«Ах, чувак. . . Мать, я не хочу иметь с этим дело, но я должен сказать: я думаю, что ты… . . страдающий. Вы придумали это. Создал это. Человек на телевидении — не я; Я видел рисунки по телевизору. Ты действительно думаешь, что я смогу нарисовать эти штуки? Давай, Мать.

  Но это не сработало. Он мог видеть это. — Мне нужно что-нибудь попить — воды, — сказал он. «Не уходи».

  Он прошел мимо нее, прошел через гостиную на кухню, открыл шкаф, взял стакан, на мгновение дал стечь воде, пока расчеты пронеслись в его голове. Переполнив стакан, он выключил воду, сделал глоток, выдохнул, вылил остатки воды в канализацию.

  Ну, она знала. Он должен был действовать.

  Она все еще сидела в кресле- качалке , когда он вернулся в комнату; лицо актера все еще застыло на экране телевизора, наблюдая за ними. Хелен казалась в отчаянии, но без тени страха.

  — Лучше всего… — начала она.

  Она не закончила. Он поймал ее одной рукой за волосы и потянул прямо на ковер. Она взвизгнула и упала лицом вниз, а он рухнул на нее, прижав своим весом. Она отчаянно хмыкнула: «Джеймс», и повернула голову, ее глаза дико закатились, она посмотрела на него, не веря своим глазам, и он скользнул одной рукой вокруг ее лица и обхватил ее рот ладонью, а большим и указательным пальцами , зажала нос. Он был осторожен: он не ущипнул достаточно сильно, чтобы образовался синяк, только чтобы остановить поток воздуха. Она боролась, пыталась перевести дух — он чувствовал, как всасывает его ладонь, — но все закончилось достаточно быстро. Он держал ее, пока не понял, что она мертва, затем держал еще минуту.

  ЛЛ ПРАВО. ЭТО было сделано. Они были в четырех кварталах от Сент-Пэтс. Большую часть времени она шла пешком, так что перевезти ее машину не было проблемой. Она всегда приходила на работу первой, поэтому ее присутствие никого не удивляло.

  Ему придется изменить ее, найти что-то подходящее для работы. Он пошел в ее спальню, нашел вешалку с деловыми костюмами, все еще в чистых пластиковых пакетах, нашел тот, который, как он знал, ей нравился. Само изменение было неприятным: она была похожа на иссохшую птицу, без мускулов, почти без секса. Он поторопился, но убедился, что она опрятна, как и в жизни.

  Он выключил свет на крыльце, вышел на улицу, подождал немного в темноте, вглядываясь в полосу видимой улицы. Все это было достаточно знакомо, и он умел это делать. Убедившись, он быстро пересадил ее на заднее сиденье своей машины.

  Кошелек и ключи. Он получил их.

  Деньги. В ее кошельке было пятьдесят долларов; взял сорок, оставил десять. А деньги она хранила под чашкой в канистре с мукой на кухне. Он открыл канистру, поднял чашку и нашел триста пятьдесят долларов десятками. Деньги обрадовали его сердце, и он поспешил вверх по лестнице. Она собирала деньги разными способами — возможно, даже украла часть из музея, подумал он, — и припрятала их. Он не знал, где именно, но думал, что в спальне. . . .

  И это было в спальне, в шкафу, под ковром, в дыре в полу. Он бы никогда не нашел его, если бы не стоял на четвереньках, проверяя ее туфли. Угол ковра был приподнят ровно настолько, чтобы он протянул руку и потянул его. Часть его отошла слишком легко, и когда он посмотрел... . .

  Пачка наличных. Он вытащил ее, и сердце его подпрыгнуло, когда он увидел, что большинство купюр пятидесятые и сотни. Их должно быть тысячи. Он выкатился из чулана и стал считать, наклонив глаза к наличным, останавливаясь, чтобы смочить указательный палец языком, чтобы лучше считать. Он посчитал один раз, не поверил сумме и снова посчитал. Восемь тысяч долларов?

  Он закрыл глаза. Восемь тысяч. Все, что он хотел, все прямо здесь. . . .

  Вернитесь вниз по лестнице. Он нашел фонарик в ящике стола у раковины, выключил свет во всем доме и направился к выходу.

  Ночь была холодная и безлунная. Он проехал четыре квартала до музея и припарковался на улице. Сидел смотрел, пропуская мимо чужую машину. За несколько минут до девяти он вышел, обошел весь музей, потом попробовал ее ключ в боковой двери. Он легко проскользнул внутрь, и он оказался внутри.

  В обоих концах коридора горел свет безопасности, и в гробовой тишине он спустился в кабинет, вошел внутрь, осторожно прошел мимо стола секретарши в личное пространство своей матери. Ладно, подумал он. Это сработает.

  Он оставил дверь незапертой и пошел обратно к машине, огляделся, затем поднял ее и понес через лужайку под мышкой, как будто он втискивал ковер в здание. Внутри он посадил ее на стул.

  Взяв свою чашку, при свете вспышки спустилась по коридору в мужской туалет, наполнила ее водой, нашла рядом с микроволновкой в кабинете секретаря пачку растворимого кофе и размешала кофе в чашке. Когда все было готово, он усадил ее на стул, взял ее пальцы за ручку чашки и толкнул ее на пол.

  Она легко подошла, волоча за собой чашку.

  Он огляделся. Что еще?

  Ничего. Простое было лучше, а что-то сложное заняло бы больше времени. И это действительно выглядело хорошо, подумал он; она лежала на боку, как будто заснула. Не было никаких следов насилия, только уснувшая маленькая старушка. Путь, которым она хотела бы пойти. . . .

  Оглянувшись в последний раз, он вышел из здания, заперев за собой дверь. Выход к машине. Хорошая ночь, подумал он. Деньги в кармане.

  Полмиллиона в Fidelity?

  Очень жаль маму.

  Но она была старой.

   19

  ЛУКАС разговаривал с Роз-Мари Ру, когда ее секретарша высунула голову в дверь, посмотрела на Лукаса и сказала: «По телефону разговаривает истеричная женщина, ищет вас. Она говорит, что это чрезвычайная ситуация.

  — Включи его здесь, — сказала Роз-Мари. Секретарша попятилась из своего кабинета, и через несколько секунд телефон Роз Мари рыгнул. Она сняла трубку с крючка и передала через стол Лукасу.