Он взял карту города, сунул ее в карман, проверил свои запасы мелких купюр, сказал себе: «Это сумасшествие» и вышел через гараж. Он мог бы пройти через дверь гаража на задний двор, но для этого ему пришлось бы стоять на открытом месте, у белой обшивки дома. Но изгородь бежала вниз сбоку. . . .

  Внутри гаража было темно как смоль. Он закрыл за собой дверь и нащупал окно. Он нашел его, отпер, медленно поднял окно и шагнул через подоконник во двор. Если бы у полиции была сеть, или как они там ее называли, наблюдающая с верхних этажей дома соседа сзади, то они могли бы его увидеть: Но им пришлось бы внимательно следить, потому что ночь была черной и плотной, как бархат. .

  Он опустил окно, встал и прислушался; он не слышал ничего, кроме машин. После двух минут прослушивания он прошел вдоль живой изгороди до самого переулка сзади. Еще ничего не слышал. Он прошел по переулку, длинным путем, через улицу в конце квартала и в следующий переулок.

  «Может быть, они следят за ним, — подумал он, — но он действительно не знал, как это сделать». Он едва мог видеть себя в ночи. Он повернул на север, в сторону торгового района. Ему нужен был телефон и такси.

  Телефон и такси подошли достаточно легко, и Катар поразился собственной смелости, пока они ехали через город на север к торговому центру над Кливленд-авеню. — Вот, — сказал он, указывая. «Магазин для гольфа».

  — Хочешь, я подожду?

  "Нет. Друг заберет меня обратно», — сказал он.

  Он быстро пробежался по магазину гольфа, чтобы такси скрылось из виду, а затем сам вышел наружу. Он был в миле или двух от Барстада; он не знал точного расстояния, но это не имело значения. Он начал ходить.

  Что он будет делать, когда доберется туда?

  Точно он не знал. Любить ее? Получить веревку после этого? Сказать ей, что он потерял кольцо? Он чувствовал кольцо на мизинце на мизинце. Он мог бы снять ее, сказать ей, что потерял, осмотреться, а потом пойти в ванную и достать веревку. Даже заставить ее отвезти его домой. . .

  Он улыбнулся этой идее: для этого потребуется немного смелости. Пусть она высадит его на пороге. У полицейского снаружи будет сердечный приступ.

  Он шел, думая, что делать?

  Она предала его, это точно. Он переплел пальцы, согнул руки. Ладно, он немного рассердился. Она предала его, и у нее была эта шея. . . . У нее была такая шея, и она отвела его в полицию. . . . Немного зол. Она притворялась, что любит его, использовала его, а потом обратилась в полицию. . . .

  Что делать?

   26

  М АРСИ И МАРШАЛЛ ждали , когда Лукас пришел на следующее утро. — Тебе лучше перейти в регионы, — сказала Марси. — Звонил общественный защитник и сказал, что Рэнди успокоился, но он хочет видеть тебя, а не меня.

  — Он сказал, почему?

  «Рэнди сказал, что хочет разобраться с боссом, — сказала она.

  Лукас пожал плечами. «Так что давайте вместе соберём расклад и займёмся им».

  — Готово, — сказала Марси, поднимая конверт. — Там фотографии драгоценностей, которые вы вынесли из дома, и фотографии мертвой девушки, Сюзанны. Я договорился с судебным репортером — мы поделимся одним с офисом полиции. Там будет парень из отдела убийств Святого Павла.

  — И я иду, — сказал Маршалл.

  По пути в регионы Лукас позвонил Марку Уайту, полицейскому из разведки, присматривающему за Катаром. "Где он?"

  "В своем кабинете. Крейг Боуден проследил за ним в здание, и оттуда я уловил его. На самом деле я его еще не видел, но через полчаса он должен прийти на занятие.

  "Находиться рядом. Мы можем получить удостоверение личности, и если мы это сделаем, мы возьмем его.

  Когда он повесил трубку, Маршалл спросил: «Мы получим удостоверение личности? Или этот Рэнди слишком сумасшедший?

  «Рэнди сумасшедший, но не глупый. Если его голова работает, он сделает это, если сделка будет достаточно хорошей. Вот чем он занимается: заключает сделки».

  «Я всегда надеялся, что доживу до дня, но не думал, что доживу», — сказал Маршалл. Его голос скрипел, как ржавые ворота.

  РОБЛАНЗИНГ ждал в холле со своим портфелем, коренастой чернокожей женщиной с аппаратом для составления протоколов судебных заседаний и полицейским из отдела убийств Сент-Пола по имени Барнс. Лансинг вообще ничего не сказал, но указал на комнату Рэнди и толкнул дверь, сопровождаемый судебным репортером. Лукас плелся позади, а Маршалл и Барнс отставали на шаг.

  Голова Рэнди была поднята, и у него был некоторый румянец, но каждая минута тяжелых двадцати с лишним лет отпечаталась на его лбу и щеках. — На этот раз вы, ребята, действительно трахнули меня. Никакой вчерашней истерии.

  «Я чувствую себя очень плохо из-за этого», — сказал Лукас. — Ты знаешь, что ты мне не нравишься — и я знаю, что ты не любишь меня, — но я бы не пожелал тебе этого.

  — Да, да, — сказал Рэнди. Он посмотрел на судебного репортера и сказал: «Кто это?»

  «Это Люсиль. Она запишет то, что мы скажем, так что нет никаких сомнений в том, в чем заключается сделка», — сказал Лансинг. Репортер развернула свою машину и ждала.

  Рэнди посмотрел на Лукаса и Маршалла. «Является ли эта сделка прямой? Вы, ребята, позаботитесь о медицинском обслуживании и снимете все остальные обвинения?

  — В том-то и дело, — сказал Лукас, кивая.

  «Позвольте мне увидеть картину».

  «У меня есть шесть фотографий. Мы хотим посмотреть, сможете ли вы выбрать одного из них как парня, который продал вам драгоценности». Лукас вынул из кармана плотный конверт, встряхнул в руку две группы фотографий и оторвал скрепку от одной группы.