<p>

3</p>

   После внезапной кончины дяди, Станиславский обнаружил в ящике письменного стола завещание, в котором было объявлено, что все движимое и недвижимое имущество, счета в банках, ценные бумаги передаются ему по наследству. Но с условием. Он должен выполнить последнюю волю покойника, и похоронить его с почестями в полночь. Юридически документы оформлены правильно и точно. Что оставалось делать?

   Август долго искал оркестр - никто не соглашался играть в это время суток, мало того - музыканты бежали от него, как от чумового. Наконец таковые чудаки нашлись, и без торгов прибыли к назначенному месту. Что их подвигло на странный поступок? Очевидно не деньги, вид их был респектабельным: сытые, гладко выбритые лица, аккуратные прически, отглаженное платье и зеркально начищенная обувь - говорили об обеспеченности. Да и цена на услуги, если честно - риторическая. Один рубль. Словом, вся семерка музыкантов выглядела приличными милыми людьми.

   Кладбище, если по прямой, от дома с километр. Выходить необходимо за полчаса до полуночи, и в полночь быть на месте. Все приготовления проведены, Август с трудом упросил друзей присутствовать на процедуре, все было готово.

   Покойника вынесли. Небо, затянутое с вечера тучами, высветилось зловещими отблесками пробивавшейся луны.

   Тихо, тишина давила на перепонки. Никто не разговаривал, не сверчали кузнечики, не звенели комары, воздух был бездвижен и безмолвен.

   И грохнул оркестр. Музыка вздыбила децибелами засыпающий город. Проходя по улицам, Август видел захлопывающиеся окна, и как торопливо-испуганно крестятся обитатели домов в освещенных квартирах.

   Траурная процессия немногочисленна. Музыканты, а следом Август и журналисты-товарищи: длинноволосый, модный Виктор - редактор газеты, Артем - газетный волк, редакционный художник Эдичка и Сюзанна. Впереди, для освещения, урчал чахлый горбатый москвичок 1952 года выпуска, в его желтых лучах летали юркие и мерзкие летучие мыши, стаями носилась мошкара, напуганные шумом, взмывали с тополей тысячи ворон и галок. Друзья обещали Станиславскому проблемы с блюстителями порядка, к этому он внутренне был готов. Максимум, что ему могли предъявить - нарушение тишины в общественном месте после 23-х часов. Действительно, где, в каком кодексе записано, когда разрешено проводить похороны? Следовательно он виновен лишь в нарушении тишины.

   Стоит подумать - они явились. Двоих с рациями, в портупеях и красных фуражках высветил древний автомобиль. Станиславский выдвинулся вперед для переговоров, процессия остановилась, смолкла музыка, гроб держали на плечах. Как и следовало ожидать, переговоры затянулись, долго и нудно он повествовал о завещании дяди, причем повествовал, очевидно, настолько неубедительно, что маленький сержант все время таращил глазенки и переспрашивал всякую фразу. А рядовой красноречиво вертел резиновой дубинкой у своего носа и нетрезво склабился. В конце концов всем надоело стоять, Август по-простецки сунул купюру во влажную руку сержанта и они с музыкой тронулись дальше. За последним поворотом - могила. Выкопана она была особняком, к западу от кладбища, на большом расстоянии от последних оградок, в точности, как записано в завещании.

   Открытое поле. Заползала луна в тучи. Сюзанна вцепилась Станиславскому в руку и прижавшись, двигалась рядом. Вдруг сверху громыхнуло. Загорелась молния, освещая кладбищенские кресты. Тугой дождь хлеснул по крышке гроба.

   Сюзанна умоляюще выдохнула: - Скорее! - и потянула Августа за рукав. - Скорее!

   Они основательно вымокли, с волос обильно бежало за шиворот, ручьи растекались по спине. Жирная грязь мешала передвигаться. Эдичка и Виктор неумело заколачивали гроб молотками, при этом Эдичка отбил себе палец и буквально выл от боли, а Виктор загадочно улыбался. Наконец гроб опустили в могилу и, кинув по обычаю жменьки грязи, принялись её закапывать. Назад бежали, жалея, что отпустили напуганного водителя москвичонка раньше времени. Затем уже дома, просушившись, выпили водки и приняли трапезу из семи блюд. Словом, Станиславский честно выполнил обязанности перед дядей.

<p>

4</p>

   Август все еще вертел серьги Сюзанны и рассматривал листок с номером семь. В это время в дом постучали, и, не дождавшись разрешения - ввалился Артем, отбиваясь от рассвирепевших собак.

   - На огонек! - прохрипел он, протягивая ладонь для рукопожатия. - Не помешал?

   - Нет. - успокоил Август, увлекая его в комнаты.

   - Проезжаю мимо, вижу - лучик пробивается.

   - Что, давно не виделись? Пить будешь? Пиво, коньяк?

   - Пивка с удовольствием.

   Станиславский откупорил пару банок и поставил на стол. Артем залпом проглотил одну и принялся за вторую, но пил уже медленно, смакуя и наслаждаясь.

   - Чего явился в два часа ночи?

   - А что?

   - Оригинально...

   - Я ведь знаю, когда у тебя умственный всплеск. Работаешь наверное, чирикаешь в тетрадях? - Артем развалился в кресле, где только что сидела Сюзанна.

   Сюзанна, Сюзанна. Какая молочная, без загара кожа! Вытянутая, как у Нефертити - шея, в которую хочется впиться и замереть на ней! Блаженствовать и ощущать! Вдыхать запах волос и видеть это легкомысленное создание.

   Сквозь толстые очки Артем внимательно разглядывал Августа, ожидая ответа.

   - Чирикаешь ведь? А! - махнул рукой. - Чего я к тебе пристал?

   Когда махнул он рукой - странное привиделось Станиславскому. Ему привиделось, как он позже рассказывал, будто это и не рука вовсе, то есть рука то рука, но вместо ладони - лапа. Левая - обычная, человечья, но из рукава правого, пристегнутого запонкой с позолотой - торчала мохнатая, когтистая лапа. Он отвел глаза и встряхнул головой, стараясь делать это незаметно. Затем вновь повернулся к гостю. На лапу уже была напялена не менее странная резиновая диэлектрическая перчатка. Такая нелепость: изысканный галстук, великолепная сорочка, дорогие роговые очки, дородная фигура Артема - и грубейшей работы резиновая перчатка, продукт зачуханной резиновой фабрики! Но что ещё поразило? Перчатка была бракованная. Грубая, резиновая и - семипалая! На ней семь пальцев!