Поднялся ветер, срывая снег с земли. Он был бы достаточно далеко от фермы, чтобы нельзя было увидеть. Он продолжал двигаться, свет в окне фермерского дома гас за его спиной. В темноте, на снегу вообще не было никаких отличительных ориентиров.
Он сосредоточился на трассе и одометре. Через четыре десятых мили после того, как он свернул с 36-го шоссе, он притормозил, глядя в левое окно. Сначала он не видел ничего, кроме снега. Через сотню футов или около того дерево вырисовывалось, и он остановился, затем осторожно дал задний ход, поехал вперед и снова попятился, пока не остановился через дорогу.
"Какой?" Кэш застонал сзади. "Какой?"
Здоровяк подошел к кузову грузовика, открыл его, схватил толстый кусок скотча вокруг ног Кэша и вытащил его из грузовика, как если бы он разгружал пиломатериалы. Плечи Кэша ударились о мерзлую землю с мясистым ударом. Здоровяк схватил его за ленту и протащил мимо первого дерева в то, что было из машины, в темноте, невидимой рощей деревьев.
Одно из деревьев, кедровый дуб, маячило на самом краю освещения, отбрасываемого фарами автомобиля. Веревки были переброшены через тяжелую ветку в пятнадцати футах над землей. Здоровяк, пошатываясь под тяжестью Кэша, бросил его за одну из веревок и вернулся за Уорром. Когда он подвел ее к висячему дереву, борясь и пинаясь против него, он бросил ее рядом с Кэшем.
«Не могу этого сделать, чувак», — закричал Кэш. «Это убийство». Буря вокруг них на мгновение утихла, но снежные шарики все еще хлестали по деревьям, жаля, как множество ВВ.
«Пожалуйста, помогите мне», — обратился Уорр к Кэшу. "Пожалуйста пожалуйста . . . ”
— Убийство? — крикнул здоровяк в ответ Кэшу, возвысив голос над ветром. Он оторвался от них, к торчащей из снега ветке дерева, оторвал ее от промерзшей земли и, пошатываясь, побрел обратно к Кэшу. — Убийство? Он начал бить Кэша длинной палкой, сдирая полоски кожи со спины и ног Кэша. человек метался по земле, спотыкаясь по снегу, пытаясь уйти. «Убийство, гребаное животное, убийство… . . ”
Через некоторое время он остановился, слишком усталый, чтобы продолжать, и швырнул палку обратно в деревья. — Убийство, — сказал он Кэшу. — Я покажу тебе убийство.
Здоровяк подвел одну из веревок к Кэшу, туго завязал петлю на его шее, прочными узлами. То же самое он проделал со второй веревкой на шее Уорра. Теперь она сильно дрожала от холода.
Когда он закончил, здоровяк отступил, посмотрел на них двоих, сказал: «Черт возьми, ваши бессмертные души» и начал тянуть веревку, привязанную к Кэшу. Кэш перестал кричать, когда веревка впилась ему в шею. Он был тяжелым, и здоровяку приходилось бороться с его весом и грубым трением веревки о ветку дерева. Наконец, не в силах поднять его в воздух, здоровяк поднял его и одновременно потянул за веревку, и ноги Кэша поднялись над землей всего на жалкие шесть дюймов. Он не сопротивлялся. Он просто висел. Здоровяк обвязал нижний конец веревки вокруг ствола дерева и проверил ее на вес. Это держалось.
Уорр умолял, но здоровяк не мог ее слышать — позже он не мог вспомнить ничего из того, что она говорила, кроме того, что было много шепота « Пожалуйста » . Не сделал ей ничего хорошего. Не приносило ей никакой пользы, когда она боролась с ним, хотя это могло дать ей короткое тридцать секунд удовлетворения.
Он не мог поднять ее достаточно высоко, чтобы оторвать ноги от земли, и когда он изо всех сил пытался это сделать, между краем рукава его пальто и перчаткой на правой руке открылось пространство. Пространство, теплая плоть наткнулись на ее лицо, и быстрая, как кошка, она впилась зубами в его руку, яростно кусая, крутя головой против его руки. Он отпустил веревку, и она упала, держась зубами, потянув его вниз, и он стучал ей по голове, пока она не отпустила.
Она стонала, когда он поднял ее, и она выдавила: «Мы не единственные».
Это остановило его на мгновение: «Что?»
— Они придут за тобой, ты, хуесос. Она плюнула в него с расстояния трех дюймов и ударила его по лицу. Он вздрогнул, схватил ее за талию и поднял выше, его перчатки были скользкими от крови, а затем он поднял ее достаточно высоко и отступил, крепко держась за веревку, и она высвободилась, и ее стоны прекратились. Ему удалось подтянуть ее еще на четыре дюйма, а затем привязать веревку к стволу.
Несколько минут он наблюдал за ними, покачивающимися в снегу, в тусклом свете, с наклоненными головами, с сильно вытянутыми телами, как у мучеников на картине Эль Греко. . .
Затем он повернулся и ушел от них.
Возможно, они уже были мертвы, или это могло занять несколько минут. Ему было все равно, и это не имело значения. Он медленно и осторожно съехал с боковой дороги через Бродерик на юг. Он был далеко, прежде чем почувствовал боль в запястье и кровь, стекающую по рукаву к локтю. Когда он повернул руку в тусклом свете машины, то обнаружил, что она откусила кусок плоти от его запястья, дольку лимона, которая все еще обильно кровоточила.
Если его остановит полицейский и увидит. . .
Он остановился в темноте, обмотал запястье бумажными полотенцами и куском изоленты, вышел из грузовика, вымыл руку и руку снегом, бросил окровавленную куртку в кузов грузовика и выкопал более легкое пальто из сумки сзади.
Возвращайся домой, подумал он. Сожгите пальто, выбросьте грузовик.
Добраться до дома.
2
ПОГОДА ДЭВЕНПОРТ сонно вылез из постели. Ребенок орал от голода в своей спальне дальше по коридору, и это она начала. Лукас проснулся от звонка экономки: «Я поймала его, Уэзер. Я вверху."
— А, отлично, — сказал Уэзер. Она вернулась к кровати, села, посмотрела на часы.
"Вставать?" — спросил Лукас.
— В любом случае, тревога сработает через пятнадцать минут, — сказала она. Она зевнула, вдохнула, выдохнула, оттолкнулась от кровати и направилась в ванную, на ходу стягивая хлопчатобумажную ночную рубашку. Лукас, лежавший в полусне под сумасшедшим одеялом, не мог видеть ничего, кроме темноты по ту сторону деревянных планок, закрывавших окно. Январь в Миннесоте: солнце взошло в 11:45 и зашло в полдень, подумал он.
