На моих сексуальных потребностях. Вот хоть Верку возьми, Мань! Она ничего, кстати, смазливенькая… и ладненькая… – маслено прищурился «матерый мужик» Леша, тут же оседлав любимого конька. И взглянув на Маню, быстро: – Ну ладно, Верку отставим… ну ее – ты нервничать сразу начинаешь, Марусь…
У Мани действительно ощутимо дернулся глаз. Левый, зеленый. Руки слегка затряслись мелкой дрожью ненависти.
«Главное – не обращать внимания. Чепуха все это и… чушь, по большому счету. Даже забавно. Просто неудачное стечение обстоятельств. Для нее, к сожалению, по жизни свойственное. Дурная бесконечность, виртуальный водоворот, проклятая воронка, затянувшая ее.
Какой-то чужой человек. Абсолютно чужой мужик.
Что мне до него?!..
По воле случая и… моей воле отчасти, он завис на моей шее и… активно развлекается за мой счет. На моих костях.
Временно, слава Богу.
Сегодня-завтра свалит, и – какое счастье! – я больше никогда его не увижу».
…Сфера интересов – бабок срубить, пожрать, бухнуть и – бабу. Предпочтительно, «из подстаканника». Или, за неимением – какая подвернется, по обстановке, любую. И все. Полный примитив. Как и все… такие. Пошлый дурак и козел. Хам. Как собеседник – ноль. Повернутый на сексе.
Сексуально озабоченный.
Видно, точно – «голодный».
Кстати, насчет «бабок срубить» – это еще большой вопрос. Полная неясность. Посулил много. Обещал расплатиться «по полной» за помощь и за «постой». Ну-ну. Посмотрим. Заливает, скорей всего. Слиняет – и с концами. Ищи ветра в поле.
Ну и ладно. Тут только перекрестишься обеими руками.
Все эти мысли вихрем пронеслись в Маниной кипящей голове. Она сидела, бессмысленно глядя в стол и неверной, немного трясущейся рукой машинально возила тряпкой по столу в одному и тому же месте, борясь с уже давно несуществующим пятном и рискуя протереть клеенку до дырки.
А Леша, временно заткнувшись, с многозначительной ухмылкой изучал Маню и ее руку, терзающую клеенку.
«Зависла», – хмыкал он про себя. Маня часто «зависала».
И не мешал ей.
Скорее, легко, как с экрана, считывал ее мысли…
«… Не очень-то мне нужны его „бабки“, если честно, – грустно усмехнулась про себя Маня. – И вообще – „бабки“, как таковые. Зачем? – мысленно пожала она плечами. – У меня совсем другие… жизненные планы, но сейчас не об этом, – торопливо одернула она себя. – Просто у меня свои проблемы, своя жизнь, и…
Да фиг с ним, с этим Лешей!..
А пока, главное – не вестись. Дотерпеть. Недолго осталось – сам сказал. И „быть выше“. Игнорировать. Как вариант, можно просто грубо послать. Или нет… увязнешь. Лучше всего – не обращать внимания. Смешно, ей Богу! Ну, что мне до него? До того, что он тут несет… нон-стопом?!»
Прихватив тряпку и коробку от торта, Маня независимо встала и поплыла на веранду. Вернувшись с веником и совком, стала максимально спокойно, с деловым видом, подметать вокруг стола.
«Не обращая внимания».
… Накрошили-то как во время пиршества – размажется, прилипнет, не отдерешь потом!..
«Божий… помидорчик какой-то! Вернее, арбузик. Нет, все же – пончик». – Леша, насмешливо улыбаясь, следил глазами за трудившейся вовсю, сердито сопевшей Маней, и даже ножки свои, как давеча тарелочку, приподнял услужливо, чтобы та могла промести.