«Теперь этому ребенку не помогут, писатель», — сказала Эмили, и по ее щеке потекла слеза.

  Грив похлопал ее по плечу — Офицер Дружелюбный, — и Лукас отвернулся, засунув руки в карманы, и шагнул к двери. Здесь ничего.

  — Тебе следует поговорить с Бобом, в соседней квартире по коридору, — сказала Эмили. Она взяла рулон упаковочной ленты и коробку, сформировав из нее куб. Она оторвала кусок ленты, и это звучало так, как будто она рвала лист. — Он вошел как раз перед тем, как ты пришел сюда.

  — Боб был другом Шармань, — объяснил Грив Лукасу. — Он был здесь в ночь, когда она умерла.

  Лукас кивнул. "Отлично. Мне жаль твою мать».

  "Спасибо. Надеюсь, вы их получите. . . эти ублюдки, — сказала Эмили, и ее голос перешел в шипение.

  — Вы думаете, ее убили?

  — Что-то случилось, — сказала она.

  БОБ ВУД БЫЛ еще одним учителем общей науки в Центральной школе в Сент-Поле. Он был худым, лысеющим, обеспокоенным.

  — Мы все уйдем, раз Шарманье больше нет. Город даст нам немного денег на переезд, но я не знаю. Цены ужасные».

  — Ты что-нибудь слышал той ночью? Что-нибудь?"

  "Неа. Я видел ее около десяти часов; мы свозили наши алюминиевые банки на переработку и вместе поднялись в лифте. Она как раз собиралась спать».

  «Не был в депрессии. . . ».

  «Нет, нет, она была довольно оптимистичной, — сказал Вуд. «Я скажу вам то, что я сказал другим полицейским: когда она закрыла дверь, я услышал, как щелкнул замок. Выкинуть болт можно было только изнутри, и делать это приходилось ключом. Я знаю, потому что, когда она его получила, она беспокоилась о том, что может попасть внутрь из-за огня. Но однажды Черри напугала ее — я думаю, просто посмотрела на нее и напугала — и она начала запирать дверь. Я был здесь, когда они сбили его. Пришлось взять с собой кусок стены. Они нарисовали, но вы можете увидеть контур там».

  На стене виднелась слабая выпуклость штукатурки. Лукас коснулся его и покачал головой.

  «Если бы там что-то случилось, я бы это услышал», — сказал Вуд. «У нас общая стена в спальне, и кондиционер не работал пару дней. Шума не было. Было жарко и жутко тихо. Я ничего не слышал.

  — Так ты думаешь, она просто умерла?

  Вуд дважды сглотнул, его кадык качнулся. «Боже. Я не знаю. Если ты знаешь Черри, ты должен подумать. . . Боже».

  НА УЛИЦЕ Лукас и Грив смотрели, как маленькая девочка едет по тротуару на крошечном велосипеде, падает, поднимает его, начинает сначала и снова падает. «Ей нужен кто-то, кто побежит за ней, — сказал Грив.

  Лукас хмыкнул. — Разве не все?

  — Большой философ, да?

  Лукас сказал: «Вуд и Картер делили стену».

  "Да."

  — Вы смотрели на Вуда?

  "Да. Он считает, что газетные комиксы слишком жестоки».

  - Но там может быть что-то. Что можно сделать с общей стеной? Проткнуть его иглой, закачать бензин или что-то в этом роде?

  "Привет. Давенпорт. Никакой токсикологии, — резко сказал Грив. « Нет никакой гребаной токсикологии. Ты смотришь в словарь по токсикологии , там есть фотография пожилой дамы и написано: «Не она». ”

  "Ага-ага. . . ».

  «Она не была отравлена, отравлена газом, зарезана, застрелена, задушена, забита до смерти. . . что еще там?"

  — Как насчет удара током? — предложил Лукас.

  «Хмф. Как они это сделали?

  "Я не знаю. Подцепите несколько проводов к ее кровати, проведите их под дверью, а когда она сядет в кровать, хлопните, и тогда они выдернут провода».

  — Простите, что я хихикаю, — сказал Грив.

  Лукас оглянулся на многоквартирный дом. — Дай мне подумать об этом еще немного.

  — Но это сделала Черри?

  "Ага." Они посмотрели на лужайку. Черри стояла на другом конце, стоя на коленях над тихой газонокосилкой, играя на скрипке и наблюдая за ними. — Можешь отнести в банк.

  Лукас взглянул на часы, когда они вернулись к машине: они пробыли в квартире почти час. — Коннелл меня разорвет, — сказал он.

  «Ах, она укус в заднице», сказал Грив.

  Они столкнулись с Мэй Хайнц на парковке, когда она садилась в машину. Лукас посигналил, крикнул: «Как дела?»

  Подошел Хайнц. «Эта женщина, офицер Коннелл… . . она довольно интенсивная».

  "Да. Она."

  «У нас есть один из тех рисунков, но… . ».

  "Какой?"

  Хайнц покачала головой. «Я не знаю, мой это рисунок или ее. Дело в том, что это слишком конкретно. Я в основном помню парня с бородой, но теперь у нас есть вся эта картина, и я не знаю, правильно это или нет. Я имею в виду, это кажется правильным, но я не уверен, что действительно помню это, или это просто потому, что мы попробовали так много разных картинок».