Митфорд казался пораженным. "Понедельник?" Он посмотрел на Хендерсона. «Мы не можем ждать до понедельника».

  Хендерсон покачал головой и сказал: «Лукас, когда я сказал, когда… . . Я имел в виду до завтрака или после? Мы не можем ждать до вечера или завтра. Вашингтон нас убивает. Пятьдесят штатов, знаете ли, CBS. . . ”

  — Да, да, я это знаю.

  «Они хотят, чтобы я перешел на Третий канал и сделал отрывок в одиннадцать часов, — сказал Хендерсон. «Затем они переключаются на Фарго для сегмента с Вашингтоном. Я хочу иметь возможность сказать, что мы произвели арест, и я хочу сказать кое-что о том, что, по нашему мнению, произошло. Если я это сделаю, мы трахнем этого парня. Вашингтон. Я бы хотел трахнуть его. Любить это." Он повернулся в кресле, один раз полностью, а затем еще раз, его розовый язык прилип к нижней губе, как будто он пробовал слово « ебать», его очки блестели в свете верхнего света. «Люблю трахать его».

  — Было бы хорошо, — сказал Митфорд. — И это было бы национально.

  Лукас начал: «Если мы пытаемся построить дело… . . ”

  «Это не имеет значения. Послушайте, у нас есть Х объем информации, чтобы арестовать его и получить от него образец ДНК. Тогда нам придется подождать день или два, чтобы обработать его образец. Так . . . почему бы не схватить его сейчас?

  "Только что . . . Лукас посмотрел на Роз-Мари. — Не похоже на порядок.

  — Могу я получить немного этого кофе? — спросила Роз-Мари. «Я лучше говорю, когда вижу».

  — Конечно, — сказал Хендерсон. "Разрешите . . . ”

  «Лукас, все остальные правы, а ты ошибаешься», — сказала Роз-Мари, когда Хендерсон налил ей чашку. «У нас есть две вещи: большое преступление и большая проблема с рекламой. Мы можем задушить проблему публичности до того, как она выйдет из-под контроля, и не навредить уголовному делу».

  «Если мы действительно нанесем вред уголовному делу, — сказал Митфорд, — то мы сделали так, что провалили дело против умного, трудолюбивого парня, на которого работают сотни миннесотцев и который убил пару головорезов, которые похитил и предположительно хладнокровно убил его дочь. Так что, черт возьми?

  Лукас сказал Митфорду: «Не завязывай шорты». а потом губернатору: «Ты говоришь бери, мы берем. Сейчас семь тридцать, я могу выгнать Дела из постели, мы спустимся и заберем его. Мы можем забрать его, скажем, не позднее десяти, и вы можете сделать объявление. У меня есть номер мобильного телефона Нила, если он будет с вами.

  — Буду, — сказал Митфорд. Он вскочил и потер руки, как замерзший перед огнем. "Горячая чертовски. Мы пришли, мы увидели, мы надрали задницу. А также . . . он республиканец».

  — Бедный ублюдок, — сказала Роз-Мари.

  — Ты звонишь? — спросил Лукас, глядя на Хендерсона.

  — Возьми его, — сказал Хендерсон.

  ДЭЛЬ БЫЛ ТАКОЙ же ночной совой, как и Лукас, и не был счастлив, когда Лукас вытряхнул его из постели. Жена Дела, Шерил, уже проснулась и писала счета на кухне, когда Лукас прибыл, и она отправила Лукаса обратно в спальню, чтобы сделать грязную работу. Лукас просунул голову в дверь и проворковал: «Вставай, соня. Время работать."

  Ничего.

  «Соня, вставай. . . ”

  — Надеюсь, ты умрешь от проказы, — простонал Дель. Он приподнялся на локтях. "Что ты хочешь?"

  — Это не то, чего я хочу, — сказал Лукас. — Это то, чего хотят губернатор, Роз-Мари и МакКорд. Они хотят, чтобы Соррелла арестовали сегодня в десять утра, и мы с тобой поедем вниз с парой парней из BCA в другой машине, и мы вытащим его, брыкающегося и кричащего, из его особняка.

  — Ты не можешь сделать это сам?

  «Я мог бы, но тогда мне было бы плохо, зная, что ты здесь, наверху, в хорошей теплой постели, спишь допоздна, пока я таскаю свою задницу до самого Рочестера».

  "Отлично." Он откинулся на подушку. — Просто дай мне еще одну минуту.

  Лукас не покупал эту рутину.

  ДЖЕНКИНС И ШРЕЙК были официальными плоскостопиями BCA . Большинство других агентов имели степень в области психологии, социальной работы, бухгалтерского учета или информатики и занимались по два часа в день в спортзале. Дженкинс и Шрейк окончили общественный колледж Хеннепина с сертификатами правоохранительных органов, и, насколько всем было известно, это был последний раз, когда они взламывали книгу, на обложке которой не было имени Тома Клэнси. Оба они курили и слишком много пили, оба были пару раз разведены, и Лукас точно знал, что они оба несут соки. Их чаще всего отправляли арестовывать людей, потому что, по их признанию, работа им нравилась.

  Лукас и Дел ели яичницу-болтунью в ресторане Бейкерс-сквер на Форд-Паркуэй, в шести кварталах от дома Лукаса, когда прибыли двое других. Дженкинс был коренастым мужчиной, небритым, с седыми волосами и подозрительными глазами. Шрейк был высоким и худощавым, гладко выбритым, с тонкими, как карандаш, белыми усами, тоже седым с подозрительными глазами. На обоих были шляпы и застегнутые шерстяные пальто, а у Шрейка к нижней губе была приклеена незажженная сигарета. Они не сидели, а стояли возле будки, глядя вниз, засунув руки в карманы пальто, как парочка бродячих головорезов Штази из Восточной Германии. Они закончили фразы друг за друга.

  Дженкинс: «Если мы сможем арестовать этого мудака в десять… . . ”

  Шрейк: «Мы можем вернуться сюда вовремя, чтобы посмотреть игру плей-офф».

  Дженкинс: Если вы, ребята, ничего не облажаетесь.

  Шрейк: «В таком случае мы пропустим игру».