В ВОСЕМЬ ТРИДЦАТЬ КУП остановился у гаража в центре города. Он последовал за «Ниссан-Максима» вверх по рампе, припарковался в нескольких местах от него и медленно вышел из грузовика. Владельцы «Максимы» поднялись на лифте; Куп снял пластины с «Максимы».

  Он отнес их обратно к грузовику, на мгновение скрылся из виду, когда по пандусу подъехала другая машина, затем прикрепил украденные номера поверх своих стальными защелками. Дело двух минут.

  Поузи вел активную общественную жизнь и почти каждую ночь выходил в свет, в основном в спортивные бары. Куп проверял, звонил, звонил снова, звонил в третий раз, но так и не получил ответа, прежде чем отправиться обратно в дом.

  Ночь была теплая, влажная и пахла скошенной травой. Весь район гудел от кондиционеров, спрятанных по бокам домов. Окна и двери будут закрыты, и если потребуется, он сможет немного пошуметь.

  В четырех кварталах от Поузи группа подростков, три девочки, два мальчика, стояли на углу улицы и курили, длинные волосы, длинные рубашки, свисающие поверх джинсов, смотрели на него прищуренными глазами, когда он проезжал в грузовике.

  Несколько желтых и белых лампочек на крыльце все еще горели, а из открытого освещенного гаража доносились звуки легкой музыки. На улице были припаркованы машины — их было немного; район был слишком богат для этого.

  Он обошел дом. Это выглядело правильно — Поузи обычно оставлял включенным два фонаря, когда отсутствовал. У Купа с собой была восьмерка: он нанес удар, потом еще один, достал инструменты из-под пассажирского сиденья и поехал обратно в дом. Въехал в подъезд. Подождал секунду, глядя на шторы, проверяя улицу, взял свои инструменты и вышел, подошел к входной двери и позвонил в дверь.

  Собака лаяла; лай был громким, слышным на улице. Никто не подошел к двери. Собака продолжала лаять. Куп вернулся к дому, в последний раз проверил окрестности, затем прошел вдоль гаража.

  Сторона гаража была без окон и выходила на соседний гараж без окон. Между ними его не было видно. Задний двор, однако, был другим, потенциально опасным. Он остановился на углу гаража и оглядел дома на соседней улице напротив дома Поузи. Там были огни, и мужчина читал газету за панорамным окном двумя домами дальше. Хорошо. . . .

  На КУПЕ был спортивный костюм, расстегнутая куртка поверх белой футболки. В кармане для рук он носил пару водительских перчаток. В одной перчатке был засунут парусный компас, называемый «хоккейной шайбой», а в другой — небольшой пластиковый фонарик. Он нес восемнадцатидюймовый лом на штанинах, крюк был на талии штанов.

  Он подождал две минуты, три, с учащенным сердцебиением, затем застегнул куртку и натянул перчатки. Почти невидимый, он обогнул угол дома, пока не остановился за карликовой елью, глядя на первый балкон.

  Нижняя часть балкона находилась на высоте восьми футов. Он согнул ель, нашел ветку в двух футах над землей, которая выдержала бы его вес. Он шагнул вперед, чувствуя, как прогибается ель, но зацепился за нижнюю перекладину перил то одной, то другой рукой. Он вскарабкался, как обезьяна, царапая коленную чашечку о бетонный край балкона. Он подождал несколько секунд, не обращая внимания на боль в колене, прислушиваясь, ничего не слыша, затем проверил жесткость перил балкона.

  Твердый. Он встал на него, тщательно балансируя, потянулся за край верхнего балкона, ухватился за перила и позволил себе свободно раскачиваться. Когда его раскачивание замедлилось, он подтянулся и перелез через перила на верхний балкон.

  Он снова остановился, чтобы послушать. Собака перестала лаять. Хорошо. Теперь он был на третьем этаже, рядом с комнатой, которую, как он считал, никто не использовал. Он заметил спальню Поузи в углу второго этажа. Это должна быть комната для гостей, если карта грузчика верна. И это не было бы подстроено для сигнализации, если бы Поузи не был настоящим параноиком.

  Ничего не услышав, он встал и посмотрел на раздвижные стеклянные двери. Трасса не была перекрыта: это облегчало задачу. Он попробовал саму дверь, на случай, если она была незаперта. Не было. Он вынул из штанов лом, прижал его острие к стеклу и медленно, осторожно навалился на него всем телом. Стекло треснуло почти бесшумно. Он начал снова, чуть выше первой точки, надвигаясь вниз. . . и получил еще одну трещину.

  В третий раз стекло внезапно рухнуло, оставив дыру размером с его ладонь. Он не издал ни звука громче осторожного кашля. Он протянул руку через дыру, щелкнул замком, потянул защелку и отодвинул дверь назад. Остановлено. Слушал. Внутри он включил фонарик. да. Спальня, с ощущением неиспользования.

  Он прошел через комнату к двери спальни, которая была закрыта, вынул компас, подождал, пока стрелка остановится, и провел ею вдоль края двери. Стрелка оставалась неподвижной, за исключением рукоятки, где она отклонялась. Дверь не была защищена; он не ожидал, что это будет так, но потребовалось всего мгновение, чтобы проверить.

  Он открыл дверь, наполовину ожидая, что собака будет там, но обнаружил пустой холл, тускло освещенный фонарями внизу.

  Вниз по лестнице, медленно, прислушиваясь. Ничего. Через зал.

  Затем: когти собаки на виниловом полу кухни, с неуверенным лаем. Несколько гавков было нормально, но если собака вышла из-под контроля… . . Он перехватил лом, держа его за плоский конец.

  Собака вышла из-за угла кухни, увидела, что он стоит там, и залаяла. Старый пёс, ноги немеют, шерсть на морде седеет. . .

  — Сюда, мальчик, иди сюда, — мягко сказал Куп. «Иди сюда, мальчик. . ». Он подошел к собаке, вытянув левую руку, сложенную чашечкой, правая позади него. Собака попятилась, выпрямившись, лая, но позволила Купу подойти поближе. . . .

  — Вот, мальчик. Еще шаг, еще один.

  «Гав». Чувствуя опасность, пытаясь отступить. . .

  Куп прихлопнул собаку, как муху. Лом попал ей в середину черепа, и собака упала без хныканья, с последним гавком. Мертвое, когда оно упало на пол, его ноги дернулись, судорожно бегая по винилу.